Чтение 45–й страницы книги ~Мой отец

С этой машины нам и пришлось десантироваться. Приземлились довольно
удачно. Во всяком случае, рассеяло нас не очень сильно - собрались уже
минут через сорок. Вскоре вышли в условленную точку и встретились с
советским воинским подразделением. В отличие от нас, оно действовало в
Словакии под видом партизанского отряда, и военную форму, естественно, его
бойцы не носили.

Сразу же вышли на связь с Москвой. Генеральный штаб приказал нам
войти в оперативную связь с остальными группами, заброшенными в Словакию,
и регулярно информировать об обстановке.

По тем временам мы имели очень мощную радио станцию. В разобранном
виде она весила около ста килограммов, не считая источников питания. Когда
прыгали с парашютом, мы этот вес распределили на всех. Обычно в фильмах о
разведчиках, работающих в тылу врага, показывают портативные радиостанции.
В действительности было не всегда так. Все зависит от тех задач, которые
решает группа.

Две недели передвигались мы по Карпатскому хребту, поддерживая связь
с Москвой. За это время нашим отрядам удалось захватить несколько площадок
в долине и принять 30 - 40 самолетов.

Передовые подразделения несколько раз вступали в соприкосновение с
противником, но нам участвовать в таких боях не пришлось. Наша
радиостанция была центральной и охранялась хорошо. Мы должны были
оставаться в Словакии до прорыва наших частей, но обстановка изменилась.
Вся территория, занятая повстанцами, была взята в двойное кольцо
окружения, и поступил приказ основным частям прорываться с боями, а
командование словаков вывозить самолетами. Нашу группу забрала одна из
последних машин. К тому времени немецкие части уже захватили весь
плацдарм.

Мы сели южнее Львова и оказались в городе позднее наших товарищей,
прикомандированных с радиостанцией к словацкому подразделению. Прорываясь
к нашим частям, они уничтожили и тяжелое вооружение, и радиостанцию.

Участвовать в бою, рассказывали, им пришлось всего лишь раз, когда
вырывались из окружения. По-настоящему же немцы на том участке кольцо еще
не успели замкнуть, чем и воспользовался отряд. Своим спасением наши
товарищи были обязаны осведомителям, находившимся в немецких частях.

Вернувшись из-за линии фронта, мы получили две недели отдыха, которые
и позволили нам поездить по Западной Украине. Именно там я впервые узнал,
что такое повстанческое движение в нашем тылу...

Жестокость порождала жестокость. Помню, как один из отрядов
националистов штурмовал погранзаставу, где были задержаны их люди. Когда
советское подразделение прибыло на выручку, спасать уже было некого - весь
личный состав был вырезан. Я впервые видел такое.

Когда в бою убивают врага, это понятно. Но когда захваченных солдат
привязывают к деревьям и сжигают... Словом, мы были потрясены.

В те дни я столкнулся и с жестокостью с другой стороны. Наши части
окружили отряд повстанцев, или, как тогда говорили, банду националистов.
Предложили сдаться. Окруженные отказались. Тогда в этот район были
переброшены три артиллерийских полка. Мой товарищ, участвовавший потом в
прочесывании местности, рассказывал мне, что после обстрела в живых никого
не осталось. Было это в районе Мостиска. Позднее я узнал, что генералы
Конев и Петров выделили до десятка артиллерийских полков для очистки тыла,
как они говорили. "Очищали" территорию именно таким образом... Даже
пограничники, которым была поручена безопасность тыла, не скрывали
возмущения: "Это же бесчеловечно. Против горстки людей проводить почти
фронтовую операцию!"

Справедливости ради замечу, что потери наши части тоже несли большие.
Сплошь и рядом убивали офицеров, нарушали коммуникации. Когда фронт ушел
на запад, для борьбы с повстанцами стали применять другие методы. Скажем,
переодевали наших солдат и выдавали такие подразделения за отряды
бандеровцев. Сегодня это широко известно.

Примириться со всем этим было трудно. Мы судили немецких генералов и
офицеров за то, что они боролись с партизанами, а наши же армейские части
использовали те же методы, подчас в еще более зверском виде. Сжигались
ведь целые села.

Очень сильное впечатление произвели на меня захваченные повстанцы.
Многие из них были мои ровесники. Грамотные, убежденные в своей правоте
молодые люди. Нередко среди них встречались студенты.

Запомнился молодой парень. Захватили его тяжело раненным, зная, что
он имеет выход на руководителей отрядов. На допросе он вел себя
мужественно и ничего не сказал.

Когда я рассказал об увиденном в Западной Украине отцу, он
отреагировал так:

- А чему ты удивляешься? Эти люди воюют за самостоятельную Украину. И
в Грузии так же было, и в любом другом месте может быть. Оружием их на
свою сторону не зазовешь...

