Чтение 45–й страницы книги ~Пионеры, или у истоков Саскуиханны~

указал на них дочери. Вихри снега уже скрыли гору, являвшуюся северной
границей озера, и бодрящее весеннее тепло сменилось пронизывающей стужей -
приближался норд-вест.

Теперь все думали только о том, как бы поскорее добраться до поселка,
хотя из-за плохой дороги волей-неволей приходилось сдерживать лошадей,
которые иной раз норовили пуститься вскачь там, где осторожность требовала
идти лишь шагом.

Ричард по-прежнему ехал впереди, за ним мосье Лекуа, затем Элизабет. Она,
казалось, переняла ту холодность и отчужденность, с какой Эдвардс держался
во время разговора с ее отцом. Мармадьюк ехал следом за дочерью, то и дело
ласково давая ей советы относительно того, как управлять лошадью. Луиза
Грант, по-видимому, целиком полагалась на помощь молодого человека, и потому
Эдвардс ехал рядом с ней все время, пока они пробирались по угрюмому темному
лесу, куда так редко проникали лучи солнца и где стоящие стеной деревья даже
дневной свет делали тусклым и мрачным. Сюда пока еще не долетал ни малейший
ветерок, но мертвая тишина, часто предшествующая буре, усугубляла тягостное
чувство - казалось, было бы легче, если бы буря уже свирепствовала над
головой.

И вдруг все услышали голос Эдвардса - то был крик такой громкий и
отчаянный, что при звуках его у всех застыла кровь в жилах.

- Дерево! Дерево!.. Спасайтесь! Хлещите коней! Дерево! Дерево!..

- Дерево! Дерево! - в свою очередь крикнул Ричард и с такой силой ударил
коня, что испуганное животное сделало прыжок чуть ли не в пять метров, и
из-под копыт его взметнулись фонтаны воды и грязи.

- Дерево!.. Дерево!.. - завопил француз. Прижав голову к шее своего
скакуна и закрыв глаза, он так яростно колотил каблуками по его бокам, что
тот в одно мгновение очутился у самого крупа коня Ричарда.

Элизабет придержала свою кобылку, все еще ничего не понимая, но уже с
беспокойством глядя на дерево, вызвавшее такую тревогу, и прислушиваясь к
треску, вдруг нарушившему безмолвие леса. В следующую секунду рука отца
схватила уздечку ее лошади.

- Господи, сохрани и помилуй! - воскликнул судья.

И Элизабет почувствовала, что кобылка, повинуясь его сильной руке,
рванулась вперед.

Все пригнулись как можно ниже к седельным лукам, и в тот же момент
послышался зловещий треск, в воздухе загудело, как от сильного ветра, и
раздался такой грохот и удар, что земля задрожала, - это рухнул прямо
поперек дороги один из могучих лесных великанов.

Судье Темплу достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что его
дочь и все, кто находился впереди, живы и невредимы. Он обернулся назад,
преисполненный страха и беспокойства за остальных. Эдвардс остался по ту
сторону рухнувшего дерева; сильно откинувшись в седле назад, он правой рукой
держал уздечку своего коня, а левой - уздечку коня мисс Грант, стараясь
прижать его голову возможно ниже. Оба животных дрожали всем телом и
испуганно храпели. Луиза, выпустив из рук поводья и закрыв лицо ладонями,
сидела наклонившись вперед; поза ее выражала одновременно и отчаяние и
покорность.

- Вы не пострадали? Вы не ранены? - первым нарушил молчание судья.

- Нет, благодарение богу, - ответил юноша. - Но, если бы у дерева были
длинные сучья, мы бы погибли.

Он тут же умолк, видя, что тело Луизы медленно сползает с седла. Не
подоспей он вовремя, девушка упала бы на землю. Однако причиной обморока был
только страх, и Луиза с помощью Элизабет скоро пришла в себя. Ее вновь
усадили в седло, и, поддерживаемая с одной стороны судьей, а с другой -
мистером Эдвардсом, она была теперь в состоянии следовать за кавалькадой,
медленно продвигавшейся к дому.

- Внезапное падение дерева - самое опасное явление в лесу, потому что его
нельзя предусмотреть, - сказал Мармадьюк. - Оно происходит не из-за сильного
ветра и не по какой-либо другой видимой причине.

- Причина падения деревьев, судья Темпл, совершенно очевидна, - сказал
шериф, - дерево состарилось, постепенно ослабело от морозов, подгнило, и его
центр тяжести уже не приходится на середину основания дерева - в таком
случае оно непременно падает. Я изучал математику, и я...

- Да-да, мы все это знаем, Ричард, - прервал его Мармадьюк. - Ты
рассуждаешь правильно, и, если память мне не изменяет, я сам все это
разъяснял тебе когда-то. Но как предостеречься от такой опасности? Если
можешь дать полезный совет, ты окажешь всем живущим здесь большую услугу.

- Ты хочешь, чтобы я ответил тебе на это, друг мой Темпл? Изволь, -
сказал Ричард. - Образованный человек всегда ответит тебе на любой твой
вопрос. Разве падают все деревья? - Разумеется, нет, а только те, что
подгнили. Не подходи близко к корням гнилого дерева, и ты в безопасности.

