Чтение 45–й страницы книги ~Открытие себя~

смерти, когда мы приказали "машине-матке" растворить его? И батя... О
черт! Зачем я думаю об этом?

Батя... последний казак из рода Кривошеиных. По семейному
преданию, прадеды мои происходят из Запорожской Сечи. Жил когда-то
казак лихой, повредили ему шею в бою - вот и пошли Кривошеины. Когда
императрица Катька разогнала Сечь, они переселились в Заволжье. Дед
мой Карп Васильевич избил попа и станового пристава, когда те решили
упразднить в селе земскую школу, а вместо нее завести
церковноприходскую. Я понятия не имею, какая между ними разница, но
помер дед на каторге.

Батя участвовал на всех революциях, в гражданскую воевал у Чапаева
ротным.

Последнюю войну он воевал стариком, лишь первые два года. Отступал
по Украине, вывел свой батальон из окружения под Харьковом. Потом по
причине ранения и нестроевого возраста его перевели в тыл, в Зауралье
военкомом. Там, в станице, он, солдат и крестьянин, учил меня ездить
верхом, обхаживать и запрягать лошадей, пахать, косить, стрелять из
винтовки и пистолета, копать землю, рубить тальник осоавиахимовской
саблей; заставлял и кур резать и свинью колоть плоским штыком под
правую лопатку, чтоб крови не боялся. "В жизни пригодится, сынок!"

...Незадолго до его кончины "ездили мы с ним на его родину в
Мироновку, к двоюродному брату Егору Степановичу Кривошеину. Когда
сидели в избе, выпивали по случаю встречи, примчался внучонок деда
Егора:

- Деда, а в Овечьей балке, где плотину ставят, шкилет из глины
вырыли!

- В Овечьей? - переспросил батя. Старики переглянулись. - А ну
пошли посмотрим...

Толпа рабочих и любопытствующих расступилась, давая дорогу двум
грузно шагавшим дедам. Серые трухлявые кости были сложены кучей. Отец
потыкал палкой череп - тот перевернулся, показал дыру над правым
виском.

- Моя! - батя победно поглядел на Егора Степановича. - А ты,
значит, промазал, руки тряслись?

- Почем ты знаешь, что твоя?! - оскорбленно задрал бороду, тот.

- Ну, разве забыл? Он ведь в село возвращался. Я по правую сторону
дороги лежал, ты - по левую... - и батя для убедительности вычертил
палкой на глине схему.

- Это чьи же останки, старики? - строго спросил моложавый прораб в
щегольском комбинезоне.

- Есаула, - сощурившись, объяснил батя. - В первую революцию
уральские казачки в нашем селе квартировали - так это ихний есаул. Ты
уж милицию не тревожь, сынок. Замнем за давностью лет.

...Как это было славно: лежать в ночной степи за селом с отцовской
берданкой, поджидать есаула - как за идею, так и за то, что он,
сволочь, мужиков нагайкой порол, девок на гумно возил! Или лететь на
коне, чувствуя тяжесть шашки в руке, примериваться: рубануть вон того,
бородатого, от погона наискось!

А я последний раз дрался лет восемнадцать назад, да и то не до
победы, а до звонка на урок. И на коне не скакал с зауральских времен.
Всей моей удали - обгоны на мотоцикле при встречном транспорте.

Не боюсь я, батя, ни крови, ни смерти. Только не пригодилась мне
твоя простая наука. Теперь революция продолжается другими средствами,
открытия и изобретения - оружие посерьезней сабель. И боюсь я, батя,
ошибиться...

Врешь! Врешь! Снова красуешься перед собой, пижон, подонок!
Неистребимое стремление к пижонству... Ах, как красиво написано:
"Боюсь я, батя, ошибиться" и про революцию. Не смей об этом!

Ты намеревался синтезировать в людях (да, в людях, а не в
искусственных дублях!) благородство души, которого в тебе нет;
красоту, которой у тебя нет; решительность поступков, которой ты не
обладаешь; самоотверженность, о которой ты понятия не имеешь...

Ты из хорошей семьи; твои предки умели и работать и отстаивать
правое дело, бить гадов: когда кулаком, когда из берданки, спуску не
давали... А что есть ты? Выступал ли ты за справедливость? Ах, не было
подходящего случая? А не избегал ли ты - умненько и осторожно - таких
случаев? Что, неохота вспоминать?

То-то и есть, что я всего боюсь: жизни, людей. Даже Лену я люблю
как-то трусливо: боюсь приблизить - боюсь и потерять. И, боже упаси,
чтобы не было детей. Дети усложняют жизнь...

