шили предаваться ликованию. Долгие месяцы все росла их жажда освобожде-
ния, но за тот же срок они превзошли науку осмотрительности и постепенно
отучились рассчитывать на близкий конец эпидемии. Между тем новость была
у всех на устах и в глубине каждого сердца зарождалась великая, потаен-
ная надежда. Все прочее отступало на задний план. Новые жертвы чумы ка-
зались чем-то маловажным по сравнению с ошеломляющим фактом: кривая за-
болеваний пошла вниз. Одним из характерных признаков ожидания эры здо-
ровья - открыто на нее не надеялись, но втайне взывали, - так вот, ха-
рактерным признаком было то, что в последнее время наши сограждане стали
охотно строить планы о после-чумном существовании, правда, внешне равно-
душно.
не сразу, что легче разрушать, чем создавать. Просто считалось, что с
продовольствием, во всяком случае, будет легче и что хоть одной тягост-
ной заботой станет меньше. Но по сути, под этими внешне безобидными за-
мечаниями бушевала безумная надежда, и так сильно бушевала, что наши
сограждане иной раз все же спохватывались и выпаливали одним духом, что
при всех обстоятельствах избавление - дело не завтрашнего дня.
быстрее, чем позволительно было надеяться. В первые дни января наступили
необычно упорные для нас холода и, казалось, легли над городом хрус-
тальным куполом. И однако, никогда еще небо не было таким синим. С утра
до вечера его недвижное льдистое великолепие заливало наш город своим
неугасающим сиянием. В течение трех недель чума в этом очищенном возду-
хе, пройдя через несколько спадов, по-видимому, истощила себя, ограни-
чившись сильно поредевшим строем мертвых тел. В короткое время чума рас-
теряла почти всю свою мощь, накопленную за долгие месяцы эпидемии. Уже
по одному тому, как выпускает она из своих когтей явно обреченные на
смерть жертвы, скажем, Грана или молоденькую пациентку доктора Риэ, бес-
чинствует в некоторых кварталах в продолжение двух-трех дней, а в сосед-
них уже исчезла полностью, как в понедельник набрасывается она еще на
свои жертвы, а в среду отступает по всему фронту, уже по тому, как она
запыхалась и суетится, можно было с уверенностью сказать, как она издер-
гана, устала, в чем-то разладилась, что, теряя власть над собой, чума
одновременно утеряла свою царственную, математически неотвратимую
действенность, бывшую источником ее силы. Если прежде сыворотка Кастеля
почти не знала удач, то теперь одна удача следовала за другой. Любое
врачебное мероприятие, бывшее прежде неэффективным, стало теперь спаси-
тельным. Создавалось впечатление, будто сейчас травят уже шаг за шагом
саму болезнь и что внезапная слабость чумы придала силу притупившемуся
оружию, которым с ней пытались раньше бороться. Только временами чума,
отдышавшись, делала вслепую резкий скачок и уносила трех-четырех
больных, хотя врачи надеялись на их выздоровление. Это были, так ска-
зать, неудачники чумы, те, которых она убивала в самый разгар надежд.
Такая судьба постигла, например, мсье Огона, которого пришлось увезти из
карантина, и Тарру говорил, что следователю и в самом деле не повезло,
при этом никто так и не понял, что он имеет в виду - смерть или жизнь
следователя.
началу будившие в сердцах наших сограждан лишь робкую и тайную надежду,
теперь уже полностью поселили в нас убеждение, что победа одержана и чу-
ма оставляет свои позиции. Откровенно говоря, трудно было утверждать,
действительно ли это победа или нет. Приходилось лишь констатировать,
что эпидемия уходит также неожиданно, как и пришла. Применявшаяся в
борьбе с ней стратегия не изменилась, вчера еще бесплодная, сегодня она
явно приносила успех. Так или иначе создавалось впечатление, будто бо-
лезнь сама себя исчерпала или, возможно, отступила, поразив все намечен-
ные объекты. В каком-то смысле роль ее была сыграна.
тихо и пустынно, вечерами улицы заполняла все та же толпа, где теперь,
впрочем, преобладали теплые пальто и кашне. Кинотеатры и кафе по-прежне-
му делали большие сборы. Но, приглядевшись попристальнее, можно было
увидеть, что лица не так напряженно-суровы и кое-кто даже улыбается. И
именно это дало повод заметить, что доныне никто на улицах не улыбал-
ся... И в самом деле, в мутной дымке, уже долгие месяцы окутывавшей наш
город, появился первый просвет, и по понедельникам каждый, слушая радио,
имел возможность убедиться, что просвет этот с каждым днем становится
шире и наконец-то нам позволено будет вздохнуть свободно. Пока еще это
было, так сказать, лишь негативное облегчение, ничем не выражавшееся
открыто. Но если раньше мы с недоверием встретили бы весть об отбытии
поезда, или прибытии судна, или о том, что автомобилям вновь разрешается
циркулировать по городу, то в середине января, напротив, такие вести ни-
кого бы не удивили. Разумеется, это не так уж много. Но на деле этот от-
теночек свидетельствовал о том, как далеко шагнули наши сограждане по
пути надежды. Впрочем, можно также сказать, что с той самой минуты, ког-
да население позволяет себе лелеять хоть самую крошечную надежду, ре-
альная власть чумы кончается.
