помнил каждое его слово и со временем все больше убеждался, что отец был
прав. Особенно врезалась ему в память фраза: "Наказывать тех, кто не ведал,
что творил, это варварство". Когда дядя его невесты сунул ему в руку Библию,
его внимание приковали слова Иисуса: "Отче! прости им, ибо не знают, что
делают". Он знал, что его отец неверующий, но в подобии обеих фраз видел
тайное знамение: отец соглашается с той дорогой, которую он выбрал.
котором тот звал его в гости. Встреча была радушной, Шимон чувствовал себя
свободно и совсем не заикался. Пожалуй, он даже не осознал, что они не
очень-то и поняли друг друга. Месяца через четыре ему пришла телеграмма.
Томаш и его жена погибли, раздавленные грузовиком.
жила во Франции. Он нашел ее адрес. Поскольку отчаянно нуждался в
воображаемом глазе, который продолжал бы следить за его жизнью, он от случая
к случаю писал ей длинные письма.
конца жизни. Многие из них останутся непрочитанными, ибо страна, откуда они
приходят, интересует ее все меньше и меньше.
еще дальше от Чехии.
Мир, что под поверхностью, ей чужд. Там у нее нет ни дедушки, ни бабушки.
Она боится, что ее запрут в гроб и опустят в американскую землю.
ее мертвое тело было сожжено и пепел развеян. Тереза и Томаш умерли под
знаком тяжести. Сабина хочет, умереть под знаком легкости. Она станет легче
воздуха. По Пармениду, это есть превращение негативного в позитивное.
устраивать собрание. Люди группками разошлись по городу, одни отправились
осматривать храмы, другие - в бордель. Приятель из Сорбонны предлагал Францу
провести с ним вечер, но Франц предпочел остаться один.
чувствовал на себе ее долгий взгляд, который всегда вызывал в нем
неуверенность: он никогда не знал, чем на самом деле полны мысли Сабины. И
на этот раз ее взгляд привел его в смущение. Уж не смеется ли она над ним?
Не считает ли культ, который он создал из нее, полным безумием? Не хочет ли
она сказать ему, что пора наконец стать взрослым и целиком посвятить себя
возлюбленной, которую она сама же ему и послала?
счастлив со своей студенткой. Поездка в Камбоджу показалась ему вдруг
смешной и бессмысленной. Зачем он вообще ехал сюда? Теперь он это знает. Он
ехал сюда, чтобы наконец понять, что вовсе не демонстрации, вовсе не Сабина,
а эта очкастая девушка и есть его настоящая жизнь, единственная настоящая
жизнь! Он ехал сюда, чтобы понять, что действительность больше, чем сон,
много больше, чем сон!
непонятном языке. Он смотрел на незнакомца с каким-то сочувственным
недоумением, пока тот кланялся, улыбался и о чем-то с упорством тараторил.
Что он ему говорит? Похоже - куда-то зовет. Незнакомец взял его за руку. и
повел. Францу подумалось, что кому-то понадобилась его помощь. Может, он все
же не впустую приехал сюда? Может, он все же призван кому-то помочь здесь?
один из них по-английски попросил у него денег.
снова смотрела Сабина, нереальная Сабина со своей великой судьбой, Сабина,
перед которой он чувствовал себя таким маленьким. Ее глаза взирали на него
гневно и недовольно: Он снова дал себя одурачить? Снова кто-то пользуется
его идиотской добротой?
Сабина всегда восхищалась его силой. Он схватил руку, которую протягивал к
нему другой мужчина. Крепко сжал ее и отличным приемом дзюдо враз перебросил
его через себя.
Она уже никогда не увидит его униженным! Она уже никогда не увидит его
уступчивым! Он уже никогда не будет мягким и сентиментальным!
посмеяться над его наивностью. Он стоял, слегка пригнувшись и не спуская ни
с одного из них глаз. Но вдруг что-то тяжело ударило его по голове, и он
упал. Он еще смутно успел осознать, что его куда-то несут. Потом он стал
падать в пустоту. Вдруг - резкий толчок, и он потерял сознание.
Он хотел сказать ей, что не в силах видеть ее здесь. Он хотел, чтобы
немедленно известили о нем студентку в больших очках. Он думал только о ней.
Он хотел кричать, что, кроме нее, не вынесет никого рядом. Но вдруг в ужасе
понял, что не может говорить. Он смотрел на Марию-Клод с бесконечной
ненавистью и пытался отвернуться к стене. Но не мог пошевельнуть телом.
Может, хотя бы голову отвернуть? Но и головой не мог двинуть. Он закрыл
глаза, чтобы не видеть ее.
прежде не принадлежал ей. Мария-Клод вершит всем: она взялась за организацию
похорон, рассылает извещения о смерти, покупает венки, шьет себе черное
платье, а на самом деле - платье свадебное. Да, только мужнины похороны для
жены ее истинная свадьба; завершение жизненного пути; награда за все
страдания.
супружеской любви, какой суждено было пройти многими испытаниями, чтобы до
конца жизни остаться для покойного надежной гаванью, куда он мог в последнюю
минуту вернуться. И коллега Франца, которого Мария-Клод попросила взять
слово над гробом, прежде всего воздал должное мужественной жене покойного.
Множество проглоченных таблеток и подавленные рыдания вызвали у нее судороги
еще до окончания похоронного обряда. Схватившись за живот, она согнулась в
три погибели, и подругам пришлось увести ее с кладбища.
мотоцикл и приехал. Занялся похоронами. На памятнике под отцовским именем
велел поместить эпитафию: Он хотел Царствия Божия на земле.
словами. Но он уверен, что эпитафия точно выражает именно то, что отец
хотел. Царствие Божие на земле значит справедливость. Томат мечтал о мире,
где царствовала бы справедливость. Разве нет у Шимона права выразить жизнь
отца своим собственным словарем? Это же извечное право всех близких
покойного!
Франца. Эпитафию можно толковать как религиозный символ: блуждание в земной
юдоли, возвращение в объятия Божий. Но посвященные знают, что фраза
одновременно имеет и свой, совершенно светский, смысл. Мария-Клод, впрочем,
говорит об этом каждый день: Франц, дорогой, добрый Франц, он не выдержал
кризиса своих пятидесяти лет. Попал в лапы этой жалкой девицы! Ведь ее даже
красивой не назовешь! (Ох уж мне эти огромные очки, за которыми ее почти не
видно!) Но пятидесятилетний (мы все это знаем!) душу продаст за толику
молодого тела. И лишь его собственная жена знает, как он страдал от этого!
Для него это были настоящие нравственные муки! Ведь Франц в глубине души был
честным и добрым. А как иначе объяснить эту бессмысленную, отчаянную поездку
куда-то в Азию? Он отправился туда за своей смертью. Да, Мария-Клод это
знает совершенно точно: Франц сознательно искал смерти. В последние дни,
когда умирал и не чувствовал необходимости лгать, он не хотел никого видеть,
кроме нее. Он не мог говорить, но какая благодарность была в его взгляде.
Одними глазами он просил у нее прощения. И она простила ему.
желтого ребенка.
"Es muss sein!"
обращены в кич. Кич - пересадочная станция между бытием и забвением.
Каргалов Вадим
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Шилова Юлия