Чтение 45–й страницы книги ~Скрут~

опустилась жесткая ладонь:

- Молодец.

Он подняла голову; Большая Фа смотрела без насмешки:

- Не струсила. Побелела только, а так - ничего...

Ничего страшного в этом нет. Закон таков... Я вот пятерых родила, да ни
один до своих детей не дожил. Может, хоть Раварина парня судьба сбережет...

Все дети так родятся; девочка вспомнила кровавое поле из своих кошмаров.
Горы мертвых, изувеченных мужчин; каждого из них рожала женщина. Рожала вот
так, как Равара; если бы они только знали...

Она всхлипнула. Рука Большой Фа ласково, ободряюще потрепала ее по
загривку.

* * *

По вечерам Игару казалось, что его ноги сносились, истерлись до самых
колен. Его дорога в который раз началась сначала; он шел, будто муравей по
яблоку - такой бесконечной казалась провинция Ррок. Такой безнадежно
бесконечной; ленты рек, лоскутное одеяло полей, теперь еще предгорья, зеленые
вершины, поросшие лесом, как медведь - шерстью. Острые камни- враги
прохудившимся башмакам; местные жители носят башмаки за спиной на палке,
берегут драгоценную обувь и смело ступают по камням босыми мозолистыми
ножищами, которые жестче этого самого камня...

И каждый встречный путник знает, в какой стороне Пещера. Знает- но вовсе
не обязательно скажет, а, скорее всего, насупится, подозрительно сверкнет
глазами, плюнет под ноги и молча продолжит свой путь...

В предгорном городе Важнице живут лучшие в провинции резчики по камню. Лес
и камень - вот чем здесь промышляют, и от нелегкой жизни лица здешних жителей
кажутся деревянными, а души - каменными...

А туда, где Пещера, никто не ходит. Только вот у Игара нет другого выхода.
Дабат.

Пещера оказалась на самом деле переплетением многих пещер - вода,
струившаяся здесь веками, промыла в теле горы обширные, неправильной формы
пустоты; на единственной дороге, соединяющей Пещеру с остальным миром, денно и
нощно дежурил сторожевой пост. Жалованье солдатам шло из общинной казны-
поселок Утка тяготился страшным соседством. Поселок не в состоянии был ни
Пещеру убрать куда подальше, ни самому убраться подобру-поздорову - а потому
просто платил солдатам. Дорого платил, чтоб ни крыса не могла проскользнуть
мимо поста, разве что в специальной закрытой и осмоленной повозке,
сопровождаемая на почтительном расстоянии судьей и врачом из города Дневера,
славящегося ремеслами...

Вот уже несколько часов Игар лежал, не смея поднять головы.

Часовые не дремали; минутное ротозейство на этом рубеже могло обойтись
слишком дорого. Известно ведь, что узники Пещеры спят и видят, как бы побольше
здоровых, вольных людей утянуть за собой в свою смрадную могилу. Известно, что
и среди этих самых здоровых находятся порой безумцы, желающие проникнуть в стан
болезни и разыскать среди обреченных отца или сестру, жену или сына...

Игар шел в Пещеру за женщиной по имени Тиар. Косая старуха, жившая в
крайнем от дороги доме, хранила множество тайн. Она одна осмеливалась
приближаться к осмоленной карете, в очередной раз везущей жертву болезни к
месту заточения и неминуемой смерти; она одна не боялась заразы и потому
хранила не только имена узников, но и некоторые мелкие памятные вещи, которые
можно просунуть в неширокую щель.

Старуха взяла с Игара три золотых монеты и сообщила, что кольцо с зеленым
камушком когда-то принадлежало женщине по имени Тиар- так во всяком случае это
имя расслышала старуха. Женщина выбросила кольцо, чтобы оно послужило знаком
разыскивающим ее родичам; Игару безделушка не сказала ничего. Он определил
лишь, что у носившей его женщины были тонкие пальцы.

Теперь он лежал в кустах, не осмеливаясь пошевелиться; в кольцо с зеленым
камушком продета была бечевка, и Игар постоянно чувствовал, как она натирает
шею.

Стражей было три; сейчас один из них озирал окрестности с каменного
гребня, служившего как бы границей между миром живых и миром Пещеры. Стражник
стоял, картинно облокотившись на копье, и на фоне закатного неба казался
статуей из позеленевшей меди; другой складывал небольшой походный костерок, а
третий, что-то меланхолически жуя, внимательно разглядывал тот самый кустарник,
в котором как раз и притаился Игар.

- Ночка зябкая будет, - сообщил тот, что возился с костром. Стоящий на
гребне ничего не ответил; жующий нехотя оторвал взгляд от Игарова убежища:

- Ну.

За все время, проведенное Игаром в укрытии, он ничего, кроме "ну",
выговорить не сподобился.

- А Федула родила, - снова сообщил костровой. Стоящий на гребне медленно
повернул голову:

- От тебя?

- А кто его знает, - костровой, кажется, обрадовался, что с ним поддержали
разговор. - Кто их, этих баб...

Жующий смачно сплюнул:

- Н-ну...

