Чтение 45–й страницы книги ~Жизнь взаймы~

Собрав со стола жетоны, она сунула их себе в сумочку. Она
выиграла, но не знала сколько.

-- Вы уже уходите? -- спросил Фиола. -- Но ведь эта ночь --
ваша. Вы сами. видите, что она ваша. Это уже никогда не
повторится!

-- Ночь прошла. Стоит только раздвинуть занавески, как здесь
настанет бледное утро, которое превратит всех нас в призраков.
Спокойной ночи, Фиола. Продолжайте игру!

-- Я -- тебя? Я делаю все, чтобы тебя удержать.

-- Неужели ты думаешь, что таким способом можно удержать
меня? Господи!

Голова Лилиан опять упала на грудь.

-- Ты напрасно ревнуешь, Борис не примет меня, если я даже
захочу вернуться.

-- Какое это имеет значение? Главное -- ты хочешь обратно!

-- Не гони меня обратно! О боже, неужели ты совсем ослеп?

-- Да, -- сказал Клерфэ. -- Наверное! Наверное! -- повторил
он. -- Но я ничего не могу с собой поделать. Это выше моих сил.

x x x

Они молча ехали к Антибу по шоссе Корниш. Навстречу им
двигалась повозка, в которую был впряжен ослик. На повозке
сидела девочка-подросток и пела. Измученная Лилиан посмотрела
на нее со жгучей завистью. Она вспомнила старуху в казино,
которая протянет еще много лет, снова посмотрела на смеющуюся
девочку и подумала о себе. Она переживала одну из тех минут,
когда все казалось непонятным и все трюки были бесполезны,
когда ее захлестывало горе и все ее существо в бессильном
возмущении вопрошало: очему? Почему именно я? Что я такое
сделала, почему именно меня должно все это постигнуть ?

Ничего не различая от слез, она смотрела на сказочную
природу. Сильный аромат цветущих деревьев разносился по всей
окрестности.

-- Почему ты плачешь? -- спросил Клерфэ с раздражением. --
Честное слово, у тебя нет никаких причин для слез.

-- Да, у меня нет никаких причин.

-- Ты изменяешь мне с тенью, -- сказал Клерфэ горько, -- и
ты же еще плачешь!

а, -- думала она, -- но тень зовут не Борис. Сказать Клерфэ
ее имя? Но тогда он запрет меня в больницу и выставит стражу у
ворот. Я буду сидеть за дверьми с матовыми стеклами, вдыхать
постылые запахи дезинфекции и благих намерений и вонь
человеческих экскрементов, пока меня не залечат до смерти.

Она посмотрела на Клерфэ. ет, -- подумала она, -- только не
тюрьма, созданная его любовью. Протесты здесь бесполезны. Есть
лишь одно средство -- убежать. Фейерверк погас, зачем рыться в
золе?

Машина въехала во двор отеля. Какой-то англичанин в
купальном халате уже шел к морю. Не глядя на Лилиан, Клерфэ
помог ей выйти из машины.

-- Теперь ты будешь редко видеть меня, -- сказал Клерфэ. --
-.Завтра начнутся тренировки.

Он несколько преувеличивал: гонки проходили по городу, и
поэтому тренироваться было почти невозможно. Только во время
самых гонок перекрывали уличное движение. Тренировка сводилась
главным образом к тому, что гонщики объезжали дистанцию и
запоминали, где им придется переключать скорости.

Лилиан вдруг представила себе все, что еще произойдет между
ней и Клерфэ; ей казалось, что она видит длинный коридор.
Коридор становится все уже и Уже, и выхода в нем не видно. Она
не может идти по нему. А пути назад в любви нет. Никогда нельзя
начать сначала: то, что происходит, остается в крови. Клерфэ
уже не будет с ней таким, как прежде. Таким он может быть с
любой другой женщиной, только не с ней. Любовь, так же как и
время, необратима. И ни жертвы, ни готовность ко всему, ни
добрая воля -- ничто не может помочь; таков мрачный и
безжалостный закон любви. Лилиан знала его и поэтому хотела
уйти. То, что им осталось еще прожить вдвоем, было для Лилиан
всей жизнью, а для Клерфэ лишь несколькими месяцами. Поэтому
она должна была считаться только с собой, а не с Клерфэ. У них
было слишком неравное положение. В его жизни их любовь являлась
лишь эпизодом, хотя сейчас он и думал иначе, а для нее --
концом всему. Она не имела права жертвовать собой; теперь она
это поняла. Лилиан не ощущала раскаяния, для этого у нее было
уже слишком мало времени; зато она обрела ясность, ясность
раннего утра. Последние клочья тумана рассеялись, недоразумения
исчезли. Она почувствовала маленькое острое счастье, какое
чувствует человек, принявший решение. И как ни странно, вместе
с решением вернулась нежность к Клерфэ -- теперь она была
безопасной.

