Чемдаловым в одной опергруппе, а теперь вот безвылазно торчащий в тайге,
при гнусе. - Зимой здесь иней на деревьях - во! И тепло, якуты это место
знают - зверье сюда приходит греться... Они стояли у вертолета и смотрели
на скальное безумие, начинающееся на той стороне. Ты туда ходил? - спросил
Чемдалов. Ходил, а как же, - удивился Шура Кондратьев, - только там далеко
не уйдешь: вертолетами надо будет людей забрасывать. Чемдалов кивнул.
Инженерное управление уже подготовило проект "плацдарма", требовалось
одно: дотянуть сюда рельсы.
"вставить фитиль" при Ю-Вэ приобрела иное содержание. Транквилиум теперь
рассматривался как глубокий и вместительный бункер, имея который было не
страшно ввязываться в ядерную войну...
сухариках, Чемдалов подумал еще, что все планы придется, очевидно,
свернуть в трубочку и засунуть поглубже, потому что счет пошел на месяцы и
дни, и нечего уже забивать себе голову всяческими тайными операциями, на
которые потеряно столько сил и бесценного времени, а надо четко и
всесторонне готовиться к открытой интервенции. Тем более что Транквилиум -
не Афганистан, оружие туда поставлять никто не сможет, так что
преимущество будет подавляющим... да и народ не тот. Ему представилось
вдруг, как разгружаются эшелоны, как по немыслимым мостам и туннелям танки
и бронемашины сходят с гор и окружают район прохода железным кольцом, как
вертолеты высаживают десанты, как внутри кольца возникают города, вначале
палаточно-барачные, а потом... Он отогнал видение и сам над собой
посмеялся: пацан, пионерская зорька сыграла. Это будет в сто раз страшнее
Афганистана, подумал он, и все равно мы победим, потому что за нами,
позади нас - будут самые лучшие в мире заградотряды с "першингами" и MX...
потому что Величко - не знал. А если и узнают, то не смогут помешать.
Едят, пьют. Ходят...
бесконечная пьеса, и все давно забыли, что это пьеса - и пытаются жить
всерьез. И даже умирать - всерьез.
перебежал... туда. В Мерриленд, в Палладию - неважно. Скорее, в Палладию.
Он и так всплывет рано или поздно. А может быть, его засадят на Гармошку.
По большому счету, Степа, - плюнуть и растереть. Все равно - когда мы туда
придем, деться ему будет некуда.
убить. Это - нужно. Все остальное - как получится...
недели сроку.
можно?
то же - но сместилось, сдвинулось, поменялось местами. Узкими стали
проспекты, куда более изящными - фасады. Непривычно звучала уличная речь.
Плыло в глазах от щедрости витрин, от запахов сдобы кружилась голова. В
первые дни у них почти не было денег, сороковник, выданный комендантом
Маяцкого на дорогу, растаял мгновенно. Департамент же охраны, куда они
обратились с паролем, оплачивал лишь жилье и выдавал три рубля суточных на
двоих. Этого хватало, чтобы один раз незатейливо поесть: щи, баранина с
кашей, пирог, молоко, - да раз попить чай с сухарями. Лишь через неделю из
Кассивелауна поступил Глебов перевод.
отправились в ночную оперетту. Давали "Седьмую жену" Блонского. На самом
патетическом месте, дуэте Лизы и Капитана, Глеб вдруг уснул. И потом
несколько дней кряду с ним это случалось: он засыпал в самых неподходящих
местах. Ему снились какие-то чрезвычайно яркие сны - но не запоминались
совершенно. Пятнадцатого августа случилось два события: Алик получил
наконец отправленный "золотой груз": свои странные деньги, Глебов
револьвер и патроны к нему - и пришло приглашение явиться на некую "общую
встречу".
многочисленных протоках и каналах вода стояла высоко.
Два лица были знакомы Глебу: офицера, который принимал их в первый день по
прибытии, лейб-гвардии подпоручика Павлова - и господина Байбулатова
Кирилла Асгатовича...
