не из богатых, хотя одевалась не у "Мигро", и мы с ней постепенно
подружились. Возможно, "подружились" - слишком сильно сказано, потому что
она была очень неразговорчива, держалась замкнуто, но иногда мы с ней гуляли
вместе и часто ходили в картинную галерею "Пти пале" - ее отец служил там
администратором, - и для меня был настоящий праздник бродить по этим светлым
и тихим залам и рассматривать выставленные там прекрасные картины, ведь в те
годы я не была избалована, у нас дома даже телевизора не было - отец все
экономил, чтобы платить по закладным, - да и в кино я бывала, только когда
нас водили всем классом Полин, знакомая с сокровищами галереи, рассказывала
мне о некоторых, про то, как Зевс явился к Данае в виде золотого дождя, да
про то, как Сусанну подстерегали сладострастные старцы, но больше всего меня
привлекали те картины, которые не нуждались в пояснениях, особенно пейзажи,
и особенно полотна импрессионистов - может быть, своими странными красками,
потому что от этих красок самое обыденное становилось каким-то праздничным,
- и я могла до самозабвения любоваться какой-нибудь рекой, лесом, небом,
мысленно уносилась в дальние дали, испытывала чувство покоя и умиротворения
- знаете, словно лежишь в высокой траве и ласковый ветерок тихо веет, а ты
всматриваешься в облачно-солнечные просторы неба.
придорожного кафе.
девяти, времени у нас достаточно.
голову, что тут замышляется нечто большее, нежели мирный завтрак. Вероятно,
того же мнения и те, что в "ситроене", паркующемся за бензоколонкой.
разговор, когда нам приносят кофе со сливками и рогалики.
последствий, - уточняет Розмари, помешивая кофе. - Иногда Полин давала мне с
собой какой-нибудь альбом своего отца, и дома, рассматривая его, я
постепенно узнавала историю каждого из этих художников, меня до слез
растрогала печальная судьба Ван Гога, и Гогена, и бедного Сислея, и я все
больше мечтала заняться делом, которому посвятил себя отец Полин, а так как
Полин мне говорила, что для этого надо знать историю искусства, я постепенно
свыклась с мыслью, что мой путь окончательно определился - я стану
искусствоведом. Только когда пришло время получать диплом об окончании
гимназии и я поделилась своей мечтой с отцом, он заявил, что это чистое
ребячество, что у него нет никаких средств содержать меня долгие годы, пока
я буду учиться в университете, что закладные душат его как никогда и
остается единственный выход - я должна поступить на курсы секретарш, по
возможности скорее окончить их, чтобы как-то оплатить эту крышу над моей
головой, под которой мне предстоит жить всю жизнь.
сливок в кофе и погружает в него кончик рогалика. Затем откусывает его и
отпивает кофе.
особенно если это мечта его юности, самая заветная. Я сказала отцу, что буду
самостоятельно добывать себе средства, буду учиться и работать одновременно,
а он мне в ответ: что ж, дело твое, иди учись, раз тебе так хочется, а тем
временем мы с матерью будем торговать цветами на улице, чтобы платить по
закладным. Он был уже в предпенсионном возрасте, и рассчитывать на его
повышение не имело смысла, дело и вправду могло дойти до торговли цветами,
и, представив себе, как они с матерью стоят, словно нищие, где-нибудь на
углу рю Монблан, я чуть с ума не сошла, мне пришлось отказаться от мысли об
университете и поступить на курсы машинописи и стенографии. Этим и кончилась
сказка.
искушает меня. Камни восхищали меня, когда я стала работать в фирме... Эти
кусочки затвердевшего света... самые чистые цвета и самые звучные... Но что
вам рассказывать о красоте, если вы к ней не имеете никакого отношения, если
для вас она не существует даже в денежном измерении? Тогда-то я узнала не
только как делаются камни, но и как делаются деньги. Бразильский бедняк
лишает земные недра тысячелетних кристаллов, а его грабит владелец шахты,
которого в свою очередь грабит скупщик, сам он становится жертвой фирмача,
фирмач не остается в долгу перед оптовиком, оптовик перед ювелиром, а
главный потерпевший этой цепной реакции, конечно, покупатель - он покрывает
все расходы.
сообразно своему положению, грабит как может, и в этом проявляется жизнь
общества, его дыхание, кровообращение, и я не могу понять, какой нам с вами
резон провозглашать себя единственно честными людьми в этом мире всеобщего
грабежа. Лично я на такую честь не претендую.
должны меня понять: когда мы приедем в Женеву, мне понадобится во что бы то
ни стало ускользнуть от этих, что позади нас, чтобы сделать одно важное
дело...
кажется, я нащупал путь к месту, где таятся брильянты.
надежда явно превозмогает недоверие.
скрыть от вас, я бы мог поехать в Женеву один.
как мне пройти по дворам.
иметь дело с порядочными женщинами едва ли способен.
другими.
мое любопытство, и к одиннадцати мы в Женеве. Розмари едет медленно, в
строгом соответствии с инструкцией, и дает полную возможность "ситроену"
следовать за нами. Когда мы сворачиваем на небольшую улицу, где находится
предприятие Грабера, "ситроен" останавливается в самом начале ее, чтобы не
уткнуться нам прямо в хвост. Когда мы с Розмари входим в парадную дверь, она
поднимается по лестнице наверх, а я незаметно пробираюсь к черному ходу и
через двор попадаю в соседний проулок.
может, опасаясь, что я ускользну от нее.
занять место водителя.
опередить меня.
Разве я могу так оставить Бруннера?
стороны люди Бэнтона.
мост Монблан и только после этого спрашивает: - Люди Бэнтона?
достоинством возражает Флора. - Мужчины и без того постоянно липнут ко мне.
видишь, что она мне нужна в качестве ширмы? А представилась возможность уйти
черным ходом - и я тут же ее оставил.
она, но повинуется.
час, потом сворачивает влево, и несколько минут спустя мы на шоссе, ведущем
Адамов Григорий
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Маркеев Олег
Доценко Виктор
Курылев Олег