Грина - бханги!..
номера. - Хэлло, дорогая! Это Лот. Только прошу тебя - не задавай никаких
лишних вопросов. Ты меня поняла? У меня все идет превосходно. Завтра после
завтрака вылечу в Нью-Йорк, а из аэропорта - прямо к тебе.
присматривают?
Береги ее, даже газеты и то не давай читать. Как здоровье мамы?
подвале ЦРУ, сквозь решетку сочился ядовитый газ, мимо проплыла дохлая крыса
с лицом Красавчика с выколотыми глазами...
мне все равно больше не понадобится. Я позвоню сегодня же первому
попавшемуся торговцу автомобилями в Филадельфии и попрошу его продать
"де-сото" по сходной цене, перешлю доверенность.
находится в руках полиции. Они или угнали ее в свой гараж, или установили в
ней засаду, поджидая тебя. Любой торговец машинами, если он читает газеты,
услышав тебя, сразу позвонит в полицию. Значит, надо подождать, пока
уляжется вся эта шумиха. - Лот взглянул на Джина. - Хорошо я тебя разукрасил
- тебя не узнала бы и миссис Гринева.
пластырем, расписанным меркурохромом и йодом.
гражданские права негров, не то на одного из этих абстракционистских
портретов в Нью-Йоркском музее современного искусства! - рассмеялся Лот. -
Мой бог! Никогда не забуду выставку этого кретина Жана Дюбуффе, куда меня
затащила Натали. Я чуть было не вывихнул себе челюсть, зевая, а вечером
напился как лорд! Не могу понять, что Натали находит во всех этих
модернягах-шарлатанах!
"джон", чтобы тот не мозолил глаза полицейским я сыщикам в штатском. Потом
они прошли в полутемный бар - до очередного челночного рейса Вашингтон -
Нью-Йорк оставалось минут двадцать.
Лот во всем любил точность.
оглядели пассажиров, Лот по правому борту, Джин - по левому. Ни итальянца,
ни каких-либо других подозрительных субъектов в самолете не оказалось.
на сидевшую впереди, в первом ряду, старую даму. Лот и Джин едва удержались
от смеха: это была та самая мумия с подсиненными волосами, что не выпускала
изо рта вонючие сигарильо.
на старом аэродроме Ла Гардиа, названном в честь давно покойного и когда-то
популярного мэра Нью-Йорка. Друзья без происшествий вышли из аэропорта, сели
в желтое такси "Иеллоу кэб компани".
Манхэттена.
домом34!" - вполголоса продекламировал Джин и, помолчав, обнимая взглядом
великолепную панораму, открывшуюся с моста, он добавил: - и все-таки я люблю
тебя, мой "маленький старый Нью-Йорк".
отчуждения уже пролегла между ним и Нью-Йорком, и Джин мысленно прощался с
так хорошо знакомыми ему домами, улицами и авеню, Сентрал-парком и
ресторанчиками и даже знакомыми полицейскими, регулировавшими немыслимое
городское движение. В каком-то переулке мальчишки на роликах играли в
хоккей. На Бродвее меняли огромную рекламу кинотеатра "Парамаунт". Рабочие в
комбинезонах срывали старую афишу прошлогоднего призера Академии
кинематографических искусств и наук - музыкального кинобоевика "Вестсайдская
история", и Джину было грустно оттого, что он, возможно, никогда не узнает
название следующего фильма и никогда не пойдет смотреть его с Наташей или
какой-нибудь другой девушкой.
остановил такси на "перекрестке мира", на всегда людном северо-западном углу
"великого белого пути" и 45-й улицы, у подъезда высоченной, уродливой
коробки отеля "Астор".
я поеду за Натали.
оклеенный выцветшими обоями, подошел к читавшему комиксы клерку,
смахивающему на сутенера.
постояльцы которых, как правило, регистрируются под вымышленными именами
Смит или Джонс, воровато проносят к себе бутылки виски и постоянно принимают
в зашарпанных семи-десятидолларовых номерах лиц противоположного пола. В
этом доме свиданий даже не было порядочного бара, и Джин скучал целых сорок
минут, глядя с восемнадцатого этажа на бродвейскую пеструю сутолоку, прежде
чем в дверь постучали и в номер вбежала Наташа.
губы.
себе пинка за то, что как-то давно перестал уделять внимание сестренке. Эта
напряженная храбрая улыбка, эти судорожно сжатые кулачки.
документов. Джин. Тебе здесь не следует задерживаться. В этой гостинице
нередко бывают полицейские проверки. Думаю, что тебе надо покинуть Нью-Йорк
не позже чем завтра.
закрыт. Отложим это свидание до лучших времен. Дом находится под наблюдением
полиции и наверняка людей Красавчика. Если бы не мои связи, я не смог бы
пройти туда и привезти сюда Натали. Не правда ли, Джин, Натали становится
все больше похожа на мою любимую киноартистку Одри Хепбэрн? Кстати, захочешь
поесть - тут напротив чудное мюнхенское пиво "Лёвенбрау" и отличные свиные
ножки!
рассказал обо всем, что произошло после того, как они расстались в день
похорон отца.
неизвестные лица с итальянским, что ли, акцентом ежедневно, а то и ночью
звонили Гриневым и спрашивали Джина, но Натали не придала этому особого
значения до того, как прочитала газету с фотографией брата. Маме она
сказала, что это звонят знакомые из русской колонии, выражают Гриневым
соболезнования по случаю трагической кончины Павла Николаевича.
часов трое сыщиков в штатском, то ли из полиции, то ли из ФБР. Один все
время смотрит телевизор, другой разглядывает нюдистские журнальчики, а
третий потягивает пиво, налегая на запасы Джина в холодильнике, и дремлет на
диване в гостиной. Дважды они вместе с инспектором О'Лафлином копались в
библиотеке в книгах и записях отца.
копню завещания отца. Оригинал, по-видимому, был похищен убийцей. Маме отец
оставил восемьдесят тысяч долларов, по стольку же оставил он Джину и Наташе,
но с условием, что эти деньги будут выплачиваться им банком ежегодно в день
рождения по десять тысяч долларов в течение восьми лет плюс проценты. Однако
Сергей Аполлинарьевич после консультации с банком и юристом по
наследственному налогу установил, что на долю сына и дочери Павла
Николаевича Гринева придется вдвое меньшая сумма, чем рассчитывал Павел
Николаевич, хотя банк восстановил все чеки, похищенные убийцей.
этот разговор был явно не по душе, - правда, Женя?
своего наследства. Ему стало не по себе.
тысяч только на то, чтобы дать мне образование в Оксфорде и медицинском
колледже. Так что свое, выходит, я сполна получил. Я ухожу в армию и буду
жить на всем готовом, а тебе нужно окончить театральное училище, тебе нужно
приданое. Вот я решил: себе я оставлю десять тысяч на всякий пожарный