Чтение 45–й страницы книги ~Дорога скорби~

получить чек.

-- А что насчет вашего кабинета?

-- Кабинет? О, там все в порядке, -- беззаботно ответила она. -- Все
заперто. Все так, как я оставила.

-- А шкаф? -- настаивал Йоркшир.

-- Закрыт. -- Она считала, что он слишком переживает. Я заботился
только о том, чтобы не выказать облегчения.

-- Что вы собираетесь с ним делать? -- спросила она, указав на меня.
-- Вы же не можете держать его здесь? Телевизионщики внизу знают о том, что
он здесь. Они хотят взять у него интервью. Что им сказать?

Йоркшир ответил с черным юмором:

-- Скажите им, что он связан обстоятельствами.

Она не удивилась.

-- Я скажу им, что он ушел черным ходом. Я тоже ухожу. Буду в поне-
дельник, в восемь утра. -- Она спокойно посмотрела на меня и сказала Йор-
кширу: -- Отпустите его. Какой вред он может принести? Он жалок.

-- Жалок? -- нерешительно сказал Йоркшир. -- Почему жалок?

Она ответила уже на полпути к двери и обронила бесценный перл:

-- Так пишут в "Памп".

Никто из этих двоих, думал я, слушая их, еще не был преступником. По-
ка. Хотя Йоркшир был уже почти на грани преступления.

Он все еще держал в руке тяжелый гаечный ключ, постукивая им по ладо-
ни, как будто это помогало ему думать.

-- Пожалуйста, развяжите меня, -- сказал я наконец, сочтя, что моя
роковая болтливость прошла. Я больше не собирался трепать языком от волне-
ния, а просто хотел выговорить себе пропуск на выход.

Сам по себе Тилпит мог бы сделать это. Он явно не привык -- и был
взволнован таким проявлением насилия. Вся его власть основывалась на имени
деда. Сам он был тряпкой. Вот только в британской прессе хватало хороших
редакторов, и Джордж Годбар, редактор "Памп", не собирался рисковать своей
шкурой, чтобы спасти мою. Принципы слишком часто становятся непозволитель-
ной роскошью, и я не был уверен, что на месте Джорджа Годбара, или хотя бы
на месте Кевина Миллса, или Индии я поступил бы иначе.

-- Подождем, -- сказал Йоркшир.

Он открыл ящик стола и вытащил банку корнишонов, выглядевшую совер-
шенно неуместно. На время отложив гаечный ключ, он открыл крышку, поставил
банку на стол, вытащил зеленый огурчик и откусил крупными белыми зубами.

-- Хочешь? -- предложил он Тилпиту. Третий барон сморщил нос.

Йоркшир, пожав плечами, беспрепятственно дожевал огурец и снова потя-
нулся за гаечным ключом.

-- Меня хватятся, -- мягко сказал я, -- если вы продержите меня здесь
слишком долго.

-- Отпустите его, -- с нетерпением сказал Тилпит. -- Он прав, мы не
можем держать его здесь бесконечно.

-- Подождем, -- веско сказал Йоркшир, выуживая еще один корнишон, и
под аккомпанемент шумного чавканья мы ждали. До меня доносился запах уксу-
са. Наконец дверь позади меня открылась, и Йоркшир с Тилпитом вздохнули с
облегчением.

Но мне легче не стало. Новоприбывший обошел кресло и встал передо
мной. Это был Эллис Квинт.

Эллис в рубашке с открытым воротом. Эллис, красивый и мужественный,
пышущий обаянием шоумена. Эллис, всенародный любимец, несправедливо обол-
ганный. После скачек в Эскоте я не видел его, но его обаяние ничуть не по-
меркло.

-- Что делал здесь Холли? -- встревоженно спросил он. -- Что он уз-
нал?

-- Он шлялся вокруг, -- сказал Йоркшир, указывая на меня корнишоном.
-- Я приказал привести его сюда. Он ничего не мог узнать.

-- Холли сказал, что пришел просить меня прекратить кампанию в
"Памп", направленную против него, -- заявил Тилпит.

-- Он не мог так поступить, -- сказал Эллис.

-- Почему же? -- спросил Йоркшир. -- Посмотрите на него. Он просто
тряпка. Ничтожество.

-- Ничтожество?

Несмотря на свое рискованное положение, я невольно улыбнулся --
столько скептицизма было в его голосе. Я даже усмехнулся ему, прикрыв гла-
за, и увидел такую же усмешку на его лице -- в ней было все: тайное знание,
опыт прожитых вместе холодных осенних дней, легкомысленное отношение к
опасности, разочарованиям и травмам, неописуемое торжество. Мы обнимали
друг друга, встав на стременах, в восторге победы после скачки. Мы доверяли
друг другу, были связаны и соединены.

Кем бы мы ни были сейчас, некогда мы были ближе, чем братья. Прошлое
-- наше прошлое -- не изменилось. Яркие общие воспоминания невозможно сте-
реть. Усмешки умерли. Эллис сказал:

-- Это ничтожество проникло к вам, обошло на последних шагах и унич-
тожит нас всех, если мы пренебрежем предосторожностями. Это ничтожество бы-
ло лучшим жокеем пять или шесть лет подряд и могло бы оставаться таким и
дальше, и будет глупо забыть об этом. -- Он наклонился ко мне: -- Ты все
тот же старина Сид, да? Хитрый. Без нервов. Победитель любой ценой.

