Чтение 45–й страницы книги ~Кингсблад, потомок королей~

предки, и уверяю тебя, в тебе нет ни на йоту неполноценной или дикарской
крови, мне ли не знать, я же изучал бактериологию! Нийл, мальчик мой, во
имя всего святого, постарайся понять, как все это серьезно и страшно! Даже
если бы это была правда, ты обязан, скрыть ее ради твоей матери, ради
твоего ребенка. Обязан!

- Я старался, папа, но знаю, долго ли еще смогу выдержать. Да и не
скажу, чтобы мне этого очень хотелось. Пожалуй, я сейчас лучше отношусь ко
многим так называемым цветным, чем к большинству белых.

- Не смеешь ты это говорить! Это безумие, это предательство, это измена
расе, родине, религии - и это очень повредило бы твоей карьере в банке!
Да, гм... Кто бишь был этот самозваный фронтирсмен?

- Ксавье Пик.

- Но с чего ты взял, что он был цветной?

- Узнал от бабушки Жюли, из архивов Исторического общества, из писем
самого Ксавье.

Он был бы рад пощадить своего доброго, недалекого старика отца, но ему
нужно было вступить в ряды борцов против Уилбура Федеринга, и он не
считал, что Мэри Вулкейп - менее достойная подруга для его матери, чем
миссис Федеринг.

Под конец доктор Кеннет совсем растерялся и только просил Нийла:

- Ты просто обязан молчать, пока я все это обдумаю, приведу мысли в
порядок.

Нийл подумал, что это значит - до гробовой доски, но пробормотал что-то
похожее на обещание.

Холодным осенним вечером в синей гостиной с терракотовыми занавесями, с
каминными часами, которые в Гранд-Рипаблик считаются символом
респектабельности, Бидди вырезала из бумаги кукол, хотя ей уже пора была
спать - обычное дело! - Вестл писала письма и слушала по радио хоккейный
матч, а Нийл проглядывал в "Тайм" раздел "Торговля и Финансы" и ясно видел
при мерцающем свете электрического камина, что вся эта негритянская
фантасмагория яйца выеденного не стоит и что он поступил жестоко, не
подумав о том, как отнесется к делу отец.

Звонок. Вестл пошла открыть. Вернувшись в гостиную, она равнодушно
сказала:

- Тебя спрашивает какая-то цветная женщина, что-то насчет комитета по
вспомоществованию. - И снова взялась за свои письма, не терзаясь вещими
страхами, хотя только что впустила в дом Софи Конкорд.

Софи торопилась:

- Нет, лучше постоим здесь, в передней. Говорите тихо. Я видела Ивена
Брустера. Мы - ваши друзья - считаем, что вам не следует разглашать, что
вы негр, и мы боимся, не затеваете ли вы какую-нибудь мелодраму. Мы-то с
рождения ко всему приучены, но вам незачем подвергать себя этому, притом
же вы, оставаясь белым, тоже можете очень много для нас сделать. Сколько
мы одних денег из вас вытянем! Нийл, не надо ничего говорить! Я могла
просто позвонить вам, но мне очень хотелось увидеть ваш дом, и вашу
малышку, и еще раз увидеть вашу жену. Она красива, как скаковая лошадка.
Никуда вам от них не уйти. Прощайте, милый, и молчите!

Софи исчезла за сеткой серых снежных хлопьев.

В гостиной Вестл спросила, не оборачиваясь:

- Кто такая?

- Сестра из городской больницы. Мисс Конкорд.

- Мм... ах да, Нийл, я тебе рассказывала, что Джинни Тимберлейн
прислали из одного австрийского магазина в Нью-Йорке изумительный вязаный
костюм - синий, вышитый? Надо и мне заказать такой.

Нийл согласился, что мысль разумная.

А в середине ноября, не объясняя причины, не посоветовавшись с Нийлом,
доктор Кеннет Кингсблад созвал семейный совет.

34

Нийл был в Федеральном клубе, на вечернем заседании финансовой
комиссии, когда отец позвонил ему по телефону:

- Нам с мамой нужно немедленно тебя видеть. Дело очень важное. Можешь
ты быть у нас не позже, чем через сорок минут? Хорошо.

О том, что предстоит совет, Нийл и не догадывался, он даже не знал, что
Вестл тоже будет там. Посвистывая, он прошел через узкий, устланный
бобриком холл отцовского дома в "парадную" гостиную и замер на пороге при
виде всех своих родственников, которые, расположившись на ковровых
креслах, на диване цвета яичного желтка и на полу, под сенью "Отцов
Пилигримов", видов Венеции и зимних пейзажей с санями, рассматривали друг
друга, пепельницы-сувениры и альбом нью-йоркской всемирной выставки.