Главной же ошибкой руководителей национально-освободительного
движения отец считал их контакт с немцами. Помню, мы долго говорили о
Мазепе, подобных случаях в грузинской, мировой истории.

Возможности расправиться с лидерами национальноосвободительного
движения у нашей разведки были, но отец почему-то был убежден, что эта
сила может быть использована против немцев. Отсюда и его отношение к этому
движению.

Знаю, что он категорически возражал против использования
подразделений НКВД, которые действовали бы под видом отрядов повстанцев. А
такие предложения поступали даже из ближайшего его окружения.

- Подобных вещей ни в коем случае допускать нельзя, - говорил отец. -
И без того их поддерживает вся Западная Украина.

К сожалению, после войны с повстанцами обошлись очень жестоко.
Объявив, что все они будут помилованы, многих выманили из лесов, а позднее
репрессировали вместе с семьями.

Помню, мама получила письмо от подруги юности Елены Стуруа, жившей
тогда на Украине. Ее мужа, очень талантливого философа, арестовали в
период массовых репрессий. Теперь она хлопотала за других, кто оказался в
подобном положении. Стуруа написала о нескольких студентах, участвовавших
в национально-освободительном движении и поверивших, что Советская власть
их простила.

- Как же так? - спросила мама. - Лена пишет, что всех этих людей
обманули.

Отец рассказал, что инициаторами репрессий стали партийные органы, а
само решение готовил Никита Сергеевич Хрущев. Как это случалось в его
жизни не раз, к отцу тогда не прислушались. Впоследствии среди
многочисленных обвинений в адрес отца прозвучало и такое: "Огульно
оправдывал оуновщину..."

Не знаю почему, но отец всегда проявлял большой интерес к Украине.
Как-то прочитал, что у нас в доме имелись лишь книги Сталина. А их-то как
раз и не было. А вот библиотека была приличная. Немало литературы было и
по истории Украины. Отец говорил, что многое роднит Украину с Грузией.
Скажем, ряд исторических фигур вынуждены были пойти на измену ради
освобождения Родины. Не раз вспоминал, как я уже говорил, например,
гетмана Мазепу.

Не так давно я с удивлением узнал, что одна из западноукраинских
газет сообщила о том, что якобы мой отец приезжал в сорок пятом году в те
места для организации массовой депортации жителей нескольких областей. Не
буду говорить о том, что такая акция не планировалась. Мне кажется,
додуматься до такого мог лишь человек с больным воображением. Да и не был
мой отец никогда в Западной Украине.

Легковесность подобных статей поражает. Бог с ними, с журналистами.
Зачастую грешат подобным подходом к исторической правде и ученые мужи. За
последние годы опубликовано немало, с позволения сказать, исследований о
так называемых "белых пятнах" в истории Великой Отечественной войны. Самое
удивительное, что тайны ищут там, где их нет. Почему, задаются вопросом
современные историки, советские войска не помогли в сорок четвертом
восставшей Варшаве? Мало того, появилось утверждение, что Сталин запретил
американским "летающим крепостям", базировавшимся в Полтаве, помогать
восставшим с воздуха.

А ведь здесь никакого секрета нет. Советские войска, освобождавшие
Польшу, прошли расстояние, значительно превосходившее по всем военным
аналитическим выкладкам возможности одновременного броска. Правда и то,
что дальнейшему продвижению наших войск препятствовали растянутые
коммуникации, взорванные мосты и т. п. Например, у Рокоссовского не было
даже должного запаса артиллерийских снарядов, не говоря о другом. Армия
выдохлась, и о форсировании водной преграды не могло быть и речи. Войска
1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, пройдя с боями за 40 суток
почти 70 километров, вели тяжелые бои севернее и южнее Варшавы и просто не
могли оказать восставшим немедленную помощь. Этот факт, который пытаются
сегодня ставить под сомнение наши историки, давно признан, к примеру, их
английскими коллегами. Другими словами, речь идет о прямой фальсификации,
не больше.

Само восстание, к которому подтолкнули поляков англичане, отнюдь не
было продиктовано военной целесообразностью. Это была не военная, а чисто
политическая акция, построенная на авантюризме польского эмигрантского
правительства.

Как и в Словакии, здесь попытались противопоставить восставших
наступающим советским и польским частям, готовящимся к освобождению
Варшавы.

Немцы прекрасно знали, что советские войска в ходе предыдущих боев
были серьезно измотаны, к тому же оккупанты имели несомненное
превосходство, о чем известно было и организаторам восстания. Тем не
менее, без согласования с советским командованием, предвосхищая события,
руководители Армии Крайовой, действуя по плану захвата власти, подняли
народ против немцев. Скоординируй они свои действия с командованием