тавив на столик чашку кофе, сказала:
ла в той стороне.
лась, вся дрожа от волнения и страха при мысли, что увидит дорогой ее
сердцу дом.
лась по временам вскачь. Когда они въехали в Этуванскую общину, Жанне
стало трудно дышать, до того ей сдавило грудь, а при виде кирпичных
столбов ограды она невольно охнула несколько раз, как будто у нее оста-
навливается сердце.
Куяры предложили Жанне воспользоваться отсутствием хозяев и навестить
дом и тут же дали ей ключи.
новилась взглянуть на него. Снаружи все было без перемен. По хмурым сте-
нам обширного серого здания в этот день скользили улыбки солнца. Все
ставни были закрыты.
на. Она подошла к толстому стволу с гладкой и блеклой корой и погладила
его, точно живое существо. Нога ее натолкнулась в траве на кусок сгнив-
шего дерева; это был остаток скамьи, где она так часто сидела со своими
близкими, той скамьи, которую поставили в день первого визита Жюльена.
отворила их, потому что ржавый ключ не желал поворачиваться. Наконец за-
мок со скрежетом поддался, и тугая, разбухшая створка двери раскрылась.
узнаваема, оклеена новыми светлыми обоями, но когда Жанна открыла окно,
все внутри у нее перевернулось при виде любимого ландшафта: рощи, вязов,
ланды и моря, усеянного бурыми парусами, издалека как будто неподвижны-
ми. Затем она пошла бродить по большому пустынному дому. Она вглядыва-
лась в привычные ее глазу пятна на стенах. Она остановилась перед дыроч-
кой в штукатурке, пробуравленной бароном, который любил, вспомнив моло-
дость, поупражняться тростью в фехтовании, проходя мимо этой стены.
кровати тонкую булавку с золотой головкой, которую сама же, как она при-
помнила теперь, воткнула туда, а потом искала целые годы. Так никто ее и
не нашел. Она взяла булавку, как бесценную реликвию, и поцеловала ее.
на прежних, не смененных обоях, снова видела те причудливые образы, ко-
торые наша фантазия создает из рисунков тканей, из прожилок мрамора, из
теней на потолках, потемневших от времени.
но по кладбищу. Вся ее жизнь покоилась в нем. Она спустилась в гостиную.
Там было темно от запертых ставен, и она некоторое время ничего не виде-
ла; потом глаза ее привыкли к темноте, и ей мало-помалу удалось разгля-
деть высокие шпалеры, где порхали птицы. Два кресла по-прежнему стояли у
камина, как будто их только что покинули, и даже самый запах комнаты, ее
особый запах, как у людей бывает свои, этот слабый, но вполне ощутимый,
неопределенный и милый запах старинных покоев проникал в Жанну, обвола-
кивал ее воспоминаниями, дурманил ей мозг. Она стояла, задыхаясь, впивая
дыхание прошлого и не сводя глаз с двух кресел. И вдруг в мгновенной
галлюцинации, порожденной навязчивой идеей, ей привиделось, - нет, она
увидела, как видела столько раз, - что отец и мать сидят и греют ноги у
огня.
чтобы не упасть, но при этом не отрывала взгляда от кресел.
бежать, чтобы не сойти совсем с ума. Взгляд ее случайно упал на косяк
двери, на который она опиралась, и она увидела "лесенку Пуле".
цифры, вырезанные перочинным ножом, указывали годы, месяцы и рост ее сы-
на. Иногда почерк был отцовский, более крупный, иногда ее - помельче, а
иногда тети Лизон, немного неровный. И ей показалось, что он снова
здесь, перед ней - маленький Поль, и будто бы он снова прижимается бело-
курой головкой к стене, чтобы измерили его рост.
ела кушанья, которые ей подавали, слушала разговоры и не знала, о чем
идет речь, вероятно, беседовала с фермершами, отвечала на расспросы о ее
здоровье, подставляла щеки для поцелуев, сама целовала подставленные ще-
ки и наконец села в тележку.
оборвалось у нее в груди. Она чувствовала в душе, что навсегда распроща-
лась с родимым домом.
лища, она заметила под дверью что-то белое; это было письмо, которое
подсунул туда почтальон в ее отсутствие.
письмо. Оно гласило:
ты понапрасну приезжала в Париж, когда сам я собирался со дня на день
навестить тебя. В настоящее время у меня большое горе, и я очутился в
крайне тяжелом положении. Моя жена три дня тому назад родила девочку и
теперь находится при смерти. А я опять без гроша. Не знаю, как быть с
ребенком. Пока что привратница кормит его с рожка, но я очень боюсь за
него. Не могла бы ты взять его к себе? Я решительно не знаю, что мне де-
лать, и не имею средств, чтобы отдать малютку кормилице. Отвечай с об-
ратной почтой.
зали. Когда служанка явилась, они вместе перечли письмо, потом долго си-
дели в молчании друг против друга.
та собралась помирать, надо, чтобы господин Поль женился на ней ради де-
вочки.
дость затопила ей сердце, радость предательская, которую ей во что бы то
ни стало хотелось скрыть, та подлая радость, которой со стыдом упива-
ешься в тайниках души; любовница сына была при смерти.
торить несколько раз; затвердив все, чтобы не ошибиться, она объявила:
На третье утро она получила от Розали краткое извещение о приезде с ве-
черним поездом. И больше ни слова.
станцию, в Безвиль, встречать Розали.
которые убегали вдаль и сближались где-то там, на краю горизонта. Время
от времени она смотрела на часы. "Еще десять минут. - Еще пять минут. -
Еще две минуты. - Вот сейчас". Вдали на колее не было видно ничего. Но
вдруг она заметила белое пятнышко-дымок, потом под ним черную точку, ко-
торая росла, росла, приближаясь на всех парах. Наконец тяжелая машина
замедлила ход и, пыхтя, проползла мимо Жанны, которая жадно вглядывалась
в окна; многие дверцы отворились; на платформу стали выходить лю-
ди-крестьяне в блузах, фермерши с корзинами, мелкие буржуа в мягких шля-
пах. Наконец она увидела Розали и у нее на руках какой-то белый сверток.
бели ноги. Служанка заметила ее, подошла к ней с обычным своим спокойным
видом и сказала:
пришлось.
время, - сообщила Розали.
тыми пятнами цветущего рапса и кровавыми брызгами мака. Беспредельный
покой сходил на умиротворенную землю, где наливались соки.
Адамов Григорий
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Контровский Владимир