состоянии, мне не нравится это... слушай, я сейчас приеду, выходи на угол,
к "подаркам", суп уже сварился, я оденусь и буду там через полчаса...
умойся, приди в себя, не пей больше и выходи... я еду... я еду...
ехать. На кой хер тебе вечно пьяный, растерявший удачу, истеричный и
нудный не то актер, не по поэт, не то художник - и, в общем, никто, на
кой? Подожди, я договорю, все-таки. Я договорю, выслушай меня, девочка,
пока у тебя есть время, по телефону говорить лучше, мы не отвлекаем друг
друга руками, телами, глазами, языками, мы не прижимаемся, не влипаем, не
вколачиваемся друг в друга, не рассматриваем кожу, волосы, ногти, не
вдыхаем запахи, не едим и не пьем вместе, выслушай меня, любимая.
ночью, например, когда я не сплю, сижу на кухне, я очень быстро замечаю,
что меня как бы нет, не существует Михаила Шорникова,
пятидесятидвухлетнего artist широкого профиля, крепкого еще, несмотря ни
на что, мужчины, прилично выглядящего для своих лет, уже пережившего зенит
профессионального успеха, но еще не совсем вышедшего в тираж, известного
пьяницы и женолюба - все это есть, а меня нет. Я внимательно вслушиваюсь в
то, что происходит внутри сидящего за кухонным столом человека, и ничего
не слышу. Я вижу старую, запущенную кухню, углы и закоулки которой
скрываются в щадящей темноте, вижу ярко освещенную висящей над столом
лампой пеструю клеенку, руки немолодого мужчины с некрасивыми, кургузыми
ногтями, с волосатыми фалангами пальцев, с крупными сплетениями выпуклых
сосудов на кистях, руки двигаются, гасят в пепельнице сигарету, берут
стакан и бутылку, наливают красновато-коричневую жидкость из пузатой
бутылки в стакан до половины, я вижу все это, но никак не могу понять, где
же тут я.
зеркало. Там я вижу не совсем знакомое лицо, в общем все прилично,
глубоких морщин и складок пока нет, щеки под скулами слегка впали, но не
слишком, синяки под глазами вполне терпимы, могло быть и хуже, ситуация с
волосами давно перестала огорчать, тем более, что по общему мнению их
нехватка пошла мне только на пользу, ну, конечно, морда за последние годы
почему-то удлинилась, это есть, и брови стали расти кустами,
по-стариковски, но все это можно пережить, привыкнуть. Я придвигаюсь,
насколько возможно, к зеркалу над раковиной, вглядываюсь в глаза, но
ничего в них не вижу, кроме обычного, постоянного выражения - тоска,
уныние, не то собачья, не то национальная скорбь, вельтшмерц не по
возрасту, вот и все. Где в них, в этих еврейских, с опущенными наружными
уголками глазах я, я, Мишка Шорников, моя жизнь, любови мои, где в них эти
мои мысли и сомнения в собственном существовании? Нету. Ничего нет, только
светло-каряя радужка да немного покрасневшие от бессонницы белки.
почти незаметный живот, измявшиеся за день клетчатые трусы фасона, который
у нас презрительно назывался "семейные", а в мире-то уважается больше
плавок и именуется boxers, тонкие - но тоже изменившиеся, как ни странно,
с годами, ставшие чуть тяжелее, что ли, прочнее - ноги, жилистые ступни в
старых кожаных шлепанцах. Вероятно, это и есть я, эту кожу гладят, целуют,
эти плечи, эти все же заметные наплывы на боках, над резинкой трусов, все
это обнимают, этому шепчут "любимый, замечательный" - странно, тело больше
всего убеждает меня в том, что я существую, хотя ведь не атлет, не танцор,
никогда не был накачан и горд своим мясом, но, почему-то, именно
рассматриванье этого безголового существа немного успокаивает.
