переводить не позволю. Хочешь приношение совершить - пожалуйста! Вот сюда
и плещи!
на горле Диониса дернулся - и Ифит вдруг выяснил, что он до сих пор жив,
долбленка пуста, а Дионис громко хохочет, уже позабыв про Ифита и швыряя
шишками в пунцового от стыда Форонея.
шептала ему в самое ухо, указывая сперва на Ифита, а потом - на близнецов.
Алкида, сидевшего на траве слева от седого Силена; справа же сидел Ификл.
- Что ж ты двоишься-то, братец?.. небось, намекаешь, что я пьян? Нет, я не
пьян, не больше обычного, и уж никак не больше тебя, милый мой смертный
родственничек, который двоится, несмотря на то, что я вижу его в первый
раз! Хочешь выпить с богом, братец? Думаешь, ты трезв?.. Нет, ты пьян, как
и весь мир...
сатир, но в иссиня-черных глазах бога уже полыхнули опасные огоньки - и
толпа спутников Диониса возбужденно загомонила, предвосхищая очередную
потеху кудрявого предводителя.
прикидывая, не стоит ли вмешаться - только было уже поздно, независимо от
того, какое решение принял бы козлоногий сын Гермеса (во всяком случае,
сын Гермеса согласно общепринятым представлениям) и гулящей Дриопы.
бурдюку, щеки его раздулись румяными пузырями, а потом бурдюк полетел в
сторону, и веселый бог неожиданно для всех шумно прыснул вином прямо в
лицо вскочившему Алкиду. Мальчишка закашлялся, заплевался, принялся тереть
кулаками глаза, а Дионис взмахнул возникшим у него в руке тирсом - таким
же, как у остальных, но блестящим, словно сделанным из полированного
металла - и хлопнул им Алкида по макушке.
котелку.
защиту брата, но в последний момент остановился, видя, что сам Алкид
ничуть не обижен случившимся, стоит себе и растерянно улыбается, а
кучерявый Дионис-Бассарей в притворном страхе закрывается тирсом и
отскакивает назад от близнецов.
гогот сатиров заставил его умолкнуть.
хоть что-нибудь, а не стоять на месте, как столб, и тупо сопеть, глядя на
хохочущего бога; где-то в глубине души образовалась щемящая пустота, и
обозленный Ификл не сразу понял, что он попросту не ощущает привычной
поддержки Алкида, его чуткого присутствия, как бывало всегда, кроме...
кроме приступов безумия!
не мог ошибиться!
хихикая, пытается шагнуть вперед, но при этом каждый раз сгибает в колене
не ту ногу, которую предполагал вначале - в результате чего ему приходится
хвататься за шею Силена и некоторое время качаться, сохраняя равновесие.
поминутно облизывая языком слегка припухшие губы. - И наплевать! Потому
что!.. и по шее - это всегда пожалуйста! Как герой, равный богам... и по
рогам!
(впрочем, это он слышал), пляску бассарид вокруг шутливо раскланивавшегося
Диониса, внезапное сгущение воздуха на краю поляны близ можжевельника,
растопырившего во все стороны свои колючие пальцы - и, наконец, явление из
марева открывающегося Дромоса...
задом на колени крякнувшего Силена. - Гермышка! А мы тут без тебя, как
своих ушей!..
происходящее - и оценка эта, надо полагать, была не самой высокой.
своего хозяина на локоть над землей.
сбилась в кучу, стараясь не оказаться между двумя ссорящимися божествами,
двумя сыновьями Зевса-Олимпийца; старшим, Гермием, вышедшим из чрева
Майи-Плеяды, и младшим, Дионисом, которого выносила Семела, глупая дочь
мудрого Кадма-Фивостроителя.
свищет, да?! Залил глаза по самые пятки!..
возможности отступать на глазах у свиты. - Тоже мне - учитель! Воров своих
учи, а я и сам разберусь, без советчиков!
воспитание передавал?! Кто за тобой приглядывал?! Пригрел змею,
называется!.. Вот сейчас слетаю к папе, скажу, что ты ему героев
спаиваешь!
второй раз и назидательно ткнул пальцем в небо, едва не выколов Силену
глаз. - Спаивает... а-хой, вижу горы, Киферонские вершины, а-хой, режьте
глотку, пусть струею кровь прольется!..
закатив глаза и ритмично кивая в такт; только старый Силен обеспокоенно
взглянул на молчащего Пана, да еще очнувшийся Ификл присел рядом с братом
на корточки и попытался привести Алкида в чувство, хлопая его по щекам.
Маши крылышками! Был Пустышкой, Пустышкой и остался! Ну, давай, давай,
доноси! - или перышки подмокли?! Так я могу еще сбрызнуть!
зашипевшие змеи его кадуцея уже готовы были сцепиться с ожившим плющом
Дионисова тирса, но неожиданное вмешательство рогатого Пана, о котором все
забыли, разом изменило ситуацию.
а-хой, рвите жилы, хлынет влага мне на тело, кожу пурпуром пятная!
потом негромко хлопнул в ладоши, присвистнул, топнул копытом...
смолк визг бассарид, втянули затылки в литые плечи гуляки-сатиры,
Ифит-лучник еле слышно застонал, испуганно озираясь, даже боги на шаг
отступили друг от друга и вздрогнули, словно борясь с подступившей к горлу
тошнотой... казалось - качнись сейчас ветка, хрустни гнилой сук под
неосторожной ногой, свистни глупая птица в кроне ясеня - и все, кто были
только что участниками Киферонской Вакханалии, или как там это действо
называлось, кинутся слепо бежать, не разбирая дороги, оставляя на колючках
клочья ткани, шерсти и плоти - боги, сатиры, люди... все, кто есть.
и мало-помалу мир вернулся в свое прежнее состояние.
основание левого рога. - Ругаться ругайтесь, а драться в моих лесах не
позволю.
рта ему на подбородок, - режьте глотку, а-хой, рвите жилы; как жил, так и
умер, жил псом, умер - жертвой...
нему, встряхнул, оттянул веки, глянул в закатившиеся глаза; "Протрезвеет,
чего там..." - заикнулся было Дионис, но Лукавый лишь отмахнулся и
вопросительно посмотрел на Ификла, державшего брата за безвольно повисшую
руку.
очень похоже. Голова у него кружится, это я чувствую, и перед глазами
мелькает... лица всякие, я толком не могу разобрать... и еще шкурами
пахнет. Очень плохо пахнет... нет, это не те, которые скользкие - от тех
плесенью тянет, а не шкурами!..
жезла; и Лукавого не стало.
переглянулись восхищенно сатиры с бассаридами - никто не умел носиться по
Дромосам стремительней Гермия-Психопомпа.
скрывавшей испуг, буркнул Дионис. - Слышь, Пан, если этот летун и впрямь
папу притащит - ты хоть подтверди, что я не со зла! Шутил, дескать!.. и
дошутился.
потому что почти сразу же Дромос вновь открылся, пропуская Гермия обратно
на поляну; а следом за Лукавым...
сатириск Фороней. - Х-хирон... покинул Пелион! Все, допился Форонейчик!
Диониса.
называли Бромием - Шумным.