Могилы от вас не останется, но хоть день и обстоятельства знать будут.
Самойлова Варвара Диомидовна. Напишите, если вправду такое намерение
имеете.
сын умер собачьей смертью за хамскую власть. Лучше бы действительно на
Галицийском фронте. Вернулся Новиков:
Держится он неплохо.
занялся трубкой. Теперь он проверил качество набивки и приготовился ее
раскурить, одновременно насвистывая популярную в конце шестидесятых
мелодию песенки "Здравствуй и прощай".
один известный генерал. Вы, если б пришлось, мне, скорее всего, не налили?
щеку тиком, судорожно вздохнул и залпом выпил. Новиков поднял указательный
палец. - А знаете, полковник, мне вот что в голову пришло. Если мы
прапорщика все же стрелять не станем? - Чего ради? Жалко стало или как? -
Или как. Вы ему тут мозги прилично заморочили. Не на всю катушку, но
достаточно. А чем другие хуже? Неплохо бы и их поразвлечь. У меня такое
предложение - давайте его отпустим. Пусть идет к своим и все расскажет.
Что было и не было - на сколько фантазии хватит. А они голову поломают -
что это за белобандиты такие, чего им нужно и в чем их настоящий интерес?
отпустим. Нас и след простынет, пока он отсюда выйдет.
одним красным на свете, меньше... Как комаров в лесу. Только интереса в
вашем предложении не слишком много. Мы ведь не узнаем, как там у него с
начальством выйдет. Соответственно - нет никакой разницы, уйдет он живой
или его здесь прикопают.
словах есть. Тогда еще предложение. Давайте проиграем самый первый
вариант. Мы ему, значит, поверили, якобы завербовали. Даем задание -
вернуться на Лубянку, доложить. Что именно - на его усмотрение. Как можно
ближе к тому, что они от этой акции ожидали. А завтра в условленном месте
он сообщит нашему связному, как все получилось и что думает делать дальше.
Устраивает вас, юноша, такой выход?
основательно, и нервы на кулак намотали. Разве что выпитые без закуски
триста грамм уберегли его от слишком глубокого стресса.
вам помочь, ко взаимной пользе.
успехом вы могли бы сейчас выкрикнуть нам проклятие и добавить что-нибудь
этакое, р-революционное. Но раз вы искренне с нами, у вас есть возможность
слегка подправить свою карму. Поручик!
он вам расскажет, кто тут у них такой спец по белым офицерам. Потом
найдете стукача, вместе с Вадимом допросите. И только если абсолютно
убедитесь, что тот человек - агент Чека, дадите прапорщику нож или
пистолет, на выбор, и пусть он его... - Шульгин сделал рукой характерный
жест.
Петрович человек опытный. Я у вас заранее прощения прошу, поскольку задачу
вам ставлю не слишком приятную, но тут уж ничего не поделаешь. Вы себе
сами такую роль придумали. Если все удачно пройдет, завтра в восемь вечера
кто-то из нас будет прогуливаться по перрону Николаевского вокзала.
Приходите лично вы и один. Желаю всего наилучшего и не смею более
задерживать. Берегите себя...
Глава 20
посторонился, и они вошли в обложенный кирпичом потайной ход. Стены его
облицовывались явно в спокойное, неторопливое время, кладка была четкая, с
едва заметными швами. Плавно закругляясь, коридор закончился еще одной
дубовой дверью, а за ней в душном туманном мареве плескалась и хлюпала
теплая, вонючая подземная река. Протекала она сквозь проложенный,
наверное, еще в XVIII веке тоннель диаметром около трех метров. Дышать там
можно было, но с тем же удовольствием, что в месяц не мытом вокзальном
клозете. По счастью, вдоль подземной реки тянулся приподнятый деревянный
настил, по которому можно было идти, почти не пачкая сапог. Новиков
вспомнил тоннели другой канализации, в которых он сам, конечно, не был, но
видел и представлял по фильмам и книгам о Варшавском восстании. В них люди
жили и воевали неделями. Вообразить это было трудно. Луч фонаря
расплывался в струях зловонных испарений, сверху гулко капало, стены
покрывала отвратительная фосфоресцирующая слизь. То и дело на пути
попадались высокие кучи ила, под которыми не известно что таилось.
