ангар нас не пустят.
Брик. Я живу в Нью-Йорке тридцать лет. И я занимаюсь коммерцией. В том числе
и в порту. В том числе мне известно, где находится шестой причал. И в том
числе я знаю людей, которые там работают. Поехали, посмотрим, что там у вас
за памятник.
свойством проникать в запертые для других помещения. Он не пользовался
волшебными заклинаниями или отмычками, однако элемент волшебства в его
действиях все-таки присутствовал. Словно из-под земли, на пустынном ночном
причале возникали люди, позвякивающие ключами, шуршащие документами,
вынутыми из черных папок, Брик что-то подписывал, кому-то пожимал руки,
коротко смеялся и быстро говорил по-английски.
деревянного короба. - А открыть можно?
Израилевича и не ошибся. Через двадцать минут невесть откуда взявшиеся
рабочие сняли доски, и чугунный Ильич предстал перед Бриком, Толей и
ошеломленными работягами во всей своей красе.
у вас это за... за вот столько...
протянул Бояну свою визитку. - Если надумаете, позвоните мне по этому
телефону. Я же сказал, возможны варианты.
слегка обиженный смехотворной ценой, за которую хотел купить скульптуру
Брик, бегал по Нью-Йорку еще неделю. Он обошел все галереи, с владельцами
которых был хотя бы шапочно знаком, посетил несколько редакций
художественных журналов, обзвонил всех своих знакомых и знакомых знакомых,
имеющих пусть даже малейшее отношение к художественному бизнесу, - все было
напрасно. Тогда, прокляв все на свете и в первую очередь Нью-Йорк с его
стремительно меняющимися приоритетами, он позвонил Брику.
Израилевич.
сейчас понял, что условия хитрого еврея нужно принимать. Брик уже
продемонстрировал ему свои возможности. Вычислил его телефон, по-хозяйски
распоряжается в порту, перед ним распахивают ворота складов, открывают
неоплаченный груз... Конечно, Брик знает, что делает, и знает, что лучшую
цену, как он выражается, "этому" Толику в Нью-Йорке никто не даст.
долларов. Остальное, как объяснил Брик, он заплатит в порту за аренду
складских помещений.
звоните, всегда рад помочь.
памятником, покачал головой.
жить-то думаешь?
Очнулся он от приближающихся голосов. Беззвучно отворилась дверь, сверкнул
узкий лучик электрического света из коридора, щелкнул выключатель. Люстра,
висевшая под потолком в центре комнаты, вспыхнула, заставив Бояна
зажмуриться.
говорю - чтобы такого больше не было. Или мы работаем с тобой, или - все! Я
этого безобразия больше не потерплю! Третий раз уже тебя откачиваю. Как это
понимать? Ты мужчина или кто, в конце концов?! - Голос был тихий, но очень
властный, с легким восточным акцентом.
развалился Роман Кудрявцев - целый и невредимый, кажется даже, не очень
пьяный. Глаза его странно блестели, левый рукав рубашки был закатан, пиджак
он бросил на диван рядом с Толиком.
подтянутый человек с густыми, струящимися до самых плеч черными волосами, в
которых поблескивала благородная седина.
длинноволосого господина были плавными и законченными, как у хорошего
драматического актера.
устраиваете, будто я маленький...
тобой недетские. Сам должен понимать.
недавние события. Лицо валяющегося на асфальте хулигана, внезапно
покрывшееся красным, судорожные движения остальных, когда в них попадали
пули, беззвучно вылетавшие из длинных черных стволов.
отсюда, а то сейчас вонять будет. Роман, бери своего пацана. Прошу в
кабинет.
Роман провел Бояна в туалетную комнату, сунул головой в раковину, включил на
полную мощность холодную воду и подержал несколько минут под струей. Только
теперь Толик почувствовал, что окончательно протрезвел и пришел в себя. И
главное, его больше не тошнило, не было этих отвратительных, всегда таких
пугающих зеленых мушек в глазах.
березы, несколько старинных картин на обтянутых зеленым шелком стенах (Толик
слабо разбирался в классической живописи и не смог с первого взгляда
определить авторов), тяжелая небольшая люстра. Единственным диссонансом в
убранстве кабинета был хороший компьютер, стоявший на письменном столе.
хозяин, не глядя на Толика, но, очевидно, обращаясь к нему, поскольку, кроме
Бояна, Кудрявцева и этого самого Георгия Георгиевича, никого больше в
помещении не было.
свадьбе, и чудом провезенные в Москву и оформленные во время путча паспорта,
и мебель карельской березы, которую доставал кому-то Роман.
смотрел на своих гостей. - Это уже переходит всякие границы. По вашей
милости пришлось стрелять в людей. А ведь, между прочим, был выбор. Либо эти
деятели вас замочили бы, либо мои люди - их... Что же меня заставило сделать
этот выбор?
Так что попрошу без фамильярностей.
для тебя сделал. И для него, кстати. Хотя нехорошо, не люблю я напоминать о
добрых делах, но, видишь, приходится. Память у людей короткая. Что я могу с
этим поделать? А ничего не могу. Вот и приходится словесами воздух
сотрясать. Но, кажется, все равно впустую... Ты подумал над тем, что я
просил? - резко спросил он у Кудрявцева. - Или, пока водку жрал, некогда
было о делах размышлять?
себя, Рома, я тебя последний раз предупреждаю. Последний. Ты мое слово
знаешь.
тонкое. Можно, конечно, как вы любите...