Сказать тут было нечего. Йоркшир надкусил корнишон.

-- И что же нам с ним делать?

-- Для начала -- выяснить, зачем он здесь.

-- Он пришел просить, чтобы "Памп" прекратила... -- сказал Тилпит.

-- Чепуха, -- прервал его Эллис. -- Он врет.

-- Откуда вы знаете? -- возразил Тилпит.

-- Я знаю его, -- веско произнес Эллис, и это была правда.

-- Тогда зачем? -- спросил Йоркшир.

-- Ты не привлечешь меня к суду, Сид, -- сказал мне Эллис. -- Ни в
понедельник, ни потом. Никогда. Ты не сможешь опровергнуть мое шропширское
алиби, а мой адвокат говорит, что без этого у обвинения нет шансов. Они
прекратят дело. Понятно? Я знаю, что ты понимаешь это. Ты уничтожишь свою
собственную репутацию, не мою. Больше того, мой отец собирается тебя убить.

Йоркшир и Тилпит выказали соответственно удовольствие и потрясение.

-- Не дожидаясь понедельника? -- спросил я. Эти дерзкие слова были
тяжелы, как свинец. Эллис обошел кресло и распахнул на мне спецовку и кур-
тку справа. Он расстегнул верхние пуговицы моей рубашки и сильно надавил
пальцами на плечо.

-- Гордон говорит, что сломал тебе ключицу, -- сказал он.

-- Как видишь, нет.

Эллис видел остатки синяков и нащупал бугорки мозолей на местах ста-
рых переломов, но ему было ясно, что его отец ошибся.

-- Мой отец тебя убьет, -- повторил он. -- Тебя это не волнует?

Еще один вопрос, на который нет ответа. Мне показалось, что жестокая
часть Эллиса вдруг взяла верх, друг исчез, и осталась только испуганная
знаменитость, которая могла потерять все. Он резко запахнул мою одежду и
обошел кресло, остановившись слева.

-- Ты не победишь меня, -- сказал он. -- Ты стоил мне полмиллиона. Ты
стоил мне адвокатов. Ты стоил мне сна.

Он мог твердить, что мне его не победить, но мы оба знали, что я смо-
гу, если постараюсь, потому что он был виновен.

-- Ты за это заплатишь, -- сказал он. Эллис взял меня за твердое
предплечье и поднял мою руку, пока локоть не согнулся под нужным углом. Ту-
гая веревка, охватывающая мне грудь и плечи, не давала помешать ему. Сколь-
ко бы ни оставалось силы в моей левой руке (на самом деле немало), она была
бесполезна из-за веревки.

Эллис задрал коричневый рукав спецовки и синий -- куртки. Затем он
разорвал манжет рубашки, задрал и этот рукав и посмотрел на пластиковую ко-
жу.

-- Я кое-что знаю об этой руке, -- сказал он. -- Я прочел брошюру.
Эта кожа -- вроде оболочки, и ее можно снять.

Он ощупал мою руку до локтя и нашел край оболочки. Он стащил ее до
кисти и сосредоточенно снял палец за пальцем, открыв механизм.

Искусно выделанная оболочка придавала руке видимость настоящей -- с
суставами, венами и ногтями. Под ней находились рычаги, пружины и провода.
Обнаженное предплечье было розовым, твердым и сверкающим. Эллис улыбнулся.

Он взялся своей сильной правой рукой за мою электрическую левую, со
знанием дела повернул, потянул и снял ее.

-- Ну как? -- сказал он и заглянул мне в глаза, как будто любуясь.

-- Сволочь.

Он улыбнулся. Разжал пальцы и уронил протез на ковер.

ГЛАВА 13

Тилпит выглядел так, словно его вот-вот вырвет, а Йоркшир смеялся.

-- Это не смешно! -- резко бросил ему Эллис. -- Все пошло наперекосяк
именно из-за него, не забывайте. Сид Холли собирается уничтожить вас, и ес-
ли вы думаете, что ему все равно, что я сделал, -- тут он наступил на упав-
ший протез и сдвинул его на пару дюймов, -- если вы думаете, что в этом
есть что-то смешное, то я вам скажу, что для него это почти невыносимо...
Но не совсем невыносимо, а, Сид? -- Он повернулся ко мне, продолжая обра-
щаться к Йоркширу: -- Никто еще не придумал то, что на самом деле невыноси-
мо для тебя, правда, Сид?

Я не ответил.

-- Но он всего лишь... -- возразил Йоркшир.

-- Не говорите всего лишь, -- твердо и громко прервал его Эллис. --
Вы еще не поняли? Что, по-вашему, он здесь делал? Что он знает? Он не ска-
жет вам. Знаете, какое у него прозвище? Карбид Вольфрама. Это самый твердый
сплав, он тверже стали. Я его знаю. Я его почти люблю. Вы не представляете
себе, с кем имеете дело. И мы должны решить, как с ним поступить. Сколько