Чтение 45–й страницы книги ~След лисицы~

- Вы еще трус и предатель.

- Верно! - запальчиво воскликнул Полуянов. - Но все-таки я еще и
человек! Сажайте! Именно за предательство! Васька на моей черной совести,
- он вдруг скривился, и глаза наполнились слезами. - И ничего не вернешь
назад, это тот случай.

Виталий посмотрел на него с интересом. Нет, парень не притворялся.

- Я был сегодня у Веры Григорьевны, - тихо сказал Полуянов. - Я ей
все рассказал. Поверьте мне, это было нелегко.

- Неужели она вас...

- Она меня прогнала. Она так плакала, что... Я, конечно, подлец и
циник. Но я не выдержал. Даю слово. Горе есть горе. И мать есть мать. Вам
моя мысль понятна?

- Насчет горя - да. А вот насчет того, чтобы сажать вас...

- Пожалуйста! Поясняю. Вы говорите "предатель". Нечетко. Есть статья,
соучастник в... - голос его дрогнул, - в убийстве. Раньше я не знал, что
такое совесть. Не знал! А теперь... Васька перед глазами стоит, как живой.
Смеется, ругается. Я на лунатика сейчас похож. Я... я, если хотите, себя
не узнаю. Ни в бога, ни в черта не верю! А в совесть поверил. Есть! Я
думал сам себя... Утром сегодня залез на подоконник, окно открыл. Шестой
этаж. Внизу люди, машинки бегут. Глаза зажмурил, шагнул на край, считаю до
пяти... Не смог! Инстинкт проклятый! А раз так - сажайте. Я себя там
изведу... Я не хочу жить, понятно вам?..

Полуянов говорил захлебываясь, с надрывом, вытирая рукой слезы. И
чувствовалось, как переполняет, душит его незнакомое, страшное чувство -
совесть.

И Виталий поверил. Не мог не поверить. И со свойственной ему
горячностью откликнулся на этот взрыв человеческих чувств.

- Да бросьте вы, Полуянов! Жить все равно придется. И вину свою
искупить тоже придется.

- Жить должен тот, - убежденно, как нечто вдруг твердо решенное,
сказал Полуянов, - кто может свою вину искупить. Хоть чем-нибудь. А мне
искупать нечем. Просто нечем. Васи нет и не будет. Вам эта мысль понятна?
Не будет его, никогда не будет.

Виталий уже забыл о своей еще недавней ненависти к этому парню. Он
так ясно вдруг представил себе, как Олег стоит на подоконнике и считает
про себя, и на секунду даже пережил этот ужас, который не позволил тому
сделать шаг вперед. Виталий искал и не находил слов, которые надо сейчас,
немедленно сказать, чтобы Полуянов перестал бессмысленно терзать себя.

В этот момент в комнату вошел Откаленко. Вернее, он зашел чуть
раньше, но Виталий только что заметил его.

Игорь с непроницаемым, как у Цветкова, лицом постоял минуту у двери,
потом не спеша, деловито подошел к столу и сел напротив Полуянова. Он,
видимо, уловил характер происходящего разговора и смятение, в котором
находился сейчас его друг.

- Вот что, Олег, - сухо сказал он, однако называя Полуянова по имени
и тем давая почувствовать ту крупицу доверия, которую в этот момент питал
к нему. - Вот что. Надо нам помочь. Сможешь?

Полуянов горько махнул рукой.

- Я, знаете ли, даже себе помочь не смог. Духу не хватило. Так что
чего уж там...

- Ты эти нервы свои оставь, - резко ответил Откаленко. - Захочешь,
так сможешь. И Васю раньше времени не хорони. Жив он пока. И врачи
обещают: будет жить. Вот он его спас, - и Откаленко кивнул на Виталия.

Полуянов ошалевшими глазами посмотрел на Игоря.

- Жив, говорите?..

- Именно.

- Тогда... тогда я что хотите сделаю! Тогда я...

- Ну, то-то. А теперь вспомни, - Игорь говорил напористо и веско. -
Позавчера в ресторане ты передал одному человеку записку. Так?

- Ну, передал...

- Неужели ты в нее не заглянул?

Полуянов слабо усмехнулся.

- Такое не в моих привычках... бывших.

- Значит, заглянул. Что там было?

- Всего два слова: "Встретимся у слона". Разве тут чего поймешь?

- Что сказал тот человек, когда прочел?

- Сказал, что будет ждать там перед обедом.

Но тут вдруг вмешался Виталий.

- А не помнишь, - быстро спросил он, - как "слон" было написано, с
большой буквы?

- Помню, - ответил Полуянов. - С большой. Как имя.

Откаленко решительно хлопнул ладонью по столу, точно так, как это
делал Цветков, заканчивая разговор.