исходящее самым противоречивым образом. Точнее, от радостного возбужде-
ния их тут же бросало в уныние. Именно в то время, когда статистические
данные казались более чем благоприятными, снова было зарегистрировано
несколько попыток к бегству. Это обстоятельство весьма удивило не только
городские власти, но и караульные посты, так как большинство побегов
удалось. Но если разобраться строго, люди, бежавшие из города как раз в
эти дни, повиновались вполне естественному чувству. В одних чума вселила
глубочайший скептицизм, от которого они не могли отделаться. Надежда уже
не имела над ними власти. Даже тогда, когда година чумы миновала, они
все еще продолжали жить согласно ее нормам. Они просто отстали от собы-
тий. И напротив, в сердцах других - категория эта вербовалась в первую
очередь из тех, кто жил в разлуке с любимым, ~ ветер надежды, повеявший
после длительного затвора и уныния, разжег лихорадочное нетерпение и ли-
шил их возможности владеть собой. Их охватывала чуть ли не паника при
мысли, что они, не дай Бог, погибнут от чумы, когда цель уже так близка,
что не увидят тех, кого они так безгранично любили, и что долгие страда-
ния не будут им зачтены. И хотя в течение месяцев и месяцев они вопреки
тюрьме и изгнанию мрачно и упорно жили ожиданием, первого проблеска на-
дежды оказалось достаточно, чтобы разрушить дотла то, что не могли поко-
лебать страх и безнадежность. Как безумные, бросились они напролом, лишь
бы опередить чуму, уже не в силах на финише приноравливаться к ее аллю-
ру.
признаки оптимизма. Так, было отмечено довольно значительное снижение
цен. С точки зрения чистой экономики этот сдвиг был необъясним. Труднос-
ти с продовольствием остались прежние, у городских ворот все еще стояли
карантинные кордоны, да и снабжение не слишком-то улучшилось. Значит, мы
присутствовали при феномене чисто морального характера, так, словно бы
отступление чумы проецировалось на все. Одновременно оптимизм возвращал-
ся к тем, кто до чумы жил общиной, а во время эпидемии был насильственно
расселен. Оба наши монастыря постепенно стали такими же, как прежде, и
братия снова зажила общей жизнью. То же самое можно сказать и о военных,
которых снова перевели в казармы, не занятые в свое время под лазарет,
они тоже вернулись к нормальному гарнизонному существованию. Два эти
незначительных факта оказались весьма красноречивыми знамениями.
вплоть до двадцать пятого января. За последнюю неделю кривая смертности
так резко пошла вниз, что после консультации с медицинской комиссией
префектура объявила, что эпидемию можно считать пресеченной. Правда, в
сообщении добавлялось, что из соображений осторожности, а это, несомнен-
но, будет одобрено оранцами, город останется закрытым еще на две недели
и профилактические мероприятия будут проводиться в течение целого меся-
ца. Если за этот период времени появятся малейшие признаки опасности,
"необходимо будет придерживаться статус-кво со всеми вытекающими отсюда
последствиями". Однако наши сограждане склонны были' считать это добав-
ление чисто стилистическим ходом, и вечером двадцать пятого января весь
город охватило радостное волнение. Не желая оставаться в стороне от об-
щей радости, префект распорядился освещать город, как в дочумные време-
на. На залитые ярким светом улицы, под холодное чистое небо высыпали
группками наши сограждане, смеющиеся и шумливые.
ком молчании проводили это вечернее бдение, звенящее от возгласов толпы.
Но и тот, кто еще носил траур по погибшим, испытывал чувство глубочайше-
го облегчения, то ли потому, что перестал бояться за жизнь пощаженных
чумой близких, то ли потому, что улеглась тревога за свою собственную
жизнь. Но конечно, особенно чурались всеобщего веселья те семьи, где в
этот самый час больной боролся с чумой в лазарете, или те, что находи-
лись в карантине или даже дома, ожидая, что бич Божий покончит с ними,
как покончил он и со многими другими. Правда, и в этих семьях теплилась
надежда, но ее на всякий случай хранили про запас, запрещали себе думать
о ней, прежде чем не приобретут на нее полное право. И это ожидание, это
немотствующее бодрствование где-то на полпути между агонией и радостью
казалось им еще более жестоким среди всеобщего ликования.
кончилась, она это еще докажет. Однако каждый уже заглядывал на нес-
колько недель вперед, представляя себе, как со свистом понесутся по
рельсам поезда, а корабли будут бороздить сверкающую гладь моря. На сле-
дующий день умы поуспокоятся и снова родятся сомнения. Но в ту минуту
весь город как бы встряхнулся, выбрался на простор из мрачных стылых ук-
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Громыко Ольга
Конан-Дойль Артур
Беляев Александр
Лукин Евгений