спросил его.
будут говорить с уважением. Пусть идут, только недолго, через час станет
опасно.
жалуюсь, я никогда не жаловался. Галеран, сядьте на койку, вы уйдете
последний.
лазарета и поползли к Тергенсу; он, догадываясь уже о скверном исходе, молча
смотрел на приятелей, которые, ухватив друг друга за плечи, спорили, стоя на
коленях. Тергенсу Стомадор сделал знак не мешать.
вас и могу сказать все быстрее. Я знаю, что делать.
Стомадор, сам не выпуская плеча Ботреджа. - За тобой прибежит толпа...
что привести священника. Душа его мучится. Понимаешь ли ты?
выразить, как нужно, от тебя разбегутся все. У меня есть опыт на эти вещи! Я
изучаю психологические подходы и имею верность глаза! Как можешь ты меня
заменить? Это нахальство!
Она сразу пойдет. Ее сын тоже сидит в тюрьме, только не здесь.
Даже мне этого не сказать, хотя в такую сумасшедшую ночь мои мысли
проснулись на всю жизнь! Он хочет вздохнуть - слышишь? - вздохнуть всем
сердцем, вздохнуть навсегда! Молчи! Молчи! Это я приведу последнего,
неизвестного друга, такого же, как его светлый бред! - в исступлении шептал
Стомадор, утирая слезы и чувствуя силы разбудить целый город. - О ночь, -
сказал он, стремясь освободиться от переполнивших его чувств, - создай
существо из лучей и улыбок, из милосердия и заботы, потому что такова душа
несчастного, готового умереть от руки нечестивых! Что мы будем болтать. Стой
у тюремного выхода и стреляй, если понадобится!
лавочника, кинувшегося, ударяясь головой о свод, к выходу на двор.
на пустырь сзади сарая где сильно волнующийся Груббе сидел, не выпуская из
рук рулевого колеса, лавочник только махнул ему рукой, давая тем знак стоять
и ждать, сам же обогнул квартал со стороны пустыря, выбежав на Тюремный
переулок ниже тюрьмы.
головой, чувствуя все время безмолвный призыв сзади себя, Стомадор
оглядывался в ночной пустоте. Он то шел, то бежал.
свет охватывал тени домов. Не добегая моста в низине, соединяющего
предместья с городом, Стомадор увидел двух девушек, торопливо возвращающихся
домой. Он кинулся к ним с глубокой верой в одушевляющую его силу, но,
замерев от неожиданности, эти девушки при первом его слове: "Помогите
умирающему.." - разделились и бросились бежать, испуганные диким видом
растрепанного грузного человека. Не останавливаясь, не смущаясь, Стомадор
пробежал короткий квартал, соединяющий мост со ступенями северного выхода
Центрального бульвара, почти пересекающего город прямой линией.
играл оркестр мавританской ротонды; его звуки отдалялись ветром, иногда лишь
звуча явственно и тревожно, как слова, бросаемые в дверь человеком, уходящим
навсегда, далеко. Почти не было прохожих в этот час ночи; на конце бульвара
одна явственная женская фигура в черной мантилье приближалась к ступеням;
как звезды, блеснули ее глаза.
Кто бы вы ни были, выслушайте голос самого отчаяния! Дело идет о
приговоренном к смерти. Я не пьян, не безумен, и я сразу поверил в вас. Не
обманите меня!
любившей своего мужа, что она не замечала его обдуманных действий,
подготовляющих разрыв. Лишь первые дни брака Ван-Конет был внимателен к
своей жене; с переездом в Покет он перестал стесняться и начал вести ту
обычную для него жизнь, к которой привык. Он был рассеян, резок и насмешлив,
как взрослый, быстро разочаровавшийся в игрушке, взятой им из прихоти для
недолгой забавы. В этот день Консуэло была грубо оскорблена Ван-Конетом,
попрекнувшим жену ее незнатным происхождением. Чтобы хотя немного
рассеяться, молодая женщина отправилась на концерт одна, где, слушая
взволновавшую и еще более расстроившую ее музыку, в задумчивости покинула
концертный зал. Впервые так тяжко не совпадали выраженные высоким искусством
чувства с ее горьким наивным опытом. Грустная, чувствуя желание остаться
одной, она, мало зная город, медленно шла по бульвару не в ту сторону, куда
надо было идти, и ее остановил Стомадор.