- Пока все. Ступай, Олег, домой и...

- Не пойду, - упрямо помотал головой тот. - Арестовывайте.

- Ты нам не диктуй, кого когда арестовывать, понятно? - прикрикнул на
него Откаленко и многозначительно добавил: - Может статься, ты нам еще
пригодишься. И глядишь, кого-то - кого-то! - от большой беды спасешь. Для
такого дела стоит себя поберечь, понятно? И нервы свои тоже. Так что
давай, давай ступай. И чтоб спать сегодня. Такой тебе приказ.

Безапелляционный, уверенный тон Откаленко, без тени сочувствия и
утешения, внезапно подействовал на Полуянова. Он пожал плечами, встал и,
неловко простившись, направился к двери.

Вслед за ним поспешно вышел и Откаленко: его вызвал по телефону
Цветков.

Оставшись один, Виталий нерешительно посмотрел на телефон, потом все
же снял трубку и набрал номер.

Откликнулся строгий женский голос, и Виталий сказал:

- Будьте добры, можно Светлану Борисовну?

- Она еще в командировке, товарищ, - ответил голос, неожиданно
смягчаясь. - Но вечером приезжает. Так что завтра уже будет на работе. А
кто ее спрашивает?

- Мне, видите ли, по делу ее надо, - озабоченно произнес Виталий. -
Спасибо, я тогда позвоню завтра.

И поспешно повесил трубку. Казалось, он уже привык свободно
разговаривать с самыми разными людьми на любую интересующую его тему. А
вот как на личную, так на тебе, дурацкое какое-то стеснение нападает.

Виталий встал из-за стола, убрал в сейф бумаги и, проверив в кармане
пистолет, собрался было уходить, когда вернулся Откаленко.

Вид у Игоря был озабоченный и хмурый. Словно продолжая размышлять
вслух, он досадливо сказал:

- Ко всем нашим хлопотам недоставало еще только Слона. Тут что-то
надо придумать, старик. Ты не находишь? Какой-то фокус. Я так полагаю.

И фокус был придуман. Правда, не ими.

Павел Иванович отличался манерами величественными и неторопливыми и
умел весьма ловко подавлять в себе всякую суетливость. Но на этот раз,
сидя напротив мнимого Антонова в маленькой полутемной комнате с
заколоченным снаружи окном, он все же не сумел удержаться и невольно
забарабанил пухлыми пальцами по столу, а потом намертво сцепил их между
собой. Он не верил своим ушам!

- А вы, мой друг, не ошибаетесь? - недоверчиво спросил он. - Такие
вещи надо доказывать.

Сердюк - это был, конечно, он - достал из кармана кошелек и двумя
пальцами вытянул оттуда небольшой бумажный квадратик.

- Вот, пожалуйста. Это его бирочка. С печатью и инвентарным номерком,
как положено.

В свете тусклой, без абажура лампочки, спускавшейся с потолка, Павел
Иванович, сдвинув на лоб очки, внимательно разглядел бумажный квадратик,
потом пожал плечами:

- Бирка почему-то отдельно от него, - он указал рукой на старенький,
из потемневшей кожи портсигар, лежавший на столе, и добавил с прежним
недоверием: - И вообще, знаете, великий писатель, деньги, надо полагать,
были. А такой дешевкой пользоваться... Странновато. Не находите?

- Не нахожу, - резко ответил Сердюк. - Итак, не хотите связываться?
Пожалуйста! - Он бережно взял со стола портсигар, вложил в него бумажный
квадратик с печатью и завернул в газету. - Подожду. Зато...

Павел Иванович снисходительно улыбнулся.

- Друг мой! Так же дела не делают.

- Я знаю, какие дела как делать, будьте спокойны, - многозначительно
ответил Сердюк, засовывая сверток в карман. - Обойдусь без посредника,
если так.

Павел Иванович невозмутимо пожал громадными плечами.

- Я только хочу сказать, что надо убедиться... гм... в подлинности,
что ли. Откуда он у вас, если не секрет?

- От вас у меня нет секретов, - засмеялся Сердюк. - Он из музея.

- Понятно. Но какого именно?

- А черт его знает! Вам не все равно?

- Когда платишь такую сумму, риск должен быть минимальным. А я и так
рискую. Покупателем должен быть иностранец, как вы понимаете.

- Это ваша забота.

- Так, так... Значит, из музея, - Павел Иванович задумчиво
побарабанил пальцами по столу. - Что ж, давайте-ка мне его до завтра. Я
проверю.

Сердюк насмешливо покачал головой.

- Э, нет. Желаете - проверяйте так. А штучку эту я из рук выпущу
только в обмен на деньги.

Они еще некоторое время препирались, уговаривая друг друга и делая
вид, что сделка не особенно их интересует.