скрытно проникнуть в любое место, куда им заблагорассудится.
особому приказу они поднимались на поверхность. Здесь они чувствовали себя
неуверенно. Их страшило открытое пространство, ничем не ограниченная даль,
пугал простор, отсутствие стен, потолка и кровли над головой, они не
понимали, как можно здесь постоянно находиться, а тем более - жить, и
норовили поскорее убраться отсюда вниз, в привычную темень и тесноту.
посторонних, даже попадаться на глаза. Чтобы не выдать тайну бункера, они
обязаны были скорее погибнуть, чем раскрыть секрет, при угрозе захвата
каждый из них должен был покончить с собой.
препаратов. "Мы ничем не отличаемся от них, - подумал Першин, - почти
ничем".
их существовании - не догадывался даже. Между тем, они пристально
наблюдали за тем, что происходит на поверхности: командир их и комиссар
слушали радио, смотрели старый черно-белый телевизор, читали свежие
газеты, которые лазутчики доставляли с поверхности.
то, что считали нужным, и когда, по их мнению, страна подошла к последнему
рубежу, они решили, что настал их черед: пришла пора действовать.
Потому и намеревались они вернуть Москву в давнее привычное состояние.
альбиносы, подземный гарнизон. Люди добровольно обрекли себя на жизнь под
землей - весь отпущенный судьбой срок они обречены были провести там,
внизу, без солнца и дневного света, без свежего воздуха, зелени и неба. И
было бы ради чего, а то ведь идея сулила всем казарму и нищету.
подвигнуть людей на кровь. Да, идея должна быть вполне нелепа, даже
безумна, чтобы разжечь воображение. Плодотворные идеи в крови не
нуждаются. Они доказывают себя сами. Коммунизм, как выяснилось, оказался
достаточно никчемной и бездарной затеей и по этой причине выглядел на
первый взгляд привлекательным. Утопия потому и ввергла массы в резню, что
была несуразна и оттого заманчива.
подземную жизнь".
страшней. Но выбора не было: кто-то должен был избавить город от этой
заразы, чтобы впредь она никому не угрожала.
переулках Замоскворечья и Остожья висела прогретая солнцем тишина, однако
и в беспокойной толчее Арбата и Тверской присутствовало что-то сонливое,
некая кротость и смирение. Даже гул Садового кольца, Новинского бульвара,
мостов над рекой, городских эстакад и набережных - тугой гул, который
катился из края в край, казался приглушенным, словно увязал и слабел в
дремотном покое.
погружена в солнечную дрему, в задумчивое тепло, будто на город до срока
опустилось бабье лето. Но был август, середина, пятнадцатое число. И
только немногие старые люди знали, что пришел Степан-сеновал, когда косят
отаву, вершат сенокос, поят лошадей серебряной водой, а несуетному
памятливому человеку наперед известно: какой Степан, таков сентябрь. Судя
по погоде, Степан сулил Москве теплый сентябрь.
святого, столько разнообразия, таилось столько своего, ей одного
присущего, столько в ней было жизни, которая возрождалась, несмотря ни на
что - на мор, на пожар, на бунты и революции, когда казалось - все, конец,
ей уже не подняться, но она оживала, оставаясь собой. В частых отлучках
Бирс тосковал по ней, как по живому близкому существу.
несколько дней Стэн пригласил его к себе. Антон пытался отказаться, однако
ему это не удалось.
Бирс вспомнил, что дал клятву.
Джуди; Бирс рассказал ей о приглашении Хартмана.
даже удивился. - Позвони ему, откажись.
мы повторим. В России говорят: повторение - мать учения.
показалось, что какая-то навязчивая мысль гложет его и не дает покоя.
предложил поплавать.
впоследствии Бирс понял смысл его слов.
вдруг Хартман замер и вяло как-то, расслабленно погрузился в воду, потом
вынырнул и тяжело застонал.
место, но Хартман уцепился за него и повис, не давая плыть.
нему Антон, но Хартман обхватил его, сковав руки, и утащил на глубину.
Хартман вцепился мертвой хваткой и тянул вниз. Они то и дело всплывали и
погружались, две головы исчезали и появлялись на поверхности, как два
поплавка; Бирс чувствовал, что выбивается из сил.
шею. Бирс отдирал его от себя, но не мог; мало того, Хартман все плотнее
прижимал его к себе, а ногами оплел его ноги, и Бирс вдруг отчетливо
понял, что его просто топят.
наверх, но Хартман сжимал его, точно тисками, не давая всплыть. Теряя
остатки сил, Бирс пытался расцепить объятия, однако дыхания не хватало, и
он слабел, в ушах появился звон, а в глазах потемнело.
в дверь, подбежала к краю бассейна и кричала что-то, не понять было что.
теперь она металась по борту, упрашивая Хартмана отпустить Бирса.
одно помнил, одно знал твердо: ему надо утопить соперника, прочего для
него не существовало.
прекратил борьбу. Хартман потащил его вниз, они опустились на дно.
Стэн... я прошу тебя, прошу... Отпусти его! - умоляла Джуди, обливаясь
слезами.
которое неожиданно появилось над ними и опустилось рядом на дно бассейна.
Ему померещилось, что это Джуди, но он отверг эту мысль как несуразицу.
слышит ее, а если слышит, то не подчинится, и она сделала единственное,
что пришло ей в голову: она прыгнула в воду и опустилась на дно рядом с
ними.
у нее не хватит сил; нет, она смиренно лежала рядом и понятно было, что
она готова утонуть.
которые держали его, разжались. Хартман отпустил его, взял Джуди и поплыл
с ней вверх.
освещен, Антон толкнулся ногами и, теряя сознание, задыхаясь, насилу
всплыл.
нарядного красного платья ручьями бежала вода.
и не мог отдышаться. Он повис на металлической лесенке, которая спускалась
в воду и не мог взобраться, не хватало сил, лишь держался за перекладину,
чтобы не утонуть.
борта на кафельный пол. Джуди тем временем тоже выбралась из бассейна и
села на топчан, отжимая волосы и платье.
Афанасьев Роман
Самойлова Елена
Березин Федор
Орлов Алекс
Ильин Андрей
Шилова Юлия