предполагается Сведенборгом. И Кант говорит, что он принимает факт
согласованности существа до того, как вспыхнут акты в пространстве и
времени. А они разнообразны, многообразны, единичны. В эмпирическом срезе
между ними могут быть самые различные связи. Но они уже согласованы. Почему
они согласованы? Да просто потому, что в этом пространстве случается, что
люди понимают друг друга и разделяют одни и те же идеалы. И достигают они
этого не тем, что друг друга убеждают, что-то формулируют, аргументируют,
передают и в этом смысле согласовывают (как согласовывают коллективное
представление, вырабатывая "общее мнение"). Нет, это понимание аксиоматично.
Значит, все уже понимали и я понимал. А необходимость что-либо объяснять
говорит о том, что согласования нет и никогда не будет. Такова наша
эмпирическая жизнь, где мы все время объясняемся. Но сам факт, что
приходится объясняться, например, мужу и жене, говорит о том, что все уже
безнадежно запутано, что в этом пространстве ничего не будет и нужно
выходить в другое пространство. Или мы понимаем или не понимаем и не поймем
никогда. Это, конечно, вопрос попадания в пространство понимания или
выпадения из него, но это не психологическая проблема неспособности понять.
Это продукт совершенно другой, космической игры.
показывает их подчинение закону общения, и тем самым посредством тех же
определений обосновывается общение вещей друг с другом. И эта внутренняя
структура не зависит от слов, они могут быть разные, просто это внутренняя
структура трансцендентального аргумента у Канта. Все, что Кант называет
трансцендентальным, мы можем называть элементом или стихией. Обозначим это
условно - пси, оно будет относиться к тому, что я называл верхом, и обладать
странными свойствами. Пытаясь понять пси, мы должны представить его
расположенным - согласование есть то, что расположено одновременно в разных
точках: у вас и у меня, если мы понимаем друг друга, у вас и у Платона и у
любого другого сознательного существа в любое другое время и в любом другом
географическом пространстве, там, где мы вступили в общение и сказали - это
человек. Мы можем сказать - это человек, когда это очерчено одновременным
бытием в разных местах, случается в разных точках чего-то всеохватывающего и
в то же время невидимого, потому что мы видим предметы понимания, а
согласование понимания мы не видим. Мы договариваемся о предметах, они
видимые, и знаки, их обозначающие, тоже видимые, но условием того, что все
это сцепилось на эмпирическом уровне, является некая согласованность, и это
невидимое нами условие.
язык, в том числе самой науке. Это существование, случившееся в мире, и
общение, сообщенность, согласованность, завязавшееся пси - принцип
существования, являющийся одновременно принципом согласованности субстанций.
И это есть язык. Понятно, что под языком я в данном случае не имею в виду
эмпирические вещи, называемые языком, я просто пользуюсь имеющимся словом. А
имею я в виду очень простую вещь - то, что человек, существование,
случившееся в мире, есть трансцендентальное существование, то есть
относящееся к тому, что случается в виде факта, допускаемого законами мира,
которые формулируются в содержании этого факта. Это и есть
трансцендендентальный срез, или срез трансцендентального аргумента, который
был изобретен Кантом. Эта же проблема выражена у него в таких словах:
"...если бы мир не имел отношения к первым источникам нашего знания (а
первые источники задаются аксиомой согласованности, аксиомой минимума
существования и аксиомой взаимопроникновения существ), то мир был бы
непознаваем, мы не могли бы понимать и познавать этот мир". Другими словами,
в мире в принципе не может случиться не понимающее его существо, хотя бы
потому, что если мы что-то называем миром (в силу принципа необратимости),
то в нем уже случилось, реализовалось физическое условие понимания. Или
иначе: мир устроен так, что в нем возможен незаместимый акт-минимум
существования такого существа. И одновременно этот же акт определяет
распростертость по всему пространству. То есть наше существование всегда в
связке с элементом пси, или трансцендентальным элементом, или
трансцендентальной, сверхчувственной материей. Теперь я называю это еще
языком.
вроде пробного тела или пробного существования, дающего язык. Введя аксиому
согласования, я объяснил, что язык можно рассматривать как средство
взаимопонимания и общения и что в каком-то смысле языком является также
условие языка, условие того, что в этом языке может случиться
взаимопонимание нашего эмпирического языка. Если мы поняли друг друга,
значит, мы были согласованы. Это согласование как условие понимания я теперь
и называю языком. Топологическое дано как единое, единичное по всему миру.
Помните, Кант называет мир индивидом, что есть одновременно следствие из его
теоремы сознания: "Сознание есть нечто, что существует в одном экземпляре".
