read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



совсем моей, я убил свою возлюбленную. Я совершил немыслимое, и
вот я стоял на коленях, не зная, что означает этот поступок, не
зная даже, хорош ли он, правилен ли или нехорош и неправилен.
Что сказал бы о нем тот умный шахматист, что сказал бы о нем
Пабло? Я ничего не знал, я не мог думать. Все жарче на гаснущем
лице алел накрашенный рот. Такой была вся моя жизнь, такой была
моя малая толика любви и счастья, как этот застывший рот:
немного алой краски на мертвом лице.
И от этого мертвого лица, от мертвых белых плеч, от
мертвых белых рук медленно подкрадывался ужас, от них веяло
зимней пустотой и заброшенностью, медленно нарастающим холодом,
на котором у меня стали коченеть пальцы и губы. Неужели я
погасил солнце? Неужели убил сердце всяческой жизни? Неужели
это врывался мертвящий холод космоса?
Содрогаясь, глядел я на окаменевший лоб, на застывший
завиток волос, на бледно-холодное мерцанье ушной раковины.
Холод, истекавший от них, был смертелен и все же прекрасен: он
звенел, он чудесно вибрировал, он был музыкой!
Не чувствовал ли я уже однажды и в прошлом этого ужаса,
который в то же время был чем-то вроде счастья? Не слыхал ли
уже когда-то этой музыки? Да, у Моцарта, у бессмертных.
Мне вспомнились стихи, которые я однажды в прошлом где-то
нашел:
Ну, а мы в эфире обитаем,
Мы во льду астральной вышины
Юности и старости не знаем,
Возраста и пола лишены...
Холодом сплошным объяты мы,
Холоден и звонок смех наш вечный...
Тут дверь ложи открылась, и вошел -- я узнал его лишь со
второго взгляда -- Моцарт, без косицы, не в штанах до колен, не
в башмаках с пряжками, а современно одетый. Он сел совсем рядом
со мной, я чуть не дотронулся до него и не задержал его, чтобы
он не замарался кровью, вытекшей на пол из груди Гермины. Он
сел и сосредоточенно занялся какими-то стоявшими вокруг
небольшими аппаратами и приборами, он очень озабоченно орудовал
какими-то винтами и рычагами, и я с восхищеньем смотрел на его
ловкие, быстрые пальцы, которые рад был бы увидеть разок над
фортепьянными клавишами. Задумчиво глядел я на него, вернее, не
задумчиво, а мечтательно, целиком уйдя в созерцанье его
прекрасных, умных рук, отогретый и немного испуганный чувством
его близости. Что, собственно, он тут делал, что подкручивал и
налаживал, -- на это я совсем не обращал внимания.
А устанавливал он и настраивал радиоприемник, и теперь он
включил громкоговоритель и сказал:
-- Это Мюнхен, передают фа-мажорный "Кончерто гроссо"
Генделя.
И правда, к моему неописуемому изумленью и ужасу,
дьявольская жестяная воронка выплюнула ту смесь бронхиальной
мокроты и жеваной резины, которую называют музыкой владельцы
граммофонов и абоненты радио, -- а за мутной слизью и хрипами,
как за корой грязи старую, великолепную картину, можно было и в
самом деле различить благородный строй этой божественной
музыки, ее царственный лад, ее холодное глубокое дыханье, ее
широкое струнное полнозвучье.
-- Боже, -- воскликнул я в ужасе, -- что вы делаете,
Моцарт? Неужели вы не в шутку обрушиваете на себя и на меня эту
гадость, не в шутку напускаете на нас этот мерзкий прибор,
триумф нашей эпохи, ее последнее победоносное оружие в
истребительной войне против искусства? Неужели без этого нельзя
обойтись, Моцарт?
О, как рассмеялся тут этот жуткий собеседник, каким
холодным и призрачным, беззвучным и в то же время
всеразрушающим смехом! С искренним удовольствием наблюдал он за
моими муками, вертел проклятые винтики, передвигал жестяную
воронку. Смеясь, продолжал он цедить обезображенную,
обездушенную и отравленную музыку, смеясь, отвечал мне:
-- Не надо пафоса, соседушка! Кстати, вы обратили вниманье
на это ритардандо? Находка, а? Ну, так вот, впустите-ка в себя,
нетерпеливый вы человек, идею этого ритардандо, -- слышите
басы? Они шествуют, как боги, -- и пусть эта находка старика
Генделя проймет и успокоит ваше беспокойное сердце!