А то, что я таюсь со своим открытием, - разве не из боязни, что я
не смогу отстоять правильное развитие его? И ведь верно: не смогу... Я
слабак. Из породы тех умных слабаков, которым лучше не быть умными.
Потому что ум им дан только для того, чтобы понимать свое падение и
бессилие..."

Аспирант Кривошеин закурил, стал нервно ходить по комнате. Читать
эти записи было тяжело - ведь написано было и о нем. Он вздохнул,
вернулся к столу.

"...Спокойно, Кривошеин. Спокойно. Так можно договориться до
истерических поступков. А работа все-таки на тебе... Не все еще
потеряно, не такой уж ты сукин сын, что следует немедленно удавиться.

Могу даже представить себя в выгодном свете. Я не использовал это
открытие для личного успеха и не буду использовать. Я работал на
полную силу, не волынил. Теперь я разбираюсь в сути дела. Так что я не
хуже других. Ошибся. А кто не ошибался?

Да, но в этой работе сравнения по относительной шкале - хуже или
лучше я других - неприменимы. Другие занимаются себе исследованием
кристаллов, разработкой машин; они знают свое дело туго - и этого
достаточно. Вздорные черты их характера отравляют жизнь только им
самим, сотрудникам по лаборатории и ближайшим родственникам. А у меня
не та специфика. Для того чтобы делать Человека, мало знать, мало
иметь исследовательскую хватку, умело "рукоятки вертеть" - надо самому
быть Человеком; не лучше или хуже других, а в абсолютном смысле:
рыцарем без страха и упрека. Я бы и не прочь, только не знаю как. Нет
у меня такой информации...

Выходит, мне эта работа не по зубам?"

"8 октября. В нашем парке желто-красная осень, а я не могу
работать. Полно сухой листвы, самый пустяковый дождик поднимает на ней
страшный шум, а после распространяется кофейный запах прели. А я не
могу работать...

Может, ничего этого и не надо? Хорошая наследственность,
качественное трудовое воспитание, гигиенические условия жизни... Пусть
умные люди сами воспроизводят себя: заводят побольше детей с хорошей
наследственностью. Прокормить смогут, заработка хватит - они ведь
умные люди... И воспитать смогут - они же умные люди... И не
потребуется никаких машин-Сегодня звонил Гарри Хилобок. В институте
организуется постоянно действующая выставка "Успехи советской
системологии", и, понятное дело, он ее попечитель.

- Не дадите ли что-нибудь, Валентин Васильевич?

- Нет.

- Что ж вы так? Вот отдел Ипполита Илларионовича Вольтампернова
три экспоната выставляет, другие отделы и лаборатории многое дают.
Надо бы хоть один экспонат по вашей теме, неужели до сих пор ничего
нет?

- Нет. Как дела с системой биодатчиков, Гарри Харитонович?

- Э, Валентин Васильевич, что значит одна система в сравнении со
всей системологией, хе-хе! Будем делать, а как же, но пока сами
понимаете, все бросили на борьбу за оформление выставочных стендов,
макетов, демонстрационных табло, трафаретные надписи на трех языках
составляем, а как же, голова кругом, и лаборатория перегружена и
мастерские, но если у вас, Валентин Васильевич, появится что-то для
выставки, устроим, это у нас зеленой улицей идет...

Я чуть было не сказал ему, что именно система биодатчиков нужна
мне, чтобы осчастливить выставку своим экспонатом (пусть делает, а там
посмотрим), но сдержался. Все бы тебе ловчить, Кривошеин!

Разбрелись мои экспонаты по белу свету. Один грызет гранит
биологической науки в Москве, другие - травку и капусту на огородах.
Один и вовсе забежал неизвестно куда...

Выставить, что ли, "машину-матку" для потрясения академической
общественности? Производить для демонстрации двухголовых и шестилапых
кролей - по две штуки в час... То-то будет шуму.

Нет, брат. Это устройство делает человека. И от этого никуда не
денешься".

Глава двенадцатая

Любое действие обязывает. Бездействие не

обязывает ни к чему.

К. Прутков-инженер

"11 октября. Повторяю опыты по управляемому синтезу кроликов -
просто так, чтобы механизмы не простаивали. Снимаю все на пленку.
Будет кинодокумент. Граждане, предъявите кинодокументы!"

"13 октября. Изобрел способ, как надежно и быстро уничтожить
биологическую информацию в "машине-матке". Можно назвать его
"электрический ластик"; подаю на входы кристаллоблока и ЦВМ-12