испугалась? Дорогу я не там перебегаю, по сторонам не гляжу... Да если бы со
мной что-то случилось за эти восемь лет, ты бы небось и не узнала даже. Есть
я, нет меня - какая тебе разница? Я почти бомж. Наркоманка. Судомойка из
пельменной. Арбатский оборвыш. А ты, - она выразительно присвистнула и
закатила глаза к потолку лифта, - госпожа губернаторша... Я, между прочим,
за эти восемь лет дважды побывала в реанимации. Чуть концы не отдала.
Считай, погостила на том свете. Огляделась, местечко себе забронировала.
напротив, супруга заместителя министра, шестидесятилетняя дородная дама. Она
явно слышала последние несколько фраз, произнесенных в лифте. Она уставилась
на Нику и на Зинулю и на несколько секунд застыла, не давая им выйти.
поздравляю. А вы, оказывается, в Москве? И когда же вы успели прилететь?
Впрочем, да, ведь у Григория Петровича свой самолет. Вы знаете, это очень
кстати, завтра собрание членов домового совета, мы будем ставить вопрос о
работе сантехнических служб. А вы не больны, Вероника Сергеевна? Вы плохо
выглядите, - блестящие глазки жадно ощупывали Нику, халат, шлепанцы, бледное
зареванное лицо, рассыпанные по плечам непричесанные волосы. Ника поймала
этот взгляд и подумала, что еще никогда, ни разу в жизни она в таком виде не
появлялась за порогом своей квартиры. Глазки сверкнули на Зинулю, впились в
ее рваные кроссовки.
отступила на шаг, покачала взбитой, как безе, пергидрольной прической.
ответили.
сейчас уедет. Это последний лифт на сегодня. Другого не будет! Какой вам
этаж?
нажала кнопку первого этажа.
хулиганкой с первого класса, так и осталась.
улыбки, произнесла Зинуля, - как была ледышкой с первого класса, так и
осталась.
испортила. - Она поставила пакеты на кухонный стол и стала извлекать
продукты:
малосольной семгой, янтарной севрюгой, пакетики с орехами кешью, коробку
апельсинового сока, булочки, сливочное масло, огромную плитку белого
пористого шоколада, пачку молотого кофе "Чибо-эксклюзив", пачку сахара, да
не простого, коричневого. Потом из широкого кармана своей строй-отрядовской
драной ветровки достала аудиокассету. Альбом "Битлз" "Не1р!".
песня "Yesterday". Как же без нее?
небольшой праздник. Сегодня я угощаю. Все-таки восемь лет не виделись.
Вообще-то я тебе ужасно рада, Елагина, хотя ты бесчувственная, равнодушная
ледышка. Вот и бедной женщине испортила весь кайф.
оборванка, вот тогда твоя вежливая соседка поимела бы истинный кайф.
Представляешь, ка-ак она потом всем бы об этом рассказывала! - Зинуля
извлекла со дна пакета пачку пельменей, погремела ими, понюхала, водрузила в
самый центр стола и отошла на шаг, любуясь натюрмортом.
застыла, губернаторша? Достань хотя бы тарелки. Слушай, раз уж у нас с тобой
поминальный завтрак, может, ты расскажешь наконец, с чего это вдруг, с
какого бодуна, ты, такая тонкая, такая нежная, вышла замуж за это животное,
за Гришаню?
Ника. - Ну да, не гений, но вполне нормальный человек. Не всем же быть
гениями.
он и дергается всю жизнь, пытается добыть огонь трением, как первобытный
дикарь. А искорка никак не высекается, камни-то мертвые, холодные.
цитируешь кого-то? - усмехнулась Ника.
стиле старичка Дали. Слушай, может, ты сейчас, наконец, по прошествии долгих
трудных лет разлуки, расскажешь мне, что у вас с Никитой случилось? Ведь
жить друга без друга не могли.
так вышло, и все.
черновики твоего отца. А потом ты обнаружила, что в Никитиных стихах сквозят
измененные строчки из черновиков Сергея Елагина. Из неопубликованного.
