потому, что Коротопол прежде того убил отца Ярослава Пронского,
Александра, захватив последнего по дорого в Орду, - дело обычное при
Узбеке, который и сам легко приказывал казнить непокорных или
заподозренных им в непокорстве князей, так что всякий едущий в Сарай в те
годы писал на всякий случай завещание по душе, не ведая: воротит ли живым
до дому? Однако и бесерменская церковь усилилась в Орде при новом
повелителе, по каковой причине и совершилось томление Феогностово... Как
бы то ни было - давняя светлая улыбка молодого царевича, встреченного им
некогда на охоте, улыбка, за которой не чаялось узреть жестокого двойного
убийства братьев, теперь все больше связывалась в воображении Семена с тем
обликом нового хана, о коем доносили ордынские слухачи.
великому князю владимирскому. Но суздальский князь уже добился, в свой
черед, титула великого князя суздальского, а с ним - права самому платить
дань Орде, не подчиняясь Симеону, а, сверх того, мог и рассчитывать, в
грядущем, получить, в очередь за Симеоном, владимирский стол, поскольку
детей мужеска пола у князя Семена не было. По лествичному праву великий
стол очень и очень мог перейти в дальнейшем суздальским князьям. (Как
вызналось зимою, об этом уже хлопотали теперь в Орде братья-князья,
стакнувшиеся друг с другом.)
рубеже, подозрительно вели себя князья смоленские, замыслившие, как
кажется, вновь откачнуть к Литве, неспокойно было в боярах, хотя Семен
наконец и снял остуду с Хвоста по неотступным просьбам бояр и совету
духовного отца, Алексия. Неспокойно было в далеком Цареграде, где
продолжалась междоусобная брань, глухие волны которой гибельно качали
устои русской митрополии... И все-таки хлеб был ссыпан в житницы, из
Новгорода шло серебро, ордынские дани выплачивались в срок, рождественский
корм был собран без натуги и недоимок и укрытая снегами русская страна
могла воздохнуть спокойно: еще один год минул без лихолетья и войны.
страхом думал о ее возможном конце - как-никак за прошедшие годы и сжился,
и привык, и знал всегда, уезжая, что есть догляд за домом и двором, не
купленный, а свой, кровный, душевный догляд, коего можно сожидать - и при
сотнях слуг, сенных бояр, холопов и послужильцев - все-таки только от
близкого и родного себе человека.
прибыли из Царьграда), также расписать <свою> церкву - храм Спаса, в
монастыре, в Кремнике. Деятельно собирала имение и выискивала повсюду
добрых мастеров иконного письма.
порошок цветные камни, как готовили растворы, чтобы обмазывать по частям
камни стены: писать приходило токмо по мокрому, и потому и обмазывать
стены и писать надобно было единовременно - <единым днем!>, как уточнял
Захарий:
сухому-то напишешь, дак и стереть мочно, и все не так! Стары-ти мастера
век по сухому не писывали, дак пото и не смыть ихней работы ни водою и
ничем, токмо уж ежели соскоблить заново всю стену! И известь выдержана
коли до двадцати летов, дак, тово, как зеркало! Любота! Лепота!
начале отцовского храмоздательства, - и теперь уже сам Симеон боялся: не
мал ли срок? Из Нова Города ить твореной извести не довезешь!
крепости. У купцов доставали дорогую иноземную лазурь, которую, слышно,
добывают где-то в горах, в земле индийской. Твердые куски синего слоистого
камня гляделись словно некая драгоценность, а их еще надобно было
разбивать, толочь и растирать в мельчайшую пыль, чем и занимались всю зиму
молодшие иконописной дружины. Краску везли и из Новгорода - темно-красную
охру, и из Пскова, и из иных земель. Захарья мог часами рассказывать о
каждой краске: откудова она, и какая в ней сила, и для чего годна. Какою
охрой прописывают лик и руки, чем пишут гиматии и фелони, как накладывают
пробела, почто в стенописи не употребляют твореного золота, как на иконах,
чем суздальский пошиб иконного письма отличен от новогородского и
тверского и почему добрый мастер должен, приуготовляя себя к труду
иконному, поститься и молиться, яко мних, много дней, пока дух не взойдет
в совершенное парение и все греховное не изыдет прочь, дабы враг рода
человеческого не смог рукою мастера осквернить невестимо образ господень
либо лики святых угодников.