Вслушайтесь, человечишка, вслушайтесь без патетики и без
насмешки, как за покровом этого смешного прибора, покровом и
правда безнадежно дурацким, маячит далекий образ этой музыки
богов! Прислушайтесь, тут можно кое-чему поучиться. Заметьте,
как этот сумасшедший рупор делает, казалось бы, глупейшую,
бесполезнейшую и запретнейшую на свете вещь, как он глупо,
грубо и наобум швыряет исполняемую где-то музыку, к тому же
уродуя ее, в самые чуждые ей, в самые неподходящие для нее
места -- как он все-таки не может убить изначальный дух этой
музыки, как демонстрирует на ней лишь беспомощность собственной
техники, лишь собственное бездуховное делячество!
Прислушайтесь, человечишка, хорошенько, вам это необходимо!
Навострите-ка ушки! Вот так. А ведь теперь вы слышите не только
изнасилованного радиоприемником. Генделя, который и в этом
мерзейшем виде еще божествен, -- вы слышите и видите,
уважаемый, заодно и превосходный символ жизни вообще. Слушая
радио, вы слышите и видите извечную борьбу между идеей и ее
проявленьем, между вечностью и временем, между Божественным и
человеческим. Точно так же, мой дорогой, как радио в течение
десяти минут бросает наобум великолепнейшую на свете музыку в
самые немыслимые места, в мещанские гостиные и в чердачные
каморки, меча ее своим болтающим, жрущим, зевающим, спящим
абонентам, как оно крадет у музыки ее чувственную красоту, как
оно портит ее, корежит, слюнит и все же не в силах окончательно
убить ее дух -- точно так же и жизнь, так называемая
действительность, разбрасывает без разбора великолепную
вереницу картин мира, швыряет вслед за Генделем доклад о
технике подчистки баланса на средних промышленных предприятиях,
превращает волшебные звуки оркестра в неаппетитную слизь,
неукоснительно впихивает свою технику, свое делячество,
сумятицу своих нужд, свою суетность между идеей и реальностью,
между оркестром и ухом. Такова, мой маленький, вся жизнь, и мы
тут ничего не можем поделать, и если мы не ослы, то мы смеемся
по этому поводу. Таким людям, как вы, совсем не к лицу
критиковать радио или жизнь. Лучше научитесь сначала слушать!
Научитесь серьезно относиться к тому, что заслуживает
серьезного отношенья, и смеяться над прочим! А разве вы сами-то
поступали лучше, благородней, умней, с большим вкусом? О нет,
мосье Гарри, никак нет. Вы сделали из своей жизни какую-то
отвратительную историю болезни, из своего дарованья какое-то
несчастье. И такой красивой, такой очаровательной девушке вы,
как я вижу, не нашли другого применения, чем пырнуть ее ножом и
убить! Неужели вы считаете это правильным?
-- Правильным? О нет! -- воскликнул я в отчаянье. -- Боже
мой, все это ведь так неправильно, так дьявольски глупо и
скверно! Я скотина, Моцарт, глупая, злая скотина, больная и
испорченная, тут вы тысячу раз правы... Но что касается этой
девушки, то она сама этого хотела, я только исполнил ее
собственное желанье.
Моцарт беззвучно рассмеялся, но все же соблаговолил
выключить радио.
Мое оправданье, хотя я еще только что чистосердечно верил
в него, внезапно показалось мне довольно глупым. Когда Гермина
однажды -- вспомнил я вдруг -- говорила о времени и вечности, я
сразу готов был считать ее мысли отраженьем моих собственных
мыслей. А что мысль о том, чтобы я убил ее, возникла у Гермины
самой, без какого бы то ни было влияния с моей стороны, -- это
я принял как нечто само собой разумеющееся. Но почему же я
тогда не просто принял эту страшную, эту поразительную мысль,
не просто поверил в нее, а даже угадал ее наперед? Не потому ли
все-таки, что она была моей собственной? И почему я убил
Гермину как раз в тот миг; когда застал ее голой в объятиях
другого? Всеведенья и издевки был полон беззвучный смех
Моцарта.
-- Гарри, -- сказал он, -- вы шутник. Неужели и в самом
деле эта красивая девушка не хотела от вас ничего, кроме удара
ножом? Рассказывайте это кому-нибудь другому! Ну, хоть
пырнули-то вы хорошенько, бедная малышка мертвехонька. Пора
вам, пожалуй, уяснить себе последствия вашей галантности по
отношению к этой даме. Или вы хотите увильнуть от последствий?
-- Нет, -- крикнул я. -- Неужели вы ничего не понимаете?
Увильнуть от последствий! Да ведь если я чего и хочу, то только
искупить, искупить свою вину, положить голову на плаху, принять
наказанье, быть уничтоженным!
Моцарт поглядел на меня с нестерпимой издевкой.
-- До чего же вы патетичны! Но вы еще научитесь юмору,
Гарри. Юмор всегда юмор висельника, и в случае надобности вы
научитесь юмору именно на виселице. Вы готовы к этому? Да?



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 [ 45 ] 46 47 48 49 50
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.