Прокопьич, будто ненароком, и заводил разговор. А Данилушко свое твердит:
- Погоди! Вот с чашкой управлюсь. Надоела мне она. Того и гляди - молотком
стукну, а он про женитьбу! Уговорились мы с Катей. Подождет она меня.
Ну, сделал Данилушко чашу по барскому чертежу. Приказчику, конечно, не
сказали, а дома у себя гулянку маленькую придумали сделать. Катя -
невеста-то - с родителями пришла, еще которые... из мастеров же малахитных
больше. Катя дивится на чашу.
- Как, - говорит, - только ты ухитрился узор такой вырезать и камня нигде
не обломил! До чего все гладко да чисто обточено!
Мастера тоже одобряют:
- В аккурат-де по чертежу. Придраться не к чему. Чисто сработано. Лучше не
сделать, да и скоро. Так-то работать станешь - пожалуй, нам тяжело за тобой
тянуться.
Данилушко слушал-слушал да и говорит:
- То и горе, что похаять нечем. Гладко да ровно, узор чистый, резьба по
чертежу, а красота где? Вон цветок... самый что ни есть плохонький, а
глядишь на него - сердце радуется. Ну, а эта чаша кого обрадует? На что
она? Кто поглядит, всяк, как вон Катенька, подивится, какой-де у мастера
глаз да рука, как у него терпенья хватило нигде камень не обломить.
- А где оплошал, - смеются мастера, - там подклеил да полером прикрыл, и
концов не найдешь.
- Вот-вот... А где, спрашиваю, красота камня? Тут прожилка прошла, а ты на
ней дырки сверлишь да цветочки режешь. На что они тут? Порча ведь это
камня. А камень-то какой! Первый камень! Понимаете, первый! Горячиться
стал. Выпил, видно, маленько. Мастера и говорят Данилушке, что ему
Прокопьич не раз говорил:
- Камень - камень и есть. Что с ним сделаешь? Наше дело такое - точить да
резать.
Только был тут старичок один. Он еще Прокопьича и тех - других-то мастеров
- учил! Все его дедушком звали. Вовсе ветхий старичоночко, а тоже этот
разговор понял да и говорит Данилушке:
- Ты, милый сын, по этой половице не ходи! Из головы выбрось! А то попадешь
к Хозяйке в горные мастера...
- Какие мастера, дедушко?
- А такие... в горе живут, никто их не видит... Что Хозяйке понадобится, то
они сделают. Случилось мне раз видеть. Вот работа! От нашей, от здешней, на
отличку.
Всем любопытно стало. Спрашивают, - какую поделку видел.
- Да змейку, - говорит, - ту же, какую вы на зарукавье точите.
- Ну, и что? Какая она?
- От здешних, говорю, на отличку. Любой мастер увидит, сразу узнает - не
здешняя работа. У наших змейка, сколь чисто ни выточат, каменная, а тут как
есть живая. Хребтик черненький, глазки... Того и гляди - клюнет. Им ведь
что! Они цветок каменный видали, красоту поняли.
Данилушко, как услышал про каменный цветок, давай спрашивать старика. Тот
по совести сказал:
Не знаю, милый сын. Слыхал, что есть такой цветок Видеть его нашему брату
нельзя. Кто поглядит, тому белый свет не мил станет.
Данилушко на это и говорит:
- Я бы поглядел.
Тут Катенька, невеста-то его, так и затрепыхалась:
- Что ты, что ты, Данилушко! Неуж тебе белый свет наскучил? - да в слезы.
Прокопьич и другие мастера сметили дело, давай старого мастера на смех
подымать:
- Выживаться из ума, дедушко, стал. Сказки сказываешь. Парня зря с пути
сбиваешь.
Старик разгорячился, по столу стукнул:
- Есть такой цветок! Парень правду говорит: камень мы не разумеем. В том
цветке красота показана. Мастера смеются:
- Хлебнул, дедушко, лишка! А он свое:
- Есть каменный цветок!
Разошлись гости, а у Данилушки тот разговор из головы не выходит. Опять
стал в лес бегать да около своего дурман-цветка ходить, про свадьбу и не
поминает. Прокопьич уж понуждать стал:
- Что ты девушку позоришь? Который год она в невестах ходить будет? Того
жди - пересмеивать ее станут. Мало смотниц-то?
Данилушко одно свое:
- Погоди ты маленько! Вот только придумаю да камень подходящий подберу
И повадился на медный рудник - на Гумешки-то. Когда в шахту спустится, по
забоям обойдет, когда наверху камни перебирает. Раз как-то поворотил
камень, оглядел его да и говорит:
- Нет, не тот...
Только это промолвил, кто-то и говорит;
- В другом месте поищи... у Змеиной горки.
Глядит Данилушко - никого нет. Кто бы это? Шутят, что ли... Будто и
спрятаться негде. Поогляделся еще, пошел домой, а вслед ему опять:
- Слышь, Данило-мастер? У Змеиной горки, говорю.
Оглянулся Данилушко - женщина какая-то чуть видна, как туман голубенький.
Потом ничего не стало.
"Что, - думает, - за штука? Неуж сама? А что, если сходить на Змеиную-то?"
Змеиную горку Данилушко хорошо знал. Тут же она была, недалеко от Гумешек.
Теперь ее нет, давно всю срыли, а раньше камень поверху брали.
Вот на другой день и пошел туда Данилушко. Горка хоть небольшая, а
крутенькая. С одной стороны и вовсе как срезано. Глядельце тут
первосортное. Все пласты видно, лучше некуда.
Подошел Данилушко к этому глядельцу, а тут малахитина выворочена. Большой
камень - на руках не унести, и будто обделан вроде кустика. Стал оглядывать
Данилушко эту находку. Все, как ему надо: цвет снизу погуще, прожилки на
тех самых местах, где требуется... Ну, все как есть... Обрадовался
Данилушко, скорей за лошадью побежал, привез камень домой, говорит
Прокопьичу:
- Гляди-ко, камень какой! Ровно нарочно для моей работы. Теперь живо
сделаю. Тогда и жениться. Верно, заждалась меня Катенька. Да и мне это не
легко. Вот только эта работа меня и держит. Скорее бы ее кончить!
Ну, и принялся Данилушко за тот камень. Ни дня, ни ночи не знает. А
Прокопьич помалкивает. Может, угомонится парень, как охотку стешит. Работа
ходко идет. Низ камня отделал. Как есть, слышь-ко, куст дурмана. Листья
широкие кучкой, зубчики, прожилки - все пришлось лучше нельзя, Прокопьич и
то говорит - живой цветок-то, хоть рукой пощупать. Ну, как до верху дошел -
тут заколодило. Стебелек выточил, боковые листики тонехоньки - как только
держатся! Чашку, как у дурман-цветка, а не то... Не живой стал и красоту
потерял. Данилушко тут и сна лишился. Сидит над этой своей чашей,
придумывает, как бы поправить, лучше сделать. Прокопьич и другие мастера,
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Бажанов Олег