хотела пройти дальше, но Стомадор так бережно, хотя пылко, схватил ее руку,
что она остановилась, не решаясь сердиться.
ловил ее. - Сеньора, приговорен к смертной казни лучший мой друг, Джемс
Гравелот, и на рассвете его повесят. Сеньора, помогите мне сказать такие
слова, которые убедят вас! Идите к нему со мной, выслушайте и проводите его!
Ваше сердце поймет это последнее желание, для которого слишком недостоин и
груб мой язык, чтобы я мог его выразить!
одежду, уже слегка зараженная неистовым волнением старого человека, Консуэло
произнесла:
человек. Куда же вы зовете меня?
таможней. Никто не верит в его преступность, так как его погубил Ван-Конет,
сын губернатора. Гравелот ударил этого негодяя за подлый поступок. Месть,
страх потерять выгодную невесту сгубили Гравелота. Но нет времени
рассказывать все. Я вижу. вы сжалились, и ваша прекрасная душа бледнеет, как
ваше лицо, слыша о преступлении. Вот его последнее желание, и судите, может
ли так сказать черная душа: "Стомадор, обратись к первой женщине, которую
встретишь. Если она стара, она будет мне мать, если молода, - станет
сестрой, если ребенок, - станет моей дочерью". Судите же, чего не получил
умирающий и как жестоко отказать ему, потому что он болен, неподвижен и
готовится умереть!
отчего дрогнуло уже нечто непоправимое в душе тоскующей молодой женщины,
отвели все колебания Консуэло. Она решилась.
довольно мрачна, чтоб я пыталась ее объяснить. Идемте. Ведите меня. Как мы
пройдем?
ликующий Стомадор, готовый из благодарности нести на руках это милое
существо, так отважно решающееся подвергнуть себя опасности. - Верьте или
нет, как хотите, но, по крайней мере, двадцать обращений было с моей
стороны, и все они не имели успеха. И я не жалею, - прибавил он, - так как
мне суждено было... Вы понимаете, что это правда, сеньора.
возбуждение Давенанта, Консуэло не могла удержаться от улыбки, слушая
наивную лесть и многое другое, что, поспешно шагая рядом с ней, говорил
Стомадор, пока минут через пятнадцать они не проскользнули в дверь лавочного
двора. Добросовестность Стомадора была теперь вполне ясна Консуэло, поэтому,
хотя и с стеснением, вызываемым необычностью опасного происшествия, она все
же храбро заглянула в слабо освещенную фонарем узкую шахту, сказав:
грубо и мерзко ясно сердце ее мужа, как будто открылись больные внутренности
цветущего на вид тела, полные язв. И она хотела выслушать приговор свой от
приговоренного, неведомо для себя распутавшего грязную ложь.
возвратясь с простыней, довольно чистой. Закутавшись с головой, Консуэло
увидела выглянувшее снизу лицо Тергенса. Ее охватил глубокий интерес к
предприятию, мрачность и трепет которого чем-то отвечали ее страданию.
Джемсу... Но обдумано же все действительно блестяще!
девочкой. Он парил около нее, бережно поддерживая при спуске.
заглянув в жуткий тоннель, мрачно озаренный звездой фонаря. Действительно,
можно было восхититься этой работой. - Хоть это утешение мне, - добавила
она, оставив лавочника в недоумении насчет смысла своего замечания.
слов ее расстроенного проводника. Теперь Консуэло считала прямой
обязанностью своей загладить чем-нибудь зло, нанесенное ее мужем; она
торопилась и пробиралась согнувшись. Ботредж, пораженный ее видом, молчал,
прижавшись к стене прохода, чтобы пропустить женщину. Она наступила ему на
руку, но он даже не пошевелился. Тергенс пополз вперед и сел у второго
выхода, протянув ноги. Консуэло и лавочник перешагнули через его ноги с