ни минуты, вырвать согласие и у ее отца, чтобы хитрый винодел не успел
придумать еще какую-нибудь ловушку.
большим трудом он выводил цифры на засаленном клочке бумаги и складывал
их с помощью Великана, который считал по пальцам.
банкир осведомился, дома ли Луиза, попросил позвать ее и, едва она по-
дошла к нему, поднялся, отвесил глубокий поклон и произнес:
все можно сказать? Не правда ли? Так вот, я взял на себя очень деликат-
ное поручение, которое касается вас. Мой шурин, граф Рауль-ОливьеГонтран
де Равенель, полюбил вас (выбор его я вполне одобряю), и он поручил мне
спросить у вас в присутствии ваших родных, согласны ли вы стать его же-
ной.
рик Ориоль испуганно смотрел на Великана, всегдашнего своего советчика,
Великан на Андермата, а тот снова заговорил с некоторой надменностью:
я пообещал моему шурину принести ответ немедленно. Он прекрасно понима-
ет, что, возможно, не имел счастья понравиться вам, а в таком случае он
завтра же уедет и больше никогда не вернется в эти края. Я полагаю, вы
уже достаточно хорошо его знаете и можете смело сказать мне, ведь я
только посредник: "Да, я согласна" или "Нет, я не согласна".
о косяк двери.
роны отца, он заговорил о приданом, опираясь на то, что старик Ориоль
сообщил ему три недели тому назад. Состояние Гонтрана он определил в
триста тысяч франков плюс будущее наследство и дал понять, что если та-
кой жених, как граф де Равенель, просит руки девицы Ориоль, особы, впро-
чем, очаровательной, то уж семья ее, бесспорно, должна в знак призна-
тельности, за такую честь пойти на некоторые материальные жертвы.
попытался защитить свое добро. Торг шел очень долго. Впрочем, Андермат с
самого начала сделал заявление, облегчавшее сделку:
землю - те самые участки, которые вы, как уже было сказано вами, пред-
назначили в приданое мадемуазель Луизе, и еще кое-какие, на которые я
укажу.
ленных за долгие годы, входивших в Дом франк за франком, су за су, не
отдавать серебряных или золотых кружочков, стершихся в руках, в ко-
шельках, в карманах, на трактирных столах, в глубоких ящиках старых шка-
фов, не отдавать этой звонкой летописи стольких забот, огорчений, уста-
лости, трудов, монеток, таких милых сердцу, глазам и мужицким пальцам;
денег, которые дороже, чем корова, чем виноградник, поле, дом, которыми
иной раз труднее пожертвовать, чем собственной своей жизнью, - возмож-
ность не расставаться с ними, расставаясь с родной дочерью, сразу внесла
в душу Ориоля, как и его сына, великое успокоение, наполнила примири-
тельными чувствами и тайной, сдерживаемой радостью.
земли. На столе разложили подробный межевой план холма Монт-Ориоль и
крестиками отметили участки, назначавшиеся в приданое Луизе. Андермату
понадобился целый час, чтобы отбить последние два квадратика. Затем, во
избежание всяких подвохов с той и с другой стороны, отправились на мес-
то, захватив с собою план. Тщательно проверили в натуре все участки, от-
меченные крестиками, и еще раз их переметили.
при следующем свидании отречься от сделанных уступок и отхватить в свою
пользу полоски виноградников, необходимые ему для его замыслов, и он
старался придумать какое-нибудь практическое и надежное средство, чтобы
закрепить достигнутое соглашение.
затем, при всей ее смехотворности, превосходной.
го-нибудь не забыть.
два листа гербовой бумаги. Он знал, что опись земли, составленная на
гербовой бумаге, примет в глазах обоих крестьян характер чего-то незыб-
лемого, потому что гербовые листы представляют закон - вездесущий, неви-
димый, но грозный закон, охраняемый жандармами, штрафами и тюрьмой.
ющее обязательство:
Гонтран де Равенель и девица Луиза Ориоль, г-н Ориоль, отец невесты, да-
ет за нею в приданое нижеследующие владения..."
мельной переписи анвальской коммуны.
ка Ориоля, который, в свою очередь, потребовал, чтобы в обязательство
вписано было и состояние жениха; и, наконец, Андермат отправился к себе
в отель с этой бумагой в кармане.
предложение, сделанное предварительно моим зятем, чтоб все было как по-
лагается.
лал всем подарки (на деньги Андермата) и поминутно бегал повидаться с
невестой то у нее в доме, то у г-жи Онора. Почти всегда его теперь соп-
ровождал Поль, чтобы встретиться с Шарлоттой, хотя после каждой встречи
давал себе слово больше не видеться с ней.
ла о нем просто, непринужденно и, казалось, не затаила в душе никакой
обиды. Только характер у нее как будто немного изменился: она стала бо-
лее сдержанной, не такой непосредственной, как прежде. Пока Гонтран
вполголоса вел в уголке нежные разговоры с Луизой" Поль беседовал с Шар-
лоттой спокойно и серьезно, постепенно погружаясь в эту новую любовь,
поднимавшуюся в его сердце, как морской прилив. Он это понимал, но не
боролся с ней, успокаивая себя мыслью: "Пустяки, в критическую минуту
спасусь бегством, вот и все!" А расставшись с Шарлоттой, он шел к Хрис-
тиане, которая теперь целые дни лежала на кушетке. Уже у дверей в нем
накипало нервное раздражение, появлялась воинственная готовность к мел-
ким ссорам, порождавшимся усталостью и скукой. Его заранее сердило все,
что она говорила, все, что она думала; ее страдальческий вид, ее покор-
ное смирение, ее молящий и укоризненный взгляд вызывали в нем только
злобу, и, лишь как человек воспитанный, он сдерживал желание наговорить
ей обидных слов; близ Христианы его не оставляла мысль о другой; перед
глазами всегда стоял образ девушки, с которой он только что расстался.
его расспросами, что он делал, где был; в ответ он сочинял всякие басни,
а она внимательно слушала, пытаясь угадать, не влечет ли его к какой-ни-
будь другой женщине. Она чувствовала свое бессилие, знала, что не может
удержать его, не может вызвать в нем хоть каплю той любви, которой тер-
залась сама, понимала, что она физически бессильна пленить его, вновь
завоевать его хотя бы страстью, ласками, если уж не может вернуть его
нежность, и страшилась всего, не зная еще, где таится опасность.
ней, и ревновала его беспочвенной ревностью ко всему и ко всем, даже к
женщинам, случайно проходившим мимо ее окна, - все они казались ей оча-
ровательными и опасными, хотя она и не знала, говорил ли с ними хоть раз
Поль Бретиньи.
мимо моего окна. Я ее раньше не видела, должно быть, она только на днях
приехала.
лжет, и, бледнея, говорила:
шенькая, ну просто красавица!
голову, что у него есть тайная связь, что он вызвал сюда какую-нибудь
любовницу, может быть, свою актрису. И она начинала выпытывать у отца, у
брата, у мужа, какие появились в Анвале молодые и привлекательные женщи-
ны.
ним, она бы немного успокоилась, но почти полная неподвижность, которую
ей предписали, делала ее мучение нестерпимой пыткой. И когда она говори-
ла с Полем, уже в самом звуке ее голоса сквозило страдание, и это только