притихшее море своим беспардонным хохотом. Вы думаете, мы такие уж
отчаянные шутники, что из всего делаем комедию? Нет, виновник все тот же
штиль! Неподвижный, давящий на психику, на глаза, на уши - штиль!
окончательно. Спать не могли - днем осточертело, дальше некуда! Вначале
парусина еле трепыхнулась. Потом губы почувствовали прохладцу. Мы втроем
замерли, боясь шевельнуться, чтобы не спугнуть порыв. Салифанов спешно
раскурил сигарету, чтобы увидеть, куда идет дым. Он пошел сначала вверх, но
постепенно стал клониться, словно падать вправо. Ветер заходил с кормы.
не искушай судьбу. Местные божки, отвечающие за претворение в жизнь
метеопрогнозов, мягким характером не отличаются и сглазу не любят.
него всецело. Задуй сейчас ветер с запада, и плавание могло продолжиться
еще неопределенный, от трех суток до полугода, срок. Старались даже дышать
в сторону, чтобы не сбивать показания табачного анемометра. Наконец дым
завалился совсем вбок, четко обозначив направление нашего движения - на юг.
Дальше плыть было некуда, дальше была только земля. Мы ничего не
почувствовали - досматривали свои тихие, голодные сны. Рулевой дремал,
навалившись головой на руки, лежащие на румпеле. Плот замер и до утра стоял
тихо, оберегая наш отдых. Рулевой, несколько раз проснувшись, сверял курс и
снова проваливался в тяжелую дремоту: ему казалось, что мы все еще плывем.
востоке, километрах в восьми, возвышался знакомый уже нам чинк плато
Усть-Урт. Мы сидели на плоту, высунувшись из спальника, чесались, зевали,
моргали слипающимися глазами - в точности беспризорники, выползающие из
асфальтового котла. Это мало напоминало торжественное завершение
уникального маршрута. Миловидные девчушки не дарили букеты цветов, не
спрашивали, удивленно тараща глазенки:
прибрежном песке духовой оркестр городской пожарной команды. Не толкались
локтями жаждущие взять интервью журналисты. В общем, все было как-то не
так.
побережья, а об отключении на три зимних месяца горячей воды и отопления.
еще неизвестно сколько шарахаться по плато Усть-Урт, разыскивая людей,
которых здесь наверняка нет, - перечислил он предстоящие нам в ближайшем
будущем работы.
крикнул - толпа сбежалась. Здесь, хоть голосовые связки порви, никто, кроме
тушканчиков, не услышит. Мрачные перспективы. Были бы еще налегке, а то
плот, вода, вещи, паруса - все на себе тащить, а где люди встретятся, на
первом километре или на пятидесятом, неизвестно.
состоянии, оставлять их было жаль. Но шесть на семнадцать равнялось сотне
килограммов!
Наверное, он сравнивал наши тягловые возможности и вес плота. Выходило, что
выгоднее бросить меня вместе с трубами. Но человеколюбие взяло в нем верх
над деловой сметкой.
ремнабор, - поставил условие он. Скрепя сердце, я согласился.
назад судьбу молил - пусть все погибнет, только бы живым выбраться, а
теперь каждую шпильку-болтик жаль.
увлекательную игру под названием "Восточный базар". Мы торговались из-за
каждой мелочи: куска веревки, коробка спичек, флажка-флюгера. Я заламывал
цену (количество переносимых вещей) как настоящий, высшей пробы
лавочник-меняла. Он закатывал глаза, костерил меня и моих родственников
вплоть до седьмого колена за умопомрачительную скаредность. Слушал новую
цену, причмокивал губами, пускал слезу, ссылался на немощь, тяжелое
финансовое положение, непогоду, неурожай. Уже почти соглашался, бил по
рукам, но в последний момент передумывал. Все-таки он добился своего -
планируемый мной к переносу груз уменьшился вдвое.
как налетевший шквал яростно хлопнул парусами, вытянул материал до хруста в
швах.
