Чтение 45–й страницы книги ~Война в зазеркалье~

Лейзер отсоединил антенну, намотал ее обратно на бобину, прикрутил ключ Морзе к крышке, положил наушники в коробку для мелких деталей и запихнул клочок шелка в ручку бритвы.

— За двадцать лет, — возмущенно проговорил он, держа перед собой бритву, — не могли найти места получше.

— Зачем ты занимаешься этим?

Она сидела с довольным видом в ночной рубашке и плаще, который был как будто ее неотъемлемой частью.

— С кем ты разговариваешь? — опять спросила она.

— Ни с кем. Меня никто не слышал.

— И все-таки зачем ты занимаешься этим?

Надо было что-то сказать, и он сказал:

— Чтобы был мир.

Он надел куртку, подошел к окну и выглянул. На крышах лежал снег. Со злобной силой дул ветер. Он посмотрел вниз, туда, где замерли фигуры людей.

— Мир для кого? — спросила она.

— Послушай, кажется, погас свет, когда я работал с передатчиком?

— Разве?

— Всего на секунду-другую, как когда выключают электричество?

— Да.

— Выключи свет. — Он стоял совершенно неподвижно. — Выключи свет.

— Зачем?

— Я люблю смотреть на снег.

Она выключила свет, и он раздвинул потертые занавески. Снег светился бледным светом. В комнате был полумрак.

— Ты сказал, что мы еще будем заниматься любовью, — жалобно сказала она.

— Послушай, как тебя зовут?

Он услышал шорох плаща.

— Так как тебя зовут? — жестко спросил он.

— Анна.

— Послушай, Анна. — Он подошел к постели. — Я хочу на тебе жениться, — сказал он. — Когда я встретил тебя в той гостинице, увидел, как ты сидела, слушала пластинки, я влюбился в тебя, понимаешь? Я инженер из Магдебурга, я так тебе сказал. Ты меня слушаешь?

Он крепко взял ее за руки и встряхнул. Он говорил торопливо.

— Ты увезешь меня с собой, — сказала она.

— Именно так! Я сказал, что мы будем любить друг друга, что поедем куда захочешь, в любое место, о котором ты могла только мечтать, понимаешь? — Он указал рукой на плакаты на стене. — На всякие острова, где много солнца…

— Зачем? — прошептала она.

— Мы пришли с тобой сюда. Ты думала, что мы будем заниматься любовью, а вместо этого я вытащил нож и приставил его тебе к горлу. Я сказал, что если ты пикнешь, то прирежу тебя этим самым ножом, как… как того парня. Я тебе говорил, что зарезал одного парня.

— Зачем?

— Мне нужно было поработать с передатчиком. В какой-нибудь квартире, понимаешь? Все равно в какой. Мне было некуда идти. Я познакомился с тобой и использовал тебя. Вот как все было, если тебя спросят, вот что ты должна говорить.

Она рассмеялась. Ей было страшно. Она неуверенно легла, приглашая и его, будто он желал этого сейчас.

— Если спросят тебя, помни, что я сказал.

— Я хочу, чтобы ты сделал меня счастливой. Я люблю тебя.

Она обхватила его голову обеими руками и прижала к себе. Губы у нее были холодные, мокрые и тонкие, а зубки — остренькие. Он отстранился, но она продолжала обнимать его. Он напрягал слух, но, кроме ветра, никаких звуков различить не мог.

— Давая немного поговорим, — сказал он. — Ты одинока, Анна? Есть у тебя кто?

— Ты о чем?

— Ну там, родители, парень. Кто-нибудь.

Она отрицательно покачала головой:

— Только ты.

— Послушай, давай застегнем пуговицы на твоем плаще. Мне прежде хочется поговорить. Я тебе расскажу про Лондон. Ты наверняка хочешь послушать про Лондон. Как-то раз я прогуливался по набережной, шел дождь, и там какой-то человек рисовал на тротуаре. Ты подумай! Рисовал мелом под дождем, а дождь сразу все смывал.

— Ну иди ко мне.

— Знаешь, что он рисовал? Просто собак, дома, всякое такое. И людей, Анна… Ты попробуй себе представить! Вот так стоять под дождем и смотреть, как он рисует.

— Я хочу тебя. Обними меня. Мне страшно.

— Слушай! Знаешь, почему я прогуливался? От меня требовали, чтобы я переспал с одной девушкой. И за этим послали в Лондон. А я вместо этого прогуливался.

Ее глаза блестели в темноте: она понимала то, что он говорил, как-то по-своему, но как — ему было непонятно.

— Ты тоже одинок?

— Да.

— Зачем ты приехал?

— Знаешь, эти англичане — такие чудаки! Как тот старик на набережной. Они думают, что Темза — самая большая река в мире. Ну что на это скажешь? А на самом деле — просто грязная речушка, в некоторых местах ее можно перепрыгнуть! Что это за звук? — вдруг сказал он. — Я знаю, что это! Это пистолет, это щелкнул пистолет! — Он крепко обнял ее, чтобы она перестала дрожать. — Нет, это дверь, — сказал он, — дверная защелка. У вас в доме картонные стены. Но вообще, когда такой сильный ветер, разве можно услышать хоть что-то?

За дверью скрипнула половица. В ужасе она ударила его, плащ на ней раскрылся. Когда они вошли, к ее горлу был приставлен нож. Лезвие — строго параллельно земле, большой палец — сверху. Лейзер стоял очень прямо, повернув к девушке ничего не выражающее лицо, подчиненное какой-то внутренней дисциплине, — человек, который никогда не забывает о своем облике и профессиональных традициях.

* * *

Сельский дом замер и погрузился в темноту. Над ним бежали облака, рядом раскачивались лиственницы.

То и дело хлопали незапертые ставни на одном из окон. Кружился снег. Они ушли, ничего не оставив за собой, кроме следов на замерзающей земле, куска проволоки и свиста бессонного северного ветра.