говорил вам, что, кроме меня, еще один человек берет уроки у Лежнева.
лагеря.
Георгия Николаевича есть семья?
два брата. Ему указали на это обстоятельство, но он остался при своем
решении. Я был у него, и он при мне говорил с ними. - Козловский нервно
потер руки. (Широков хорошо знал этот жест, выражавший волнение.) Конечно,
родителям тяжело. Они могут никогда больше не увидеть сына. Двадцать пять
лет - не шутка. Его отец, старый коммунист, участник гражданской войны,
понимает, что сын идет на великий подвиг. Он одобряет его. Сестра... братья,
конечно, но мать... Что тут можно сделать? Но он тверд.
войны в блокированном Ленинграде. Братьев и сестер не было.
сочувствие. Куприянов, разговора с которым он боялся, по словам Козловского,
не будет его отговаривать. Неожиданное известие, что он не окажется один на
звездолете и на Каллисто, было не только приятно. Когда ему сказали, что у
него есть товарищ, он понял причины своих колебаний. Это был страх перед
полной оторванностью от людей, полным одиночеством среди каллистян, все же
чуждых и не совсем понятных существ. Лететь на Каллисто вдвоем с молодым
астрономом - это совсем не то, что одному.
вам ничего не говорили о нем, пока вы сами не сказали о своем решении.
только сказал, что хочу поговорить с Михаилом Михайловичем.
Куприянова. Он знал, каким тяжелым ударом является для профессора его
решение, знал, каким чисто отцовским чувством любил его учитель. Но и ради
него Широков не мог отказаться от полета на Каллисто.
ни с кем больше говорить и никого не хотел видеть.
Козловский сразу рассказали ему об утреннем разговоре, потому что не успел
Широков, совладев со своим волнением, подойти к двери, как она открылась, и
профессор сам вошел к нему.
но ошибся. Лицо Куприянова было таким же, как всегда.
вспоминая подробности этого разговора и выражение лица Куприянова, Широков
понял, что внешнее спокойствие было маской, за которой профессор хотел
скрыть свое истинное состояние.
Широкова и одобрил их. Поговорил даже о том, кого можно поставить на его
место в институте.
каллистян. Там мы уточним все подробности.
двери. Уже взявшись за ручку, долгим взглядом посмотрел в глаза Широкову,
который медленно шел за ним, и сказал:
часов вечера, Широков не выходил из своей комнаты. Он преодолел в себе
последние сомнения. С этого времени, и до самого старта звездолета он шел
вперед к поставленной цели, не оглядываясь. За эти часы он решился
окончательно, и ничто больше не могло поколебать его решения.
В коридоре он встретился с Синяевым. Молодой астроном уже знал, что у него
будет спутник.
вздернутым носом и шапкой густых каштановых волос, стало другим. Оно как
будто постарело, осунулось, и только глаза оставались, как прежде,
оживленными. Чувствовалось, что нелегко далось этому человеку его решение.
только месяц назад впервые познакомились, но, встретившись теперь у двери
кабинета Штерна, дружески обнялись. На долгие годы они станут больше, чем
друзьями.
одновременно оглянулись назад...
немного пугающая, но они смело шли ей навстречу.
дальнейшую судьбу Советскому Союзу было воспринято общественным мнением всех
стран мира как закономерное и естественное явление. Только немногие газеты и
журналы попытались использовать этот отказ для возобновления клеветнической
кампании, вновь обвиняя СССР в желании монополизировать космический корабль
и даже выражая "опасение", что каллистяне действовали "под нажимом русских"
и их решение не было добровольным.
высказываниями.
СПАСЛИ КАЛЛИСТЯН, И ОНИ ЖЕ СПАСУТ ИХ КОРАБЛЬ".
сомнение в том, что Широков правильно перевел Диегоню письма западных фирм.
На это надо было ответить, и это сделал профессор Маттисен. Подобно
Козловскому, он, из научной любознательности, старательно изучал язык
Каллисто и мог уже довольно хорошо читать на нем. Говорить он не стремился,
так как не мог справиться с трудностями произношения. Прочесть научные книги
каллистян - это было все, что он хотел.
уважал науку Советского Союза и не принадлежал к числу его врагов.
Возмущенный нелепым вымыслом, он поднял голос в защиту правды. По его
просьбе, Широков сделал точный перевод наиболее серьезных писем, в том числе
письма американского миллиардера. Сличив перевод с подлинником, профессор
Маттисен прочел эти письма Диегоню в присутствии многочисленных
корреспондентов иностранных газет, проживающих в Москве.
звездолета. - Свою судьбу мы вручили стране, близкой нам по духу, и не
изменим этого решения. Кроме того, как бы ни были мощны частные предприятия,
они не могут сделать то, что не под силу целой стране.
их на ломаном русском языке, который понимали все корреспонденты.
сомнений в том, что содержание писем известно каллистянам и что их решение
является добровольным, больше не оставалось
технике СССР помочь каллистянам, будет ли решена эта необычайно трудная
задача?
правительству с просьбой разрешить им принять участие в работе. Их
предложение было с благодарностью принято. Советские люди последовательно
проводили раз принятую линию: космический корабль - гость не СССР, а всей
Земли. На Земле он попал в беду. Дело всего человечества выручить каллистян
из этой беды.
комбинате, которому была предоставлена честь оказать помощь каллистянам.
Ежедневно мир узнавал новости "с поля сражения".
ученых, инженеров и рабочих штурмовала их одно за другим. Техническая и
конструкторская мысль упорно работала над изысканием нового оружия в этом
бою.
непреодолимой стеной, снова бросалась на нее с другой стороны. Перед дружным
натиском этой интернациональной армии одно за другим падали "укрепления"
врага.
название - "кессинд", от каллистянского слова - "кьясьиньд". Никто не
сомневался, что рано или поздно "кессинд" будет в руках людей.