медленно, но неумолимо движутся над континентом тучи агрессивных пчел,-
гибридная помесь бразильских с африканскими,- которые размножаются с
ужасной интенсивностью и оказались такими воинственными, что нападают на
целые города...
город-гигант, проплывающий в это время па небосклоне, и добавляет
тревожно: -Видно, те пчелы за что-то здорово рассердились на людей?
пускается в объяснения, что те, мол, агрессивные рои хотя и продвигаются,
однако достаточно медленно, со скоростью черепашьей, им некуда торопиться.
статься, что они и вообще потеряют свою агрессивность, притерпятся к людям
и ко всему, что их сейчас раздражает... Оказывается, их больше всего
раздражает движение, и нападают они не на все подряд, а главным образом на
движущиеся объекты.
большую популярность приобретает "Служба надежды". Предназначена она для
людей, которым не к кому обратиться за душевной поддержкой, советом,
успокоением, кроме разве что телефонной трубки (взгляды наши невольно
фиксируют красный телефонный аппарат промелькнувший в этот момент на
обочине).
утешитель не спрашивает ни вашего имени, ни положения, ни адреса,
отзывается на голос каждого, кто звонит в пункт "Службы надежды" в минуту
критическую, в минуту отчаянья.
замечает Заболотный.- Советов много, прогнозов еще больше, а тем не менее
с миром что-то все же происходит. Меньше смеха слышит планета - это ли не
серьезный симптом! Перемены в климате человеческих душ, взаимная их
отчужденность, разве мы этого не ощущаем повсеместно? Там, убийство из
милосердия, а там - из жестокости тупой, необъясненнои... Или те ошалевшие
от собственной бесчеловечности "кожаные куртки", которые носятся еженощно
на мотоциклах по улицам Токио, вообразив себя новейшими камикадзе или кем
там еще...
отвратительный терроризм, нападения средь бела дня... А в роли утешителей
то и дело выступают торговцы наркотиками или, как их еще называют,
торговцы миражами. Различных вещунов развелось, астрологов, душ-иастырей,
а толку? Нет, не такая нужна людям "Служба надежды"...
в гигантском, даже на расстоянии заметном мареве - это горячим грибом
висит над ним загазованный воздух. Заболотный с опытом ярого урбаниста
объясняет, что загрязненность воздуха особенно возрастает к вечеру, когда
камни стритов иышут собранным за день жаром, а скопление высотных
сооружений разрушает атмосферные потоки, ветер, если он не набрал
ураганной силы, не продувает лабиринты кварталов, поэтому горожанам только
и остается, что втягивать в легкие грязный, застоявшийся воздух,
загазованность которого часто превышает всяческие нормы...
ничего. Все те же короткие, молниеносные рефлексы, по-музыкантски тонкая и
для постороннего глаза едва заметная чувствительность рук. Вот уже сколько
часов с такой скоростью идем, состязаясь в беге с нескончаемым потоком
"мерседесов", "понтиаков" да "ягуаров", а водитель наш, как и утром,
подтянут, распрямлен, и в том, как он легко, без напряжения ведет машину,
угадывается высокая натренированность, мастерство.
перевести дух, разогнать усталость.
здесь свободное место людям странствующим...
и однообразной геометрии придорожздых стандартных сооружений неожиданно
поодаль на взгорке - клен! Живой клен! Облитое солнцем огнище в первой
осенней багряности... Единственное, на чем нет рекламы. Возник как живой
предупредительный знак среди урагана скоростей. А над кленом, над
недалеким перелеском и прилегающим к нему низкодолом лугов, огромной тучей
- птицы, птицы... За всю дорогу мы не видели ни одной птицы, а тут вот
сразу сколько их вьется...
солнце переливается в их оперении.
нашего детства!
нами полнеба, взвихривают воздух, то удаляясь, то снова приближаясь, сизо
переливаются в солнечных лучах. Лида, неотрывно следящая за ними,
сознается, лишь теперь улыбнувшись, что сначала эти летучие точки ее
ужаснули, они показались ей не птицами, а тучей огромных черных пчел, тех
самых, что где-то там движутся над континентом на север, нападая по пути
продвижения на людей, атакуя города.
взгорок, к тому одинокому, с багряной кроной красавцу, как вдруг
останавливается разочарованно: - Канава!
тот кус территории, где, отгороженный от трассы, ото всех ее путников,
стоит в одиночестве багрянолистый абориген здешних мест.
серию снимков с той птичьей тучи, а напоследок навел объектив на трассу,
пусть будет и такой слайд. Сам собою образовался здесь этот своеобразный,
чем-то для нас небезразличный триптих: багрянолистый клен на взгорке,
тихое реянье птиц в небе и трасса с неумолчным свистом машинных потоков...
Неисчислимые табуны лошадиных сил, сомкнутых в совершеннейших двигателях,
прошмыгивают по трассе мимо нас, не позволяя себя разглядеть, лишь обдавая
ветром. В свое время на шляхах терновщанских наивысшая энергия была в
топоте копыт, в лете буйногривых, запененно несших по степям черные
цветистые тачанки, а ныне...
скорость, становясь неотъемлемой частицей неудержимой железной реки,-
Имеем, Лида, несколько редких слайдов. Соня Ивановна достойно оценит наш
выбор...
бесконечное множество снимков и слайдов из разных уголков планеты, с
разных ее широт и долгот, и если кто-нибудь вечером, очутившись у
Заболотных, проявит пусть минимальный интерес к их творчеству, он доставит
супругам немалое удовольствие.
под впечатлением только что увиденного.- Мы таки угадали, где остановиться.
Заболотный.- Сбиваются в стаи, объединяются перед полетом?.. Но не всех
тут эти пернатые радуют. Не так давно войну птицам объявило, представьте
себе, военное ведомство, чем вызвало нешуточное возмущение местной
общественности...
терпят сверхмощные воздушные гиганты, иногда в самом деле оказываются
птицы... Вот почему для безопасности полетов уже издаются специальные
штурманские карты, на которых пути миграции птиц соответственно обозначены.
гиганта...
это он любит иногда, восклицает Заболотный.- Скоростей жаждем, скоростей
нам, сверхзвуковых, ракетных, а вот спросить бы: скорости, сами по себе
приближают ли они человека к счастью? Ты как считаешь Лида?
поводу снова повеселеет и одарит наг хотя бы сдержанной полуулыбкой.
целесообразности человеческой улыбки, о том, всегда ли это странное
движение уст будет необходимо человеку, или, может, в далеком будущем
улыбка вовсе исчезнет, как некий пережиток, Лида, выслушав нас, замечает
тоном довольно критическим:
это, конечно, чепуха, придумка для рекламы, по крайней мере, она не для
меня,- девочка при этом еще больше нахмурила брови.- Но если улыбка
искренняя, не наигранная... Если в ней настроение или ваше отношение к
кому-то... Да я убеждена, что люди будущего никогда не смогут без нее
обойтись! - Тон ее не допускает возражении.
Но, очевидно, это и впрямь то, что всегда было и всегда будет. Разве можно
представить, скажем, Мону Лизу не улыбающейся? Даже не улыбка, а только
намек, зародыш улыбки, тихий рассвет ее, но в этом мерцающем рассвете вся