глазами, я прихожу к выводу: а меня и действительно нет! Уж если всю ночь
проведя в поисках, я так ничего и не обнаружил, не смог вступить в контакт
с упомянутым господином Шорниковым Михаилом Яновичем, то, видно, это и
невозможно, не существует такого.
наконец, я осознаю, что же, кто же есть, если нет настоящего меня. Вот,
слушай: есть некто, кого ты любишь, обнимаешь, облизываешь сверху донизу,
кто делает тебя счастливой на несколько секунд - вот это только и есть.
Еще есть некто, беседующий с приятелями, вызывающий симпатию или
недоброжелательство, зависть или сочувствие, шатающийся по театральным
коридорам, студийным павильонам, галереям, журналам, издательствам, кого
помнят и ревнуют прежние бабы, из-за кого тихо мучается Женя, чье имя
знают сотни три любителей и поклонниц - некое не то существо, не то
условный знак, некто Шорников. Черный ящик, устройство, которое неизвестно
никому, в том числе и мне, а известны более или менее, как и положено
черному ящику, сигналы на его входе и выходе. Ты, наверное, не понимаешь
этой технической метафоры.
что такое вредные привычки, и не сердись.
стану бомжом, денег у меня все меньше, не на что будет и комнату снять,
того и гляди. Слава моя не вернется, я чувствую, так, буду еще какое-то
время барахтаться в тусовке, пока вовсе не сопьюсь и не перестанут давать
бродяге и тот заработок, который сейчас есть. Я же говорил тебе с самого
начала, что пропаду, что знаю это твердо, что мне на роду написано
пропасть, сгинуть у помойки. Я же выродок, понимаешь, в самом строгом
смысле этого слова: выродившийся, выпавший из рода, из семьи. В моей
законопослушной, тихой семье, где даже гуманитариев-то до меня не было,
одни инженеры да инженер-полковники, где никто не то что не разводился, но
и не погуливал даже - я получился такой, какой получился, представляешь?
Ну, и как же может закончить свою жизнь выродок? Конечно же, опустившись,
спившись, в нищете, в бродяжничестве, в традиционнейшем "на дне".
последняя. Теперь, когда я узнал, как это бывает. С тобой. Ты первая и
последняя, слышишь. Я хочу жить с тобой, да негде, вот. Скоро они выгонят
меня из этой проклятой квартиры. Женя уедет в Питер, еще куда-нибудь, не
знаю. Но я точно не буду здесь жить, это я знаю. Если бы мне было где
жить, я бы точно. Я бы увел тебя из твоих хором, из твоей этой чудесной
жизни, точно. И ты бы не жалела, правда? Ты же меня любишь. Я бы тогда еще
жил бы, все наладилось бы, я не пропал бы, да. И тебе было бы хорошо, ты
бы увидела. Я очень люблю тебя. Я бы зарабатывал, мы бы жили неплохо. Я
всегда умел зарабатывать. И я бы не пил, мы бы не пили с тобой, правда.
Пили бы только понемножку, вечером, вдвоем. Было бы счастье. Я тебя люблю.
Я уже почти заснул, знаешь, я уже.
Проснись!!.
я люблю тебя.
после сигнала. У вас в распоряжении одна минута. Спасибо. This is the
number of
минут, меня согнал гаишник... куда ты делся... я буду звонить еще...
ту-ту-ту-ту-ту...
пообещали устроить большие неприятности нам всем. У них, кажется, есть
человек в охране твоего мужа. Мы договорились. Я оставил им квартиру. Я
найду тебя сам. Не волнуйся.
Филармония нашла мне жилье, я получу двухкомнатную в конце Литейного. Не
ищи меня, не звони, дай мне опомниться. Не волнуйся, я проживу.
Ту-ту-ту...
записи... пожалуйста... дайте ему прослушать эту запись... пусть он
позвонит... пожалуйста... если речь идет о деньгах, скажите ему... пусть
он позвонит, мы все решим... и потом... он сможет договориться с вами,
пожалу...
Березин Федор
Афанасьев Роман
Лондон Джек
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Березин Федор