Чтение 45–й страницы книги ~Атаульф~

Спустили лодку на воду. Дядя Агигульф сказал, что лодку держать бу-
дет, а нам велел садиться.

Когда мы с братом в лодку сели, она закачалась. Я выпустил рогатину и
схватился за борта. Я сильно испугался, что лодка перевернется и мы уто-
нем, потому что плавать не умеем. Дядя Агигульф в воду по грудь вошел,
поймал рогатину и меня древком по спине вытянул, совсем как дедушка Раг-
нарис его самого, бывало: нечего оружие бросать. Затем он и сам в лодку
вскочил, ловко, как кот лесной - вот, мол, как надо!

Весло было одно. Весло в другом месте схоронено было. Его дядя Аги-
гульф самолично у нас на дворе делал, я видел и узнал.

Дядя Агигульф и греб. Я все хотел в воду заглянуть, чтобы увидеть, не
шевелится ли под водой царь-лягушка, но ничего такого не видел. Дядя
Агигульф мне велел не вертеться, потому что лодка опрокинется и все ко
дну пойдем. Ему, дяде Агигульфу, двоих из воды не вытащить, и случись
что, он все равно Гизульфа, а не меня, спасать будет, ибо от Гизульфа
явно больше проку.

Дядя Агигульф погреб от берега к камышам, где рыба днем таилась. Он
осторожно подвел лодку к камышам и показал нам, куда смотреть. Я увидел,
что там огромная щука стоит.

Дядя Агигульф ее метко острогой поразил. И сказал гордясь, что так-то
и врагов в бою на копье берет.

Я подумал, неужто и прекрасную гепидку так же на копье насадить хо-
чет? Спросил о том дядю Агигульфа. Он засмеялся, и брат мой Гизульф зас-
меялся тоже, как будто тайна какая-то между ними была.

Потом дядя Агигульф сказал, что нет, не так. Иным образом. Да и
копье, мол, для таких дел у него иное. Особое. Я удивился: что за особое
копье? Не видел такого.

Я решил у них с Гизульфом про то больше не спрашивать, все равно не
скажут, только еще больше смеяться будут. Я потом у отца моего Тарасмун-
да спрошу или у дедушки Рагнариса. А с этими двоими разговаривать больше
не стал.

Плавая в камышах, дядя Агигульф многих щук поразил и все приговари-
вал, что всех их в щучью Вальхаллу отправляет, к щучьему Вотану.

Дядя Агигульф отдал Гизульфу свой топорик. И строго наказал не уто-
пить. Сказал, ежели Гизульф топорик "Пью-Кровь" по нерасторопности в во-
ду обронит, то сделает дядя Агигульф с Гизульфом то, что дедушка с Арб-
ром сделал. И по голове Гизульфа с нажимом против волос погладил.

Когда дядя Агигульф щук с остроги снимал, Гизульф топориком
"Пью-Кровь" их глушил, чтобы не выпрыгнули обратно в воду.

Когда битой рыбы столько набралось, что ноги поставить было уже неку-
да, дядя Агигульф к мыску выгребать стал.

Выбравшись на берег, дядя Агигульф придержал лодку, чтобы мы тоже вы-
лезли, и велел нам рыбу выгружать. Мы по пояс в воду вошли и стали щук
на мысок кидать.

Мы с Гизульфом развеселились от удачной рыбалки, но дядя Агигульф на
нас свирепо шикнул, чтобы мы не шумели. А потом, подумав, добавил, что
будет теперь из нас воинов делать.

Сам же он ходил ни дать ни взять кот лесной и ноздри раздувал, будто
принюхивался. Впрочем, особенно он ничего унюхать не мог - рыбный запах
все забивал.

У дяди Агигульфа были припасены с собой веревки, которые он продевал
сквозь жабры щукам. Три кукана сделал, два побольше, один поменьше. По-
том кивнул нам, чтобы за ним следовали, только тихо-тихо. Чтобы приуча-
лись ходить бесшумно, как воины ходят. Добавил: то, что нас ждет, - ОНО
шума не любит.

Гизульф крался с рогатиной наперевес, только что язык не вывесил от
усердия. Пройдя немного по мыску, дядя Агигульф взял в сторону, а потом
замер и рукой знак сделал, чтобы мы подошли. Когда мы подошли к нему с
обеих сторон, он показал: вон ОНО.

Я думал сперва, что это царь-лягушка. И Гизульф так подумал, потому
что побледнел. В кустах виднелось что-то серое, грубое, как бы бородав-
чатое. Дядя Агигульф велел моему брату Гизульфу поразить это рогатиной.
Только добавил тихо, чтоб с одного раза поразил. Другого, мол, раза не
будет. Мол, и себя, и нас погубишь. И отступил назад, а Гизульфа вперед
вытолкнул.

Гизульф ударил хорошо. Добрый был удар. Рогатина на треть в мягкую
землю ушла, пригвоздив то серое и страшное. А потом рывком вытащил рога-
тину и вскинул в воздух. Серое на рогатине повисло. Сразу было видно,
что ОНО мертвое.

Гизульф одним ловким ударом ЭТО к ногам Агигульфа бросил. Но не успел
он молодецки подбочениться, как увидел, что это истлевшие портки. И я
это тоже увидел. Это были портки того пропавшего раба-меза, что Гизарна
на месте пропажи нашел. Не потащил их тогда Гизарна домой, видать, осте-
регся одежду мертвого тревожить.

Гизульф от злости побелел весь. Я в кулачок хихикал и даже на дядю
Агигульфа сердиться перестал, хоть и донимал он меня. Дядя же Агигульф,
наоборот, сурово брови супил и наставление нам прочитал: вот, мол, что
бывает с теми, кто без оглядки ходит.

