Марион питала страстную любовь к свободе; пылкая сторонница республики, она
всей душой презирала бесправный режим, насаждаемый королевской властью. В
своих политических убеждениях она далеко опередила отца, и ему не раз
случалось прибегать к ее поддержке, когда он колебался принять какое-нибудь
решение. Может быть, и теперь, когда он наконец решился на этот важный шаг -
объявить себя сторонником парламента и народа, - Марион сыграла не меньшую
роль, чем то жестокое оскорбление, которому он подвергся со стороны короля.
времени и присоединился к народной партии, которой она уже давно
сочувствовала.
увлеклась Генри Голтспером: он представлялся ей героем. Он был так не похож
на тех, кто ее окружал! В его внешности, в его поступках, в его отношениях с
людьми - во всем, что он делал или говорил, не было ничего общего с этими
разряженными кавалерами в париках с длинными локонами, с этими низкими
льстецами, которые вечно болтали о придворной жизни и короле. Невольно
сравнивая его с ними, Марион не могла не видеть в нем мужественного,
благородного, самоотверженного человека, достойного восхищения и любви.
сжималось мучительной тревогой: она опасалась за его жизнь. До нее уже давно
доходили слухи об его открытых выступлениях против королевской власти. И
разве она сама не слышала в тот день, на поединке, его победного возгласа,
когда он, устремившись на Скэрти, воскликнул: "За народ!"
этот возглас, и как она любила его за это! Но эта любовь и заставляла ее
дрожать за его жизнь.
ты должна быть очень счастлива! Ты маленькая счастливица!
нравится.
должна чувствовать себя счастливой, Марион. Если я кому-то нравлюсь, то уж
тобой-то все восхищаются. Но только мне вовсе и не нужно, чтобы мной
восхищались все, а только один!
вовсе не стремлюсь пленять многих. Мне достаточно владеть одним сердцем и
быть любимой одним...
сомневаюсь, любит тебя так же, как Уолтер любит меня, и ты тоже любишь его,
я думаю, не меньше, чем я люблю Уолтера. Не правда ли, Марион?
безопасности, и он будет твоим на всю жизнь. А в моем я не могу быть
уверена, и, кроме того, ему грозит опасность.
Всадником. Вот было бы замечательно, если бы он тебя похитил и умчал на
своем великолепном коне! Ах, Марион, я готова позавидовать тебе!
бежать, уже приходила ей в голову, и именно поэтому она не хотела, чтобы ее
кузина говорила об этом даже в шутку. Для Марион это было слишком серьезным
шагом, и она предпочитала не думать о нем, пока не получит отказа отца.
опасность?
перед которым она расчесывала свои длинные густые волосы, окутывавшие
золотой мантией ее белоснежные плечи. - Ты слышала?
собирается гроза. Мне показалось, что я слышу топот лошадей на аллее около
дома. Погаси свет, Лора, чтобы можно было выглянуть в окно.
посмотрела вниз.
предчувствие опасности, угрожающей ее возлюбленному, предчувствие, которое
весь день не давало ей ни минуты покоя. Ее обострившийся слух уловил стук
подков по усыпанной песком аллее... Да, вот опять! Она ясно слышит его, не
так громко, как раньше, но его слышно... Правда, все слабей и слабей...
Но звонкий стук подков ясно свидетельствовал, что эти лошади повинуются
узде, что на них кто-то едет.
полночь!
за игрой в ландскнехт < Ландскнехт - карточная игра, получившая свое
название от ландскнехтов - наемных немецких солдат XV - XVII веков, которые
ввели ее в употребление.>. Было уже половина двенадцатого, когда мы кончили.
Но кто же это мог уехать так поздно, хотелось бы мне знать?
в густой мрак.
небо и на секунду озарила парк до самой ограды.
что сейчас представилось их глазам, на том самом месте, которое будило в ней
сладостные воспоминания, усилило в ее душе опасения и тревогу.
дома; по-видимому, они только что выехали. Они ехали не оглядываясь, а если
бы они оглянулись, картина, которая предстала бы перед ними в свете
вспыхнувшей молнии, быть может, заставила бы их повернуть обратно.
полураздетые девушки; тесно сдвинув головки, они стояли обнявшись и положив
друг другу на плечи обнаженные руки.
Испугавшись, что они очутились на виду, хотя видеть их могло только небо,
смущенные девушки мигом отпрянули от окна. Но как ни короток был этот миг,
обе они успели узнать закутанных всадников, ехавших по аллее.
Глава 35
ЗАГОВОР
ограду парка и заглянуть на лесистые склоны мили за две к северо-западу от
Бэлстрода!
Биконсфилд с близлежащими селениями - Фулмир, Сток, Хеджерли и двумя
Челфонтами, - они увидели бы не двух путников, а по меньшей мере двадцать;
они ехали верхом и большей частью поодиночке; лишь изредка можно было
увидеть группы по два, по три человека.
но все они, по-видимому, держали путь в одно место, и, по мере того как они
приближались к цели своего путешествия, можно было безошибочно сказать, что
это место - старый дом в Каменной Балке.
слезали с коней и отдавали поводья трем слугам, которым было поручено
смотреть за лошадьми. Затем они проходили под аркой высокого портала, где их
встречал юный темнокожий слуга и, не говоря ни слова, провожал по тускло
освещенному коридору до дверей большого зала. Одежда и осанка этих
молчаливых, угрюмых гостей выдавала людей знатного происхождения, а их
запыленные плащи и ботфорты свидетельствовали о том, что им пришлось
проделать немалый путь, чтобы попасть в Каменную Балку.
однако люди, исполнявшие обязанности конюхов, не выражали по этому поводу ни
малейшего удивления и, молча приняв из их рук поводья, отводили лошадей в
конюшню.
образом, и по всему было видно, что они непривычны к этому делу.
приглядеться повнимательнее, в них можно было узнать лесорубов. Это были
наши знакомцы - Дик Дэнси и его помощник Уилл Уэлфорд.
одежда представляла собой какую-то странную смесь различных частей, которые
отнюдь не подходили одна к другой и принадлежали, по-видимому, совсем разным
людям. На нем были высокие ботфорты из прекрасной коричневой кожи, с
красивыми белыми отворотами, вполне достойные красоваться на ногах
какого-нибудь изящного кавалера; плисовые штаны, доходившие до колен,
представляли странный контраст с этими великолепными ботфортами. Из-под
пояса штанов вылезала сорочка тончайшего полотна, но далеко не безупречной
чистоты; поверх был накинут камзол из грубой сермяги, с прорезями на