неутомимых краскотерок; иногда брал в руки кисть и с трепетом проводил
линию, плавно усиливая или ослабляя нажим, как учил мастер, - только у
мастера линия действительно <играла>, а у него, как ни старался,
спотыкалась и рвалась, - глядел, как готовят, отскабливая до блеска, доски
под иконостасный ряд, как клеят паволоку, промазывают алебастром и долго
полируют пемзой и костью, до блеска и твердоты. После Пасхи, как
растеплеет, мастера обещали приняться за стены.
разукрашенных коней; минул Пост, и уже оседали снега и пахло новой весной,
и уже ладили упряжь и сохи, а иконные мастера, застроив храм лесами,
начали свою звонкую работу, насекая камень под обмазку, чтобы лучше
держалась известь на стене, пробовали забивать гвозди с широкими шляпками,
коими в абсидах и в куполе храма будет удерживаться дополнительно
расписанный красками слой извести. И князь, ежась от идущего от камня
холода, стоял теперь в храме, задрав голову, следил за ладною работою
мастеров.
звал сам, дабы упредить очередные обвинения залесских князей в лихоимстве
и утаивании ордынских даней, в чем со времен Михайлы Святого (да и задолго
до него!), кажется, не минули овиноватить ни одного из великих
владимирских князей...
утверждения древнего лествичного права наследования, и московскому князю,
у коего до сих пор нету сына, достоит повестить хану, кого он сам прочит в
наследники свои.
(который недавно, после смерти мачехи, отошел Андрею в удел) и Ивана
Красного из Рузы, коротко объявив обоим о существе дела и надобности ехать
в Сарай. (Братьев следовало поскорее женить, не то и Джанибек не поможет.
У всех троих московских владетелей до сих пор не народилось потомка
мужеска пола!)
утверждаться в правах на престол. Правда, Иван Красный, старший из двух,
как раз менее всего и годился для занятия стола великокняжеского. Но право
должно стоять выше силы, иначе не стоять земле! Не резаться же им, яко
сыроядцам, за стол великокняжеский! Оставалось надеяться на потомков, на
еще не рожденных сыновей...
Он слаб, не удержит даже Алексея Хвоста. Рязане отберут у него Коломну,
Костянтин Суздальский - Переяславль. Он потеряет и Тверь, и Новгород,
отдаст Смоленск Литве. Все батины заводы - дымом! Я не хочу Ивана! Пусть
лучше Андрей! Зачем он младший? Не лучше ли, яко в Литве, избирать не
старшего, а достойнейшего! Не режутся же они! (Или только не начали резать
друг друга?) Господи! Почему не Андрей? Почему Иван не умер тогда...
вместе с женою... Я кощунствую, Господи... Все одно! Почему он?! На кого
оставлю я княжество свое? Как переступить за грань небытия и не растерять,
не погубить сущего? Господи, укажи мне, подай мне нить спасения, и я умру
хоть сейчас, сегодня, успокоенный в деле своем!
суд господень, строгий и неотмолимый? Я все могу, даже принять смерть...
Но ежели со мною умрет язык мой и народ русский расточит пылью по лицу
земли - того, лишь того не возмогу, Господи!
смилуйся еще раз над грешною нашей страной! Ведь ежели я, ежели мы не
спасем сегодня Руси Великой, завтра она исчезнет в пучине небытия, и даже
память ее потонет в веках!
честью. Джанибек утвердил Ивана наследником великокняжеского стола. Теперь
стало можно до времени не страшиться братьев-князей. Все окончилось
счастливо, очень счастливо! И все-таки только теперь начал Симеон полною
мерой понимать, каким духовно выпотрошенным возвращался отец из Сарая, от
жестокого и грозного хана Узбека!
ему, по-детски, прежде всего хотелось заглянуть в Михаила Архангела,
увидеть, что успели сотворить за время его отлучки иконные мастера.
торжественная служба, дума, разбор накопившихся дел: пришлось вникать в
семейную тяжбу Черменковых и быть третейским судьей при обмене селами
Афинея с Андреем Кобылою, пришлось выслушать отчеты посельских об урожае и
ключников - по хозяйству княжеского двора (тут тоже надобно было разбирать
споры бортников с конюшими о лугах за Яузой), и все это в один день, не
передохнувши с дороги. Лишь поздно вечером он попал, наконец, в баню, а