Снова зависла тишина; Игар чувствовал, как муравей, забравшийся в штанину,
ползет вверх по ноге, как острый камень впивается в живот и как тарабанит,
желая выбраться из груди, его собственное сердце; больше всего неудобств
доставляли комары, надсадно звенящие, жрущие, жрущие, жрущие...

Пещера была идеальной тюрьмой. Все попытки пробраться в нее в обход дороги
потерпели неудачу; идти же мимо трех недремлющих сторожей представлялось и
вовсе безумием. Особенно человеку, за чью голову дают неслыханную сумму в
двести золотых монет...

Стоящий на гребне переменил позу. Шумно вздохнул, поковырял в носу.

- Что-то они сегодня... Тихо. И дымков не видать почти... - он кивнул в
сторону невидимой Игару Пещеры. Тот, что возился с костром, радостно затряс
головой:

- Хоть бы передохли все скорее... Я б их, право слово, хоть из жалости
поубивал бы- чем так вот, заживо гнить...

- И чем нам тут торчать, - мрачно добавил стоящий на гребне. Жующий
меланхолически пожал плечами:

- Ну.

Он снова окинул кустарник внимательным взглядом; вжавшийся в землю Игар
увидел, как он поднимается, сплевывает наконец свою жвачку, кладет меч рядом с
лежащим тут же арбалетом, потягивается и идет прямо к Игарову убежищу.

Он еле выдержал. Едва не вскочил, чтобы сломя голову кинуться куда глаза
глядят; выдержка сослужила ему хорошую службу, потому что стражник, не доходя
до него каких-нибудь несколько шагов, остановился, распустил пояс и уселся по
большой нужде.

Хорошо уселся. Основательно.

Игар затаил дыхание. Рука его судорожно нащупала тот самый острый камень,
который причинил ему столько страданий.

Неизвестно, отличался ли стражник острым слухом - зато Игар умел при
случае двигаться бесшумно. Это было, пожалуй, единственное умение, за которое
Отец-Разбиватель заслуженно его хвалил.

Удар дался нелегко - однако получился даже удачнее, чем можно было
рассчитывать; стражник рухнул без единого звука. Игар надеялся, что он не
причинил бедняге серьезного увечья. Это было бы негуманно и неосмотрительно -
ему ведь еще назад идти...

На открытое место он вышел не таясь. Стоящий на гребне любовался закатом и
одновременно наблюдал за поселением изгнанников; костровой любовно подсовывал в
огонь сухие, мелко наломанные ветки. Отблеск пламени лежал на его лице,
придавая этой заурядной харе едва ли не царственное благородство.

- Комаров кормил? Задница чешется небось? Это был мягкий дружеский юмор; в
глаза костровому дохнуло дымом, сквозь зубы ругнувшись, он принялся тереть их
кулаками.

- Н-ну... - хрипло бросил Игар.

- Не, - сообщил наблюдатель с гребня. - Не передохли еще... Вон, дымок
вижу... Э-э-эй!!

Игар уже бежал.

- Это... Это что?! Стой! Стой, зараза, убью!

Дорога за поребриком резко уходила вниз; Игар спрыгнул и присел за камнем,
давая возможность арбалетной стреле бессильно просвистеть над головой. Вниз, в
царство смерти, стражи не пойдут, не решатся...

- Сто-ой!

Еще одна стрела клюнула камень. Игар прыгнул, перекатился, укрылся за
большим расколотым валуном, выждал, пока две стрелы почти одновременно свистнут
рядом с его лицом- и перекатился снова, достиг глубокой каменной расселины,
соскочил в темноту, больно сбив колено. Наверху кричали и бранились - но Игар
знал, что стражники ему больше не страшны.

Вернее, теперь ему страшны не стражники.

Земля здесь походила на плохо выпеченный хлеб, ноздреватый и серый; где-то
внизу тихонько журчала вода. Игар пробирался почти в полной темноте, обходя
светлые валуны и черные пятна дыр, ведущих в подземелье. Время от времени к
запаху сырости примешивался кислый запах дыма. Пещера жила.

Колечко с зеленым камнем, продетое в бечевку на его шее, покачивалось в
такт шагам; о чем думают эти несчастные, когда черная карета грохочет по камням
их последней дороги? Сколько они живут здесь, прежде чем гниль, неспешно
пожирающая их тело, добирается до сердца и мозга?..

Он остановился. Ветер принес новый запах - тошнотворный запах падали; Игар
почувствовал, как слабеют ноги. Странно, но мысль о том, что он может остаться
тут навсегда, явилась к нему только сейчас. Впервые- но зато как явственно и
властно!..

Впереди, в каменной впадине, почудилось движение. Шорох: как будто куча
тряпья ожила и пытается подняться на ноги. Игар изо всех сил стиснул зубы -
бесформенная груда, еле различимая в темноте, спешила убраться с его дороги.
Она очень торопилась, она издавала множество еле слышных странных звуков -
сопение, сиплое дыхание, влажные шлепки...

Потом снова сделалось тихо. Над Пещерой низко склонилась уходящая звезда