"Иван Великий", обслуживающего линию Ньюхоуп - Новый Петербург и
задержанного в Ньюхоупе из-за гражданских беспорядков, была и маленькая
еврейская семья: папа Джейк Шульман, часовщик, ювелир и антиквар, как он
отрекомендовался, и его семнадцатилетняя дочь Наоми. Пара была
трогательная: низенький, кругленький, очень подвижный, очень разговорчивый
папа - и высокая, медлительная, вся в мелких кудряшках черных роскошных
волос, с диким взглядом из-под тяжелых век дочь. Ее можно было бы счесть
красавицей - если бы не багровое родимое пятно на шее и на части щеки.
Папа рассказывал всем, кто соглашался его слушать, что это пятно - часть
семейной трагедии, женихи далеко стороной обходят девочку, но нельзя же
допускать, чтобы она так страдала ни за что - и вот он, отец, исполняя
свой отцовский долг, везет ее в Порт-Блессед к доктору Квили, который
умеет такие пятна удалять... Дочь молчала, глядя в пол. А девочка-то -
огонь под пеплом, шепнул своему другу и компаньону мистер Мак-Конти,
адвокат. Компаньон охотно согласился. Они и сошли в Кассивелауне, и
Светлане почти не пришлось прибегать к своему умению говорить с акцентом и
особым образом строить фразы, чему ее так упорно учил Сол. Сначала было
смешно, потом стало получаться. Еще три дня, и мы сосватаем тебя за
раввина, смеялась Олив. В Кассивелауне было темно из-за низко висящих туч.
Дождь начинался, но тут же кончался. Сильно пахло рыбой. Другая пара,
мистер и миссис Черри, роскошная блондинка с синей лентой в волосах и
пожилой моряк, не по своей воле ставший чиновником адмиралтейства, как бы
случайно прогуливалась по палубе над трапом. Баркас отчалил. Взлетали
весла, и уже невозможно, невозможно было различить слившиеся в короткое
тире фигуры пассажиров. Увижу ли я ее когда-нибудь? - вдруг с ужасом
подумала Олив. И Светлана, глядя на уходящий все дальше и дальше высокий
борт барка, подумала: увидимся ли? О Господи - где и когда? Раз... раз...
раз... - негромко командовал боцманмат. Небо касалось верхушек мачт.
дилижансов. Кассивелаун был полной противоположностью
романтически-возвышенному Порт-Элизабету. Плоский, темный, не слишком
чистый город, состоящий будто бы из одних задворок. Бесконечные глухие
заборы тянулись вдоль улиц с узкими, в две ладони, тротуарами, слепые
стены и фасады с забеленными окнами; черные решетки в проемах, редкие
деревца, мостовые из дикого камня, темная стоялая вода в каналах,
неистребимый запах рыбы, рыбной чешуи, рыбьего жира, рыбачьего клея...
нет, Кассивелаун не стоил внимания. И красивые дома, что попадались им на
пути, и сады, и уходящий куда-то ясный бульвар казались пленниками этого
города. Здесь делались деньги, большие деньги, и ни для чего другого этот
город предназначен не был. Он даже не был предназначен для тех, кто жил в
нем - хотя они, возможно, притерпелись к его уродствам и не замечали их,
видя лишь что-то хорошее...
только в семичасовом.
невкусный обед. Надо кушать, дочка, журчал непрерывно Сол, ты молодая, ты
еще не знаешь, что главное - это правильно питаться... Светлана старалась
не слышать. Когда они готовились, Сол вот так же вбивал в ее тупую голову,
что главное - это никогда и ни при каких обстоятельствах не выходить из
роли, пусть камни падают с неба... Она и не выходила. Просто считала дни,
сколько еще осталось: семь... пять... теперь вот - три, да-же меньше. Двое
суток в дилижансе, потом поездом - ночь и утро. Да, папочка, шептала она.
Тошнота не то чтобы прошла - но теперь ее можно было подавлять просто
усилием воли. Впрочем, и пилюли, и настойку она пила аккуратно.
жира.
сейчас сойду с ума...
потертой сумкой через плечо он не расставался никогда. Они вышли под дождь
и раскрыли один большой черный зонт на двоих.
двухэтажном доме. Когда они подошли поближе, увидели и название: "Афина".
Изображена была сова.
пола до потолка, застекленные и открытые. Месяца не хватит, чтобы
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Зыков Виталий
Орловский Гай Юлий
Самойлова Елена
Браун Дэн