перепугались. Маленькая Лидочка вскрикнула, бросилась к Поленьке, обхватила
ее и вся затряслась.
переходил улицу, его раздавила коляска, не беспокойтесь, он очнется, я
велел сюда нести... я у вас был, помните... Он очнется, я заплачу!
же падают в обмороки. Мигом под головою несчастного очутилась подушка, о
которой никто еще не подумал; Катерина Ивановна стала раздевать его,
осматривать, суетилась и не терялась, забыв о себе самой, закусив свои
дрожавшие губы и подавляя крики, готовые вырваться из груди.
оказалось, жил через дом.
беспокойтесь, я заплачу. Нет ли воды?.. И дайте салфетку, полотенце,
что-нибудь, поскорее; неизвестно еще, как он ранен... Он ранен, а не убит,
будьте уверены... Что скажет доктор!
углу, установлен был большой глиняный таз с водой, приготовленный для
ночного мытья детского и мужниного белья. Это ночное мытье производилось
самою Катериной Ивановной, собственноручно, по крайней мере два раза в
неделю, а иногда и чаще, ибо дошли до того, что переменного белья уже
совсем почти не было, и было у каждого члена семейства по одному только
экземпляру, а Катерина Ивановна не могла выносить нечистоты и лучше
соглашалась мучить себя по ночам и не по силам, когда все спят, чтоб успеть
к утру просушить мокрое белье на протянутой веревке и подать чистое, чем
видеть грязь в доме. Она схватилась было за таз, чтобы нести его по
требованию Раскольникова, но чуть не упала с ношей. Но тот уже успел найти
полотенце, намочил его водою и стал обмывать залитое кровью лицо
Мармеладова. Катерина Ивановна стояла тут же, с болью переводя дух и
держась руками за грудь. Ей самой нужна была помощь. Раскольников начал
понимать, что он, может быть, плохо сделал, уговорив перенести сюда
раздавленного. Городовой тоже стоял в недоумении.
застанешь дома, все равно, скажи, что отца лошади раздавили и чтоб она
тотчас же шла сюда... как воротится. Скорей, Поля! На, закройся платком!
погрузился опять в прежнее безмолвное прямое сиденье на стуле, выпуча
глазки, пятками вперед и носками врозь.
Полицейские ушли, кроме одного, который оставался на время и старался
выгнать публику, набравшуюся с лестницы, опять обратно на лестницу. Зато из
внутренних комнат высыпали чуть не все жильцы госпожи Липпевехзель и
сначала было теснились только в дверях, но потом гурьбой хлынули в самую
комнату. Катерина Ивановна пришла в исступление.
что за спектакль нашли! С папиросами! Кхе-кхе-кхе! В шляпах войдите еще!..
И то в шляпе один... Вон! К мертвому телу хоть уважение имейте!
очевидно, даже побаивались; жильцы, один за другим, протеснились обратно к
двери с тем странным внутренним ощущением довольства, которое всегда
замечается, даже в самых близких людях, при внезапном несчастии с их
ближним, и от которого не избавлен ни один человек, без исключения,
несмотря даже на самое искреннее чувство сожаления и участия.
след беспокоить напрасно.
было растворить дверь, чтобы разразиться на них целым громом, но
столкнулась в дверях с самою госпожой Липпевехзель, которая только что
успела прослышать о несчастии и прибежала производить распорядок. Это была
чрезвычайно вздорная и беспорядочная немка.
изтопталь. В больниц его! Я хозяйка!
высокомерно начала было Катерина Ивановна (с хозяйкой она всегда говорила
высокомерным тоном, чтобы та "помнила свое место", и даже теперь не могла
отказать себе в этом удовольствии), - Амалия Людвиговна...
Амаль Людвиговна; я Амаль-Иван!
вашим подлым льстецам, как господин Лебезятников, который смеется теперь за
дверью (за дверью действительно раздался смех и крик: "сцепились!"), то и
буду всегда называть вас Амалией Людвиговной, хотя решительно не могу
понять, почему вам это название не нравится. Вы видите сами, что случилось
с Семеном Захаровичем; он умирает. Прошу вас сейчас запереть эту дверь и не
впускать сюда никого. Дайте хоть умереть спокойно! Иначе, уверяю вас,
завтра же поступок ваш будет известен самому генерал-губернатору. Князь
знал меня еще в девицах и очень хорошо помнит Семена Захаровича, которому
много раз благодетельствовал. Всем известно, что у Семена Захаровича было
много друзей и покровителей, которых он сам оставил из благородной
гордости, чувствуя несчастную свою слабость, но теперь (она указала на
Раскольникова) нам помогает один великодушный молодой человек, имеющий
средства и связи, и которого Семен Захарович знал еще в детстве, и будьте
уверены, Амалия Людвиговна...
быстрей, но кашель разом перервал красноречие Катерины Ивановны. В эту
минуту умирающий очнулся и простонал, и она побежала к нему. Больной открыл
глаза и, еще не узнавая и не понимая, стал вглядываться в стоявшего над ним
Раскольникова. Он дышал тяжело, глубоко и редко; на окраинах губ выдавилась
кровь; пот выступил на лбу. Не узнав Раскольникова, он беспокойно начал
обводить глазами. Катерина Ивановна смотрела на него грустным, но строгим
взглядом, а из глаз ее текли слезы.
проговорила она в отчаянии. - Надо снять с него все верхнее платье!
Повернись немного, Семен Захарович, если можешь, - крикнула она ему.
отчаянием воскликнула:
окрика и замолчал. Робким, тоскливым взглядом отыскивал он ее глазами; она
опять воротилась к нему и стала у изголовья. Он несколько успокоился, но
ненадолго. Скоро глаза его остановились на маленькой Лидочке (его
любимице), дрожавшей в углу, как в припадке, и смотревшей на него своими
удивленными, детски пристальными глазами.
сказать.
босые ножки девочки.
знаешь, почему босенькая!
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий
Максимов Альберт
Акунин Борис
Посняков Андрей
Сертаков Виталий