Нет многих сознании. То, что нам представляется многими сознаниями, в том
числе помеченными чувством, или знаком Я, - это уже конструкции, вторичные
структуры в лоне того, что существует одним экземпляром, что есть уникум,
одно-единственность, данность в одном экземпляре, индивид. И это есть
сознание. Понимание, о котором я говорил, есть Одно. Его ведь нельзя
разделить между мной и вами. Если мы поняли друг друга, значит, вы уже
понимали то, что я говорю. Значит, это было и у меня и у вас. Непрерывное
многообразие, представляющее собой Одно. Сознание дано в одном экземпляре.
что призвав заниматься философией, а вот занимался почему-то физикой. В
физике, которой он вынужден был заниматься, он сделал одно из решающих
открытий в XX веке, открытие, лежащее в основе квантовой механики. Я имею в
виду Э. Шредингера. Ученые с большим почтением относились к его работе в
физике, но скептически пожимали плечами по поводу его философских экскурсов.
Однако я думаю, что его физические открытия имели условием его философскую
одухотворенность. У Шредингера есть блестящая работа, представляющая собой
цикл из нескольких лекций, прочитанных в одном из Лондонских колледжей, под
названием "Материя и сознание". Там как раз есть мысль, что сознание такой
объект, который отличается свойством быть данным в одном экземпляре. Кстати,
это обстоятельство не зависит и от различий между восточным мистицизмом и
европейской философией. Нет философии, которая не считала бы, что сознание
существует в одном-единственном экземпляре. Мы внутри этого экземпляра, и
потому иллюзорными являются многие философские проблемы. Что такое феномен
интерсубъективности? Как нам проникнуть в сознание другого? Для Канта это
были псевдопроблемы, индуцированные предметной видимостью, которая рождается
в рамках сознания как чего-то, что дается одним экземпляром, но рождается на
других его этажах в виде необходимых иллюзий. Интересно, что у него тема
необходимых, естественно возникающих иллюзий - основная. В терминах
необходимой иллюзии Кант анализирует разум. И везде структурой возникновения
иллюзий оказывается естественным образом происходящее нарушение в наших
представлениях - нарушение принципа одно-экземплярности сознания как
космологического участника до-определения и индивидуации мира (из числа
возможных миров). Отсюда происходит и эвиденцирующее, или
экземплифицирующее, тело когито.
существах, существоподобных образованиях как определенного рода телах. При
этом я брал пространственно-временыые формы в качестве некоторых наглядных
телесных систем отсчета, то есть понимательных расположении, на которые все
другое, так сказать, понимательно проецируется. На чем мы понимаем это
другое? На пространстве как форме мы понимаем все пространственно значимые
утверждения, или утверждения о физическом пространстве. Все физические
процессы в мире, которые локализуются и описываются с применением
пространственной терминологии, мы понимаем на модели (или по модулю) этого
пространственного существа, мы черпаем данные и одновременно их понимание из
этих формальных (органически не происходящих) созерцаний (Кант должен был бы
назвать их непатологическими перцепциями), из этих до и после, случившихся в
мире и в нем определившихся именно указанным (трансцендентально возможным)
образом. И только после этого мы можем определенно говорить о чем-то, что в
мире происходит до и после или движется по такой-то траектории, то есть по
пространственной линии. Это не результаты познания, а источники опыта.
время как пространственно связанная форма, случившаяся в этом мире, ибо в
другом мире могла случиться и иная; случившись, она дает то, о чем мы
говорим как об объекте. И в этом смысле время априорно, субъективно или
идеально, что предшествует всем другим определениям, и его нельзя устранить.
Что бы мы потом ни говорили и ни делали, эту первичную интуицию, нас самих
определившую в качестве возможного объекта в мире, мы будем выполнять, или
тащить за собой, во всех последующих и более сложных наших актах. Даже строя
неевклидову геометрию, мы понимаем ее на специально изобретаемой модели, где
принципы неевклидовой геометрии были бы непротиворечивым образом разрешимы.
Эта модель будет трехмерной. У нас она будет трехмерной. Кстати, Бельтрами и
придумывал некую псевдоевклидову сферу, на которой он мог показать
логическую непротиворечивость (и тем возможность) неевклидовой геометрии.
так: время и пространство являются не определением вещи (или не определением
вещей самих по себе), а способом представлять себя в качестве объекта. Или,
как я еще говорил, в качестве пробного тела, или пробного существования, ухе
наделенного языком, на котором мы можем начать объективно высказываться.
Ведь что такое говорить, высказываться? Это значит объективировать
содержание нашего сознания, приписывать содержания предметам, то есть
отделять некоторое объективное мыслительное содержание от состояний нашей
психики. Повторяю, время и пространство суть не определение вещей, а способ
представить себя в качестве объекта, допускаемого законами мира. И тогда
понятно, о чем здесь идет речь, что здесь заварилось, и почему я пользовался
геометрической аналогией, почему я считаю, что именно геометрическая
аналогия, как некая машина, развернула и повела мысли Канта - до этого
как-то не связанные у него одна с другой и не укладывающиеся в картину - по
определенным траекториям.
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий
Семенова Мария
Вронский Константин
Сапковский Анджей
Громыко Ольга