изумруды. Топазы я прикажу огранить кабошоном.
- Что такое кабошон, бабушка?
- При такой огранке кристалл принимает форму гладкой полусферы, без граней,
вроде половинки бильярдного шара. Прозрачные камни не принято так
обрабатывать, но я хочу, чтобы топазы были похожи на капли росы. Лепестки
закрепят подвижно, на тонких стерженьках-пружинках, как в большом
бриллиантовом букете ее величества императрицы.
- Бабушка, а алмаз "Павел" не потеряет свою волшебную силу, если его
огранят и вставят в брошку? - спросил мальчик таинственным шепотом. - Ты же
раньше говорила, что волшебные камни нельзя гранить.
- Разве? Ах, ну да, конечно, однако жаль, что такая красота лежит в
шкатулке.
- Ты приколешь эту брошь к платью и пойдешь на бал?
- Нет, мой ангел. Я слишком стара для такой броши.
- Ты подаришь ее маман?
- Нет. Твоя маман слишком легкомысленна.
- Я понял, бабушка, ты хочешь подарить ее кузине Анете.
- Нет. Я не хочу дарить кузине алмаз "Павел", - графиня поджала губы, как
обиженный ребенок, - почему я должна непременно дарить кому-то? Пройдет
много лет, настанет новый век, двадцатый век, Мишель. Меня уже не будет на
свете, ты станешь взрослым мужчиной. Ты женишься.
- На Долли Заславской? Никогда! Она пищит, как мышь, и чуть что, бежит
жаловаться княгине, а княгиня шипит, как угли в камине, если брызнешь
водой. Я никогда не женюсь, бабушка.
- Кроме Долли, есть много других девиц, какая-нибудь тебе приглянется. Я
думаю, ты женишься как раз в первый год двадцатого века. Раньше не надо. В
двадцать пять лет в самый раз, уж поверь мне, мой ангел. Не слишком рано,
но и не поздно. А теперь слушай меня внимательно, слушай и запоминай,- она
приблизила к правнуку свое сморщенное, сильно набеленное лицо и прошептала:
- Это будет счастливый, разумный век. Люди научатся наконец сначала думать
и лишь потом что-то делать, а не наоборот, как это происходит сейчас.
Бессовестные устыдятся, безжалостные пожалеют ближнего, рука убийцы
окаменеет, из уст лгуна вместо, слов будет раздаваться собачий лай.
- Ой, бабушка, значит, наш буфетчик Федор будет только лаять и ничего не
сумеет сказать? Он ведь все время врет, что варенье заплесневело, что сыр
высох, а холодная телятина заветрилась.
- Мишель, при чем здесь буфетчик? - поморщилась старуха, и с лица ее на
бархатную обивку кресла полетела пыль пересохших свинцовых белил. -
Буфетчик здесь совершенно ни при чем. Я говорю о двадцатом веке, о том
чудесном, разумном ХХ веке, в котором тебе, мой ангел, предстоит жить. Ты
станешь взрослым мужчиной, в твоем благородном сердце вспыхнет любовь, и я
надеюсь, что предмет обожания окажется достойным твоего титула и твоего
положения в обществе. Ты женишься
- Бабушка, что такое предмет оборжания? - испуганно прошептал Мишель.
- Будь любезен, не перебивай меня. После венчания ты приколешь на платье
своей молодой красавицы жены брошь-орхидею. Платиновые тонкие лепестки с
топазовыми каплями росы, листья из удлиненных изумрудов, а в центре будет
сиять алмаз "Павел". И красавица жена тебя никогда не разлюбит. Вы будете
жить долго и счастливо в разумном, милосерд ном, прогрессивном двадцатом
веке.
Лиза приняла душ, закуталась в теплый гостиничный халат и наконец
согрелась. Она включила приемник, нашла спокойную классическую музыку,
расчесала волосы и не сразу услышала стук в дверь.
Стучали тихо и настойчиво, потом раздался знакомый голос:
- Елизавета Павловна, простите, откройте, пожалуйста, на минутку.
- В чем дело? - громко спросила Лиза.
- Откройте, я не могу кричать, - ответил из-за двери Красавченко.
- Извините, Анатолий Григорьевич, но я уже сплю.
- Я всего на одну минуту, это очень важно. Мне надо кое-что вам передать, а
завтра рано утром я улетаю,
"Да что я, в самом деле, боюсь его?" - раздраженно подумала Лиза.
- Хорошо, Анатолий Григорьевич, подождите, я сейчас открою. Она надела
джинсы и футболку, прошла босиком по ковру и распахнула дверь.
- Еще раз извините, - Красавченко шагнул в номер, - я возвращался к лифту,
заметил на полу вот это, - он протянул ей твердый белый прямоугольник, - я
подумал, может, вы обронили, когда бежали к телефону? Может, это вам нужно?
В маленьком коридоре было темно. Лиза поднесла картонку к глазам. Это была
визитная карточка антикварной лавки, возможно той, в которой она вчера
покупала мужу музыкальную шкатулку.
- Нет, это мне совершенно не нужно. Не стоило беспокоиться. Спасибо и
спокойной ночи, Анатолий Григорьевич.
- Но карточку вы обронили? Или кто-то другой?
- Какая разница? Это всего лишь визитка магазина.
- Между прочим, отличная антикварная лавка, - Красавченко взял карточку у
нее из рук, - я ведь тоже ходил вчера по торговому центру. У этого
антиквара чудный выбор ювелирных украшений. Вас интересуют драгоценности,
Лиза?
- Не очень.
- А мне почему-то показалось, что интересуют. У вас красивые сережки. Я
давно обратил внимание. Аметист, если не ошибаюсь?
- Бразильский топаз.
- Да что вы! Разрешите-ка взглянуть. - Красавченко стал теснить ее в
комнату, где свет был ярче, бесцеремонно прикоснулся к ее уху. -
Действительно, голубой бразильский топаз. Очень редкий и ценный камень.
Огранка "маркиз". Золото семьсот пятидесятой пробы, удивительно тонкая
работа. Антиквариат. Модерн начала века. Жаль, у меня нет лупы. Вы купили
их или они достались вам по наследству?
- Анатолий Григорьевич, извините, но мне, честное слово, совсем не хочется
обсуждать с вами мои серьги. Шли бы вы к себе в номер.
Однако он уходить не собирался, аккуратно прикрыл дверь. Щелкнул английский
замок.
- У меня в номере пусто и скучно, - лицо его растянулось в комически
жалобной гримасе. Это выглядело так фальшиво, Что Лизу затошнило.
- Я вас не приглашала в гости. Я очень устала, хочу спать, - она протянула
руку, чтобы открыть дверь, но он поймал ее кисть.
- А, вот кольца я раньше не замечал. Это ведь комплект? Голубой топаз - ваш
камень? Он соответствует вашему знаку Зодиака? Неужели вы Скорпион? Или
ваша прабабушка была Скорпионом? Вы так любите этот комплект, что даже на
ночь не снимаете?
- Обычно снимаю, просто сейчас забыла, от усталости. Простите, Анатолий
Григорьевич, я действительно очень устала и хочу спать. Не могли бы вы уйти
к себе? - Лиза резко выдернула руку, отступила к окну. Красавченко
плюхнулся в кресло, вальяжно закинул ногу на ногу.
- Елизавета Павловна, ну вы же взрослая, сдержанная, хорошо воспитанная
дама. Что с вами? Откуда такой тон? Разве я вас чем-то обидел? Давайте
спокойно посидим, минут пятнадцать, не больше, выпьем что-нибудь, и я сразу
уйду. Честное слово.
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс
Шилова Юлия