- когда ты показала Никите машинописные странички, на которых его новые
стихи были пересыпаны ворованными строчками из черновиков твоего отца, он
стал слишком сильно нервничать, открывал ящики своего стола, вываливал к
твоим ногам содержимое, и там оказалась зеленая общая тетрадь. Та самая,
которая пропала из твоей квартиры и которую ты долго не могла найти.
прекрати, мне больно.
решающей ссоры, о которой Ника категорически не хотела вспоминать.
дверью, - продолжала Зинуля, словно не слыша Нику и пытаясь аккуратно
нарезать мягкий сыр. - Может, мы его ложкой есть будем? Не режется, зараза,
только по ножу размазывается. Так вот, на самом деле этих стихов Никита не
писал. То есть писал, но не эти. Черновики твоего отца по строчкам не
раздергивал, и сам удивился несказанно, когда зеленая тетрадочка оказалась
на дне его ящика. Знаешь, что произошло на самом деле? Неужели до сих пор не
знаешь?
уже не важно, что произошло на самом деле.
Молчишь? Ну, слушай. Два дурака занялись составлением поэтического коктейля.
Это выглядело как игра. Ты спросишь, откуда я знаю? Все очень просто. Этими
двумя дураками были мы с Гришкой. То есть дурой была я, как выяснилось. А
про твоего драгоценного супруга этого не скажешь. Он действовал вполне
разумно и сознательно. Сначала мы поспорили. Я уверяла, что настоящего поэта
можно запросто узнать по нескольким строчкам, а он говорил: ерунда, никто не
знает, что такое настоящая поэзия. Любой грамотный человек может,
поднатужившись, придумать десяток неплохих строчек. Только я не знала, что
строчки, которые, поднатужившись, выдавал Гришаня, принадлежат твоему отцу.
Он ведь наизусть шпарил, паршивец. Я думала, это он сам сочинил. А я ему
отвечала Никитиными стихами, которые тоже знаю наизусть. Сама-то ведь
никогда этим делом не баловалась, а потому уважала чужое поэтическое
творчество искренне, от всей души. Особенно творчество Никиты Ракитина. Ну и
память у меня отличная. А вот Гришаня твой стишками-то баловался в юные
годы, еще как. Он ведь и в Литинститут пытался поступить, в том же году, что
Никита. Только не приняли. Творческий конкурс не прошел. Мог, конечно, и по
блату, была у него такая возможность. Однако счел, что это ниже его
достоинства. "Как много нам открытий чудных готовит просвещенья век", -
пропела Зинуля и отправила в рот липкий ломтик камамбера.
пожалуйста, зачем ты мне все это сейчас рассказала?
завтрак. Кого мы с тобой поминаем? Никиту Ракитина. А история вашей грубой
ссоры всплыла совсем недавно, когда мы с Никиткой случайно встретились в
моей пельменной. Я ведь так и не знала, какая между вами кошка пробежала. Вы
оба не желали об этом говорить. А я девушка любопытная до колик в животе.
Он, кстати, так и не простил тебя за то, что ты сразу поверила, будто он
может быть вором. Раз поверила, значит, не любила никогда. Он, если ты
помнишь, даже не счел нужным оправдываться. Только одно непонятно, кто же
перепечатал потом этот забавный поэтический компот, поставил Никитину
фамилию сверху, на каждой страничке, подсунул рукопись тебе, а ему, Никите,
аккуратненько подложил в ящик письменного стола черновики твоего отца?
Ника.
нас двоих, никто не мог. Я не делала, это точно. А что касается Гришки... ты
ведь своего мужа лучше знаешь. Или нет? А в общем, столько лет прошло, можно
и забыть. Он ведь любил тебя жутко. Я Гришку имею в виду. И за мной стал
прихлестывать исключительно ради тебя, знаешь, как в том анекдоте, чтобы в
разговор встрять. Мне, между прочим, было это немножко обидно. Ну так, чисто
по-женски.