зарябила мелкой волной. Тяжелые брызги хлестанули по лицу, глазам.
Ошарашенные, мы наблюдали эффект нагонной волны, тот, что позволил нам
недавно перескочить перешеек между островами. Море прибывало на глазах.
Плот приподнялся, оторвался от дна, закачался и поплыл там, где еще
несколько минут назад был берег. Вода обгоняла плот, ползла к обрыву,
пенным языком вылизывая сухой песок.
Сошла, оставив после себя быстро высыхающие лужи. Плот стоял посреди
песчаного пляжа Море отсюда было даже не видно. С начала шквала прошло не
больше пятнадцати минут, а как все изменилось! Море там, мы здесь, обрыв -
рукой подать! А если бы такое произошло, например, неделю назад на
островах? Очнулись бы среди барханов - как хочешь, так и выбирайся.
освобождали, безжалостно обрезая веревки, трубы выбивали из втулок.
Монтировали в Аральске два дня, демонтировали час. Плот упаковали в одну
вязанку. Вещи оттащили в сторону. На песке остались семнадцать черных,
лежащих в том же порядке, как были закреплены под плотом, камер. На душе
было муторно. Словно не пожал протянутую от чистого сердца руку. Сколько
дней камеры несли нас на себе, а мы оставили их на произвол судьбы. За
черными резиновыми баранками камер проглядывали укоризненные глаза
брошенной беспородной собаки.
шестьдесят и достаточно полог. Последним втаскивали плот. Железные ребра
труб больно впивались в плечи, ноги подгибались, для тяжелоатлетических
упражнений мы явно не годились.
солнце, вдруг стало сумрачно. Я вывернул голову, силясь увидеть, что
случилось. Желтый песок берегового пляжа потемнел. Что такое? Не сразу я
догадался поднять глаза к небу. А когда поднял, не смог сдержать вскрик.
Неба не было видно. Над нами, образуя живой потолок, летели птицы:
пеликаны, аисты, фламинго. Друг над другом, плотными группами, распластав
крылья в восходящем потоке воздуха. Одни низко, над самым обрывом. Другие -
вторым эшелоном, чуть выше. Третьи совсем высоко. Возможно, были и
четвертый и пятый этажи. Огромные сливающиеся тени парящих птиц
стремительно неслись по земле. Стая таких размеров была невероятна, как
свободно планирующий асфальтовый каток. Одна птица в воздухе красива. Сто -
удивительны, тысячи рождают в душе смутное беспокойство, может быть, даже
страх. В полной тишине проскользило живое облако мимо. Снова светило
солнце, сыпались из-под подошв мелкие камешки. Видели мы что-нибудь или
пригрезилось?
переторговался. Часть труб можно было оставить. Может, даже половину.
Возможно, и все. Трясущиеся коленки и боль в плечах были убедительней
салифановских слов. О том, чтобы тащить плот по плато, не могло быть и
речи. У нас, кроме него, набралось вещей больше центнера. На вершине обрыва
с облегчением сбросили плот на землю.
предупредил Салифанов.
нередко. Стали готовить временный лагерь, сооружать из парусов тент, чтобы
под ним дождаться ночи, но подбежала возбужденная Войцева.
везти.
давала отдых телу и комфорт душе. Все то, что мы подразумеваем под словом
"уют". Мы с Татьяной сидели на кошмах, скрестив ноги по-турецки, и пили
горячий чай. Сергей на верблюдах отбыл за оставленными на обрыве плотом и
грузом.
чинно сидел против нас и неторопливо беседовал о чем угодно, кроме того,
что интересовало его непосредственно: кто мы и как сюда попали? Соблюдая
восточный этикет, мы отвечали на вопросы, касающиеся нашего здоровья, а
также здоровья детей, жен, родителей, родственников, родственников их
родственников. Аксакал старался не обращать внимания на наш потрепанный
вид.
рваное, со следами вара, бензина, солнца, крови одеяние, прошли. Лично я