Он устал чувствовать благодарность, да и слишком уж много хлопот доставляли
доктор и его девочка в последнее время. Он провоцировал Ревенко, чтобы тот
начал юлить, он хотел увидеть страх и панику в этих холодных, насмешливых
голубых глазах. Но доктор повел себя совсем иначе. На все обвинения он лишь
равнодушно пожал плечами и сказал:
спишь ты плохо, глаза красные. Съездил бы ты лучше на какой-нибудь
европейский курорт, в Грецию или в Испанию, привел бы свое здоровье в
порядок. Дела никуда не убегут, тебе сейчас о здоровье думать надо.
сверкал глазами Ахмеджанов. - Если я сейчас выведу твою девочку, ты все мне
скажешь!
Константинов. Ну встретила Маша на рынке свою преподавательницу, потом
подошли ее муж и сын. Мы поздоровались и разошлись. Откуда мне знать, что
это - Константинов какой-то, от которого у тебя руки дрожат и глаза пылают.
подчеркивая свою неосведомленность. Он видел, это срабатывает, Ахмеджанов
знал, что полковник бывшей балерине вовсе не муж, именно на таких деталях
легко попасться.
они с этим в санаторий.
лазерных методиках, я давал почитать Зинаиде Сергеевне, терапевту из
"Солнечного берега". Тебе, может, и содержание статьи пересказать?
в них ни капли страха. Чувствовались усталость и спокойная насмешка. Ревенко
говорил так, как не сумеет говорить человек в наручниках, которого в любой
момент могут убить. "Ну, ничего, сейчас ты у меня по-другому заговоришь!" -
подумал Ахмеджанов и произнес спокойно:
будет. Максуд! - тихо позвал он.
"слонопотама", как прозвал он про себя одного из личных телохранителей
Ахмеджанова, но ни разу не слышал его голоса. Он даже как-то спросил у
фельдшера, не отрезан ли у этого двухметрового, стокилограммового детины
язык. Нофельдшер уверил, что язык у него на месте.
кромешной темноты Машеньку в наручниках. На очень бледном лице глаза
казались бархатно-черными, огромными. Она растерянно огляделась, щурясь от
яркого света. И тут Вадим заметил в огромной волосатой лапе Максуда тонкую
финку. Моментальным движением слонопотам схватил Машу за волосы, развернул к
доктору лицом и приставил к ее горлу блестящее лезвие. Глаза Маши
расширились, она напряглась как струна, чуть закинув голову назад. Лезвие
почти впивалось в тонкую смуглую кожу, в быстро пульсирующую голубую
жилку...
железные руки.
дрогнет. Он нервный, в русской тюрьме сидел.
мужчины. А теперь ты ведешь себя, как шакал. Зачем ты мучаешь девочку? Чтобы
сделать мне больно? Я скажу тебе что угодно, лишь бы ты ее отпустил. Но это
уже будет ложью, так как правду я тебе сказал. Всю правду. Зачем тебе ложь?
раз назовешь меня шакалом, я убью тебя. Но сначала я убью ее-у тебя на
глазах. Я хочу тебе показать, чего ты сейчас стоишь. Думаешь, ты такой
смелый и сильный? Нет, ты слабый, доктор, подумай, какой ты сейчас слабый.
вцепившейся в волосы, Машу почему-то затошнило. Закружилась голова.
"Грохнуться бы сейчас в обморок, как тогда, с Ивановым... На какое-то время
все чувства исчезнут, словно все опять происходит не со мной, а с бедной
несчастной девочкой. А я просто наблюдаю со стороны. Да, хорошо бы сейчас
потерять сознание... Вот, значит, кто меня убьет, - она осторожно скосила
глаза на бритоголового громилу. - Господи, от моей смерти воняет чем-то
кисло-соленым, грязными носками, козлиным потом. Бедный Вадим, у него в лице
ни кровинки, у него глаза застыли. Я никогда не видела у него таких глаз.
Бедные мои родители, хорошо, что они никогда не узнают, как именно я умерла.
Это вонючее чудовище перережет мне горло, кровь хлынет, я не смогу
дышать..."
хватка, сдерживавшая Вадима. Его держал второй телохранитель Ахмеджанова,
длинный, тощий, как скелет, с вечно спутанной бородой, в которой белели
хлебные крошки. Вадим редко видел этого человека, даже не знал, как его
зовут.
телохранителя, Вадим бросился к Маше.
поставишь кого-нибудь у двери, - распорядился Ахмеджанов. - Если над горами
появится хотя бы тень вертолета, если хоть один спецназовец войдет в это
село или в любое другое поблизости, я вас расстреляю, - бросил он доктору и
Маше по-русски, не глядя на них.
упасть, она встала на колени, наклонилась лицом к траве, и ее вырвало.
Огромных сил стоило сорвать руками в наручниках чистый лист лопуха и
вытереть рот. После этого возникло ощущение какой-то звенящей пустоты и
легкости. Ноги не слушались, словно чужие.
фальцет, даже с привизгом.
покачнулась. Вадим попытался ее поддержать, но слонопотам молча отстранил
его, поднял Машу и легко, как тряпичную куклу, перекинул через плечо.
Сквозь высокое окно под потолком пробивался густой розоватый свет заходящего
солнца. В широком четырехугольном луче весело крутились и поблескивали
пылинки.
***
приоткрыла дверь. -Здравствуйте!
походная шахматная доска. Когда они одновременно поднялись навстречу Тамаре
Ефимовне, фигуры попадали на пол.
потом снова? А можно, я останусь? Я буду тихо сидеть.
этот шах с трех ходов.
номер. Но он привык слушаться и только робко предложил напоследок:
записку.
часами у ворот санатория остановилась черная "Тойота". Номер я не
разглядела, не обратила внимания. Не видела четко я и пассажирку на переднем
сиденье, но сейчас, из-за записки, вспомнила: там находилась молоденькая
девушка с темными волосами. Худенькая. Не скажу, что та самая, но не
исключено. Человек, выскочивший из "Тойоты", седой, высокий, красивый, лет
сорока-сорока пяти. Он очень спешил, вбежал в проходную санатория. Потом
меня отвлекли покупатели, а когда они отошли, "Тойота" уже уехала. Не стало
и еще одной машины - зеленой "Нивы". А перед этим она стояла у ворот около
получаса, в ней сидели, не выходя, пятеро мужчин. Еще слышался долгий
громкий сигнал, но какая именно машина сигналила, я не видела. Записка
выпала из сумки у дамы, покупавшей у меня орехи, написал ее вахтер, а
информацию просил передать для вас тот самый седой человек. Уф-ф, - Тамара
Ефимовна перевела дух, - надеюсь, я ничего не забыла.
руку.
лестнице, а полковник подошел к столику дежурной по этажу, поднял телефонную
трубку и, набрав несколько цифр, произнес:
Вадим Николаевич и Кузьмина Мария Львовна. Нет. Ждать я не могу. Свяжусь с
вами через десять минут.
Кузьмина билетов не покупали и никуда не улетели. А еще через пятнадцать
минут джип с опергруппой мчался к дачному поселку.
доктора перевернуто вверх дном. Одного взгляда хватило, чтобы понять: здесь
был не просто обыск, а зверский шмон.
просматривать коробки видеокассет, сваленных в кучу на полу в гостиной.
Кассету с надписью "Э. Рязанов. "Жестокий романс" он нашел сразу и, прежде
чем вставить ее в видеомагнитофон, попросил опергруппу выйти куда-нибудь, в
Максимов Альберт
Конюшевский Владислав
Маккарти Кормак
Херберт Фрэнк
Перумов Ник
Громыко Ольга