-- Во всем, что ты говоришь, нет ни грана правды, -- сказала
Лилиан уже совсем другим голосом. -- Ни грана! Забудь это! Это
не так! Все не так!

Она видела, как просияло лицо Клерфэ.

-- Ты останешься со мной? -- быстро спросил он.

-- Да, -- сказала она, зная, что это было неправдой и все же
правдой. Она не хотела ссориться в эти их последние дни.

-- Ты наконец меня поняла?

-- Да, я тебя поняла, -- ответила она, улыбнувшись.

-- Ты выйдешь за меня замуж?

Клерфэ не почувствовал колебания в ее голосе.

-- Да, -- сказала она.

Ведь и это было уже безразлично.

Он пристально посмотрел на нее.

-- Когда?

-- Когда хочешь.

Он помолчал мгновение.

-- Наконец-то! -- сказал он. -- Наконец! Ты никогда об этом
не пожалеешь, Лилиан!

-- Знаю.

Клерфэ разом преобразился.

-- Ты устала! Наверное, устала до смерти! Что мы наделали!
Тебе надо спать! Идем, я провожу тебя наверх.

-- А ты?

-- Я последую примеру англичанина, а потом, пока на улицах
еще нет движения, объеду дистанцию. Просто так, порядка ради, я
ее знаю. -- Клерфэ стоял в дверях ее комнаты. -- Какой я дурак!
Проиграл больше половины того, что выиграл! Со зла!

-- Я выиграла. -- Лилиан бросила сумку с жетонами на стол.
-- Но не сосчитала сколько.

-- Завтра мы опять выиграем. Ты пойдешь к врачу?

-- Да. А теперь мне надо спать.

-- Конечно. До самого вечера. Потом мы поедим и опять ляжем
спать. Я тебя ужасно люблю.

-- Я тебя тоже, Клерфэ.

Уходя, он осторожно прикрыл за собой дверь. ак в комнате у
больной, -- подумала она, без сил опускаясь на кровать.

Окно было отворено. Лилиан видела, как Клерфэ шел к морю.
осле гонок, -- подумала она. -- Я должна сложить вещи и уехать
после гонок. Она не знала, почему не решалась уехать раньше. ще
несколько дней, -- подумала Лилиан. Она не знала, куда поедет.
Да и не все ли равно, в сущности. Она должна уехать. ехать
обратно, -- сказал Клерфэ. Но куда? Где находилось это братно?

Каждый круг был лишь немногим больше трех километров;
но трасса проходила по улицам МонтеКарло, как раз по центру
города, обегала гавань, шла по холму, на котором стояло казино,
и сворачивала обратно; во многих местах ширины шоссе еле
хватало для обгона, дорога почти сплошь состояла из виражей,
двойных виражей, поворотов в форме шпильки и поворотов под
острым углом. Надо было проехать сто таких кругов -- свыше
трехсот километров, а это значило, что гонщик должен десятки
тысяч раз переключать скорости, тормозить, трогаться с места,
снова переключать скорости, тормозить и снова трогаться.

-- Настоящая карусель, -- смеясь, сказал Клерфэ Лилиан. --
Что-то вроде акробатического номера. По-настоящему разогнаться
невозможно. Где ты сидишь?

-- На трибуне. Десятый ряд справа.

-- День будет жаркий. Ты взяла с собой шляпу?

- Да.

Лилиан показала Клерфэ маленькую соломенную шляпку, которую
она держала в руке.

-- Хорошо. Сегодня вечером мы пойдем к морю в авильон д'Ор,
будем есть лангусты и запивать их холодным вином. А завтра
поедем к одному моему знакомому архитектору, который сделает
нам проект перестройки дома. Дом будет светлый, с большими
окнами, весь залитый солнцем.

Тренер что-то крикнул Клерфэ по-итальянски.

-- Уже начинается, -- сказал Клерфэ, застегивая у горла