Потом велел вещи собирать, а сам полез в камыши - весло прятать. Я
ближе к нему был, чем Гизульф, и слышал, как дядя в камышах сдавленно
заходится хохотом. Я видел, как у дяди Агигульфа спина ходуном ходит,
так ему весело. Да и то сказать, отменную шутку отмочил. Предвкушал, не-
бось, как про то Валамиру с Гизарной рассказывать будет. Может быть, че-
рез то и с Валамиром помирится.

Выбравшись из камышей, снова сурово насупленный, дядя Агигульф стал
куканы распределять. Себе взял себе тот, что поменьше, а нам с братом
Гизульфом те, что побольше были, определил.

После дал мне острогу и рогатину и велел возле рыбы ждать, пока они с
Гизульфом лодку спрячут. Рогатину из рук не выпускать наказал. Если чу-
жаки или гепиды нападут, должен я пасть геройски и кроваво, но рыбу от
врага оборонить. И скрылись дядя Агигульф с Гизульфом, лодку унося.

Остался я один среди шуршащего камыша. Что мне только не чудилось,
пока ждал возвращения родичей! И голоса разные, и шаги. Один раз едва
лягушку острогой не поразил - больно уж она шумно и устрашающе скакала.
После плюнул.

Недолго ходили дядя Агигульф с Гизульфом, скоро воротились. Гизульф
гордо поведал, что лодку положили они в точности на то место, откуда
брали. Даже камыш поправили. Никто и не заметил бы, что ею пользовались.

Дядя Агигульф велел нам свои куканы разобрать. Мне острогу сунул, а
Гизульфу - рогатину. Сказал, что Гизульф замыкающим пойдет. И добавил:
вот вам первое задание - настоящий готский воин шутя его исполнит - надо
до села добраться засветло, пока рыба не протухла, пока еще свежа и в
пищу особенно пригодна.

Притом идти надлежит крадучись, так, чтоб ни одна живая душа не заме-
тила. И что он, дядя Агигульф, будет считать вспугнутых нами птиц, а по-
том, в селе уже, за каждую вспугнутую птицу по затрещине обоим выдавать,
ибо недосуг ему разбираться, кто из двоих вспугнул. Тем самым он уравнял
меня в правах с Гизульфом, так что я перестал печалиться из-за того, что
брат мой теперь с дядей дружит, а обо мне и думать забыл.

И пошли мы назад той же тропкой, что и пришли. Дядя Агигульф - впере-
ди, топориком поигрывая, танцующим шагом; я - посередине, под тяжелым
куканом изнемогая, а Гизульф сзади, рогатиной топорщась. Гизульф еле
слышно посапывал от натуги.

Камыши и осока росли выше человеческого роста, так что скрывали нас с
головой. Мошкара ела нещадно, да еще мухи тучами на рыбу полетели, но
дядя Агигульф, обернувшись, знаками воспретил хлопать себя по лицу и ру-
кам, убивать насекомых, чтобы не производить лишних звуков.

Рыба - она тяжелая, а идти надлежало с оглядкой, чтобы под ногами не
хрустело. И тропка узкая. Тяжка наука воинская.

Я больше не чувствовал себя пленником. И одноглазым быть больше не
хотел. Не знаю, что думал Гизульф, но зол он был очень - я спиной это
чувствовал. Нет, все-таки знатную шутку отмочил дядя Агигульф. Недаром
дедушка Рагнарис говорит, что он любимец богов.

Вдруг дядя Агигульф на полшаге замер и руку с "Пью-Кровь" в сторону
отвел. Я ему чуть в спину не врезался, но вовремя остановился и тоже за-
мер. И брат мой Гизульф у меня за спиной замер.

И тут мы сперва услышали, что в камыше похрустывает что-то, а после и
увидели: там, где тропка поворот делает, - шевелится камыш. Но не так,
как от ветра, а иначе шевелится. Видно было, что в камышах таился
кто-то.

Дядя Агигульф постоял немного в неподвижности, а потом вдруг, не ме-
няя позы, топорик метнул.

В камышах что-то тяжелое упало, а больше звуков никаких не донеслось.
Тогда дядя Агигульф, еще выждав, рыбу свою сунул мне, выхватил у Ги-
зульфа рогатину, знаками велел нам стоять, где стоим, а сам туда, где
упало, двинулся крадучись. Приблизившись, замер, а после нам рогатиной
махнул. Мы тоже туда подкрались, стараясь не шуметь.

Сперва я увидел что-то бурое. Подумал, что это, должно быть, царь-ля-
гушка о трех головах и снова душа в пятки у меня провалилась. Вспомнил и
о рабе-мезе, бесследно пропавшем, о чем портки неоспоримо свидетельству-
ют. А Гизульф о том же подумал и от зависти губу закусил: подумаешь, ка-
бан. Рядом с царь-лягушкой и кабан не добыча.

А потом мы разглядели, что это человек.

Поближе подобрались. Дядя Агигульф и в самом деле великий воин. Топо-
рик его чужаку прямо в голову угодил, слева над ухом, там и застрял. Чу-
жак даже вякнуть, видать, не успел, как душа с телом уже рассталась. С
"Пью-Кровь" не поспоришь.

Я таких людей прежде никогда не видел. И дядя Агигульф потом говорил,
что тот чужак в точности как те, с лошадьми, из-за которых ему, дяде
Агигульфу, претерпеть пришлось несправедливые гонения. Ох и ненавидел же