- Тогда, значит, в лес вовсе ходить нельзя. Но, по счастью, сильные ветры
обычно сами сваливают большую часть этих опасных сгнивших деревьев: через
просеки ветрам открыты доступы в самую глубь леса. Такие случаи, как только
что происшедший, чрезвычайно редки.

К этому времени силы Луизы уже вернулись к ней, и кавалькада могла
продвигаться несколько быстрее, но всадники "были все еще далеко от дома,
как вдруг их настигла метель. Когда они благополучно добрались наконец до
поселка и спешились возле "дворца" Темпла, одежда у них была вся в снегу, а
черные перья на шляпе мисс Темпл под тяжестью сырого снега совсем поникли.

В то время как Эдвардс помогал Луизе сойти с коня, добрая, простодушная
девушка горячо сжала руку юноши.

- Теперь, мистер Эдвардс, оба мы, и отец и дочь, обязаны вам спасением
нашей жизни.

Мчавшаяся с северо-запада метель разыгралась вовсю, и солнце еще не
успело сесть, как уже все признаки весны исчезли: озеро, горы, поселок, поля
- все снова скрылось под ослепительным снежным покровом.

Глава 22

И старики и молодежь

Селенье бросили, спешат толпой

В луга, волненьем радостный объяты

Уильям Соммервилл,

"Охота"

С этого дня и вплоть до самого конца апреля погода то и дело резко
менялась: сегодня мягкие весенние ветерки, пробравшись в долину, пытаются в
союзе с живительным солнцем разбудить дремлющие силы растительного царства,
а завтра над озером проносятся хмурые северные ветры и стирают всякое
воспоминание о своих нежных предшественниках. Но вот наконец снег стаял,
кругом зазеленели пшеничные поля, среди которых здесь и там торчали
обуглившиеся пни, еще осенью служившие основанием величавых сосен. Повсюду
работали плуги, и над зарослями клена уже не поднимались дымки сахароваров.
Озеро утратило свою зимнюю красу, оно перестало походить на сверкающую
ледяную равнину, но неподвижные его воды были все еще скрыты под темной
пористой коркой льда, которая, пропитавшись водой, вот-вот готова была
растаять. Большие стаи диких гусей долго кружили над озером, ища места для
отдыха, и, очевидно, поняв, что до воды не добраться, улетали в северном
направлении, высоко взмывая к небу и наполняя воздух резкими криками, словно
выражали тем недовольство по поводу слишком медленного пробуждения природы.

Целую неделю темный покров озера был в безраздельном владении пары орлов,
которые спустились на самую середину его и стояли, озирая свою никем не
оспариваемую территорию. Все это время перелетные птицы избегали пролетать
через озеро и направлялись в сторону гор, под защиту леса; орлы, подняв
вверх свои белые лысые головы, презрительно провожали их взглядом. Но вот
настала пора, когда этим двум парам пернатых пришлось лишиться своих
владений. Южный конец озера начал постепенно очищаться ото льда, и там, где
течение реки не давало воде замерзнуть даже зимой, образовалась широкая
полынья. Да и свежие южные ветры, гулявшие теперь по всей долине, делали
свое дело: у берега заплескались чуть заметные волны, подтачивая ледяной
пласт, покрывавший озеро, и тот отступал все дальше и дальше. Сила ветра и
волн росла, лед треснул, по всему озеру заходили невысокие, но бурные волны,
дробя лед и с удивительной быстротой унося его на север. И, когда уже
последняя льдина готова была исчезнуть из виду, орлы поднялись, широкие
взмахи крыльев понесли их к облакам; а волны плясали и вскидывали свои
снежные гребешки, как бы радуясь освобождению от рабства, длившегося пять
месяцев.

На следующее утро Элизабет проснулась от громкого щебета ласточек,
поднявших ссору вокруг кормушек над окнами, и возгласов Ричарда, столь же
веселых и жизнерадостных, как голоса весны.

- Вставайте, вставайте же, прекрасная моя миледи! Над озером уже носятся
чайки, а в небе кишмя кишат голуби. Хоть целый час смотри на небо, не сыщешь
свободного местечка, чтобы поглядеть на солнце. Вставайте, ленивцы,
вставайте! Бенджамен уже готовит оружие. Вот только позавтракаем - и марш в
горы, стрелять голубей!

Невозможно было устоять против столь бодрого призыва, и спустя несколько
минут мисс Темпл вместе со своей подругой спустились в столовую. Двери были
распахнуты настежь, и мягкий, ароматный воздух ясного весеннего утра
врывался в комнаты, где Бенджамен в течение долгих месяцев с таким
неослабным усердием поддерживал искусственное тепло. Мужчины, одетые так,
как это подобает охотникам, с нетерпением ждали завтрака. Мистер Джонс уже
неоднократно выглядывал на улицу и кричал:

- Кузина Бесс, ты только посмотри! Эй, Дьюк, и ты тоже! С юга двинулись
голубиные стаи, с каждой секундой их становится все больше. Сколько
провианта! Вот летит стая, которой не видно конца. Всю армию Ксеркса можно
было бы кормить целый месяц. А пуху-то сколько! Хватит, чтобы набить перины
всем здешним жителям... Ксеркс, да было бы вам, мистер Эдвардс, известно,
это греческий царь, который... Нет, он не то турок, не то перс, что
возмечтал завладеть Грецией, точь-в-точь как эти пернатые разбойники мечтают