Возможно, что и трупы, если вспомнить Гиляровского.
горящей резины стрела указала на ржавую железную дверь по ту сторону
потока.
Солянке.
не лучшие представители общества, но все же не воры и грабители, а люди
трудовых профессий - портные, перешивающие краденые вещи, сапожники,
слесари, исполняющие не только воровской инструмент, но и всякие мелкие
заказы для окрестных обывателей, бедные извозчики, пильщики дров, сторожа
и подсобные рабочие, не удостоенные чести считаться истинным
пролетариатом.
опасаясь привлечь к себе ненужного внимания.
свежего, чуть ли не курортного воздуха.
деревянный дом располагался неподалеку от того места, где находился
снесенный вместе с прилегающими кварталами при подготовке к Олимпиаде
стадион "Буревестник". Тишина и покой здесь царили, более свойственные
какому-нибудь уездному Осташкову. И вполне можно было забыть о революции,
гражданской войне и прочих сиюминутных проблемах.
стоял совсем маленький, в два окна флигилек, отведенный для жительства
Новикову с Шульгиным. Корнет, чтобы не стеснять их, поселился вместе с
родственницами.
пятидесяти, в меру полноватой и по старомосковскому радушной, а кроме того
- с кузиной, Анной Ефремовной, двадцатилетней девушкой с правильным,
холодноватым лицом скорее скандинавского, чем среднерусского типа.
Пожалуй, ее можно было назвать и красивой, не будь она так демонстративно
неприязненна к гостям.
Москве деликатесов, на фоне которых приготовленные хозяйкой из темной муки
пироги с капустой выглядели трогательно жалкими, говорили сравнительно
мало и на темы нейтральные. Женщины из естественной в красной столице
осторожности, а Андрей с Сашкой просто оттого, что не совсем представляли,
какой стиль общения будет в данной ситуации наиболее естественным. Корнет
о своем нынешнем положении ничего конкретного родственницам не сказал, и
они, не видевшие племянника и брата больше двух лет, в основном
радовались, что их Сережа жив-здоров, расспрашивали, что ему известно о
судьбах родителей, многочисленных дядьев, теток, сестер и братьев всех
степеней, разбросанных, как можно было догадаться, от Пскова до Ростова и
от Риги до Иркутска.
произвести впечатление на Анну Ефремовну, используя приемы студенческой
поры. Девушку же очевидно раздражала его большевистская экипировка. Однако
после осторожно выпитых двух рюмочек ликера она раскраснелась, впервые за
вечер чуть ли не через силу улыбнулась, а потом спросила Ястребова, каким
образом он, столбовой дворянин и паж, оказался в столь странной компании?
нагрудного кармана гимнастерки и показал ей на ладони тускло блеснувший
серебром "Орден тернового венца".
Добровольческой армии было известно, а если и нет, то Георгиевская лента
не оставляла сомнений. Аня порывисто обняла брата, поцеловала его в щеку и
тут же начала внешне спокойным голосом высказывать все, что накипело у нее
на сердце за три минувших года. Слова этой девушки вполне могли бы
соперничать со строками из дневников Зинаиды Гиппиус или воспоминаний
Бунина "Окаянные дни" степенью своей ненависти к коммунистической власти и
не по возрасту здравыми политическими оценками.
но и невозможностью откровенно излить собственные чувства. Тут же ее лицо
стало юным и беззащитным. В присутствии настоящих мужчин ей больше не
Корнев Павел
Андреев Николай
Влодавец Леонид
Буркатовский Сергей
Афанасьев Роман
Зыков Виталий