Всего, включая Нийла с родителями и Вестл, здесь собралось пятнадцать
человек, и никто из них, кроме доктора Кеннета, не знал, зачем их созвали.
Братец Роберт с женой Элис и с ними ее брат, сам Харолд В.Уиттик, большой
человек в мире радио и рекламы; сестра Китти и ее муж, юрист Чарльз
Сэйворд; незамужняя сестра Нийла Джоан и Саксинары - дядя Эмери с тетей
Лорой и Патрицией. Для вящей законности доктор Кеннет озаботился также
приглашением столь важных особ, как отец Вестл, Мортон Бихаус, и его брат
Оливер, старшина адвокатского сословия Гранд-Рипаблик, единственный в
городе знаток коньяка "Наполеон" и од Пиндара.

Оливер Бихаус был коренастый, с огромной веснушчатой лысиной,
окруженной бахромой жидких, светло-желтых волос. С его бледного, в
веснушках лица не сходила кислая гримаса, вызванная коварными кознями
врагов капитализма. У его брата, Мортона, который был повыше ростом и на
четыре года моложе, веснушки отсутствовали, но зато правую его щеку
украшало небольшое родимое пятно.

Пат Саксинар, Вестл и Джоан хихикали в уголке над старосветскостью дома
и старших родичей, а те вполголоса справлялись друг у друга о причине
сборища, в то время как мать Нийла сидела одна, как всегда молчаливая и
хрупкая, а доктор Кеннет с таинственным видом разливал лимонад.

Так выглядел зал суда, когда в дверях появился Нийл.

Его встретили улыбками, ибо все знали, что, если их действительно ждут
неприятные известия, никто не даст более здравого совета, чем общий
любимец Нийл.

Доктор Кеннет испуганно замахал руками и крикнул:

- Вы, молодежь, встаньте, пожалуйста, с пола и сядьте как следует.
Оливер, усаживайтесь вот сюда, в плюшевое кресло. И прошу вас выслушать
меня внимательно.

Мой сын Нийл, которым я до сих пор мог по праву гордиться и жену и
дочку которого я от души люблю, удивил меня, выразив желание сделать
нечто, по моему мнению, непозволительное, могу даже сказать, ошеломившее
меня, нечто такое, о чем, насколько я понимаю, даже Вестл не осведомлена и
чего я, безусловно, не допущу, не спросив предварительно вашего совета.
Сейчас он вам сам в этом признается. Нийл!

Доктор Кеннет опустился на тонконогий золоченый стул, и Нийл
почувствовал острую жалость к отцу, но все же он встал и заговорил
спокойно, как человек на эшафоте, уже не надеющийся на помилование:

- Я узнал, что прапрадедом моей матери - возможно, она и сама этого не
знает, - был некий Ксавье Пик, который жил примерно с тысяча семьсот
девяностого по тысяча восемьсот пятидесятый год, исходил северную границу
Миннесоты, был отважный и благородный пионер, предок, которым все мы можем
гордиться, и притом - чистокровный негр. А значит, по букве закона, все мы
- либо негры, либо связаны с неграми близким родством.

Тут речь его потонула в хоре яростных возгласов, опровержений, криков,
что он сошел с ума. Вестл пылала безмолвным изумлением, - как он мог ей
ничего не сказать. Только его мать и кузина Пат остались спокойны. Он
поднял руку, и гомон постепенно стих. Он рассказал о своем разговоре с
бабушкой Жюли, о находках доктора Вервейса и закончил так:

- Несколько месяцев тому назад мне было бы страшно или стыдно сообщить
вам это, но теперь я понял, что стыдно нам должно быть только перед
неграми, индейцами, народами восточных стран - стыдно за то зло, которое
причинялось им веками...

Оливер Бихаус взял слово, даже не потрудившись встать:

- Итак, молодой человек, вы решили, что исправите это зло тем, что
смертельно оскорбите всех нас, ваших родных и друзей, от которых всегда
видели только любовь и готовность помочь вам, - погубите даже свою жену -
мою племянницу! Немедленно прекратите эту комедию, перестаньте изображать
из себя героя. Довольно с нас вашего бесстыдства!

Нийл сказал негромко:

- Подите вы к черту!

- Что?

- Вы меня слышали. Нечего разыгрывать верховный суд. Может, я ничего бы
и не сказал, если бы папа не созвал этот синклит, а вы не назначили бы
себя судьей, но раз уж так, остается решить вопрос: надо мне поступить
честно и сказать всему свету правду о том, что мы такое? Ох, мамочка,
прости, что я впутал тебя в это!

Мнения растревоженного племени были высказаны не так отчетливо и
гладко, как они изложены здесь, - все перемешалось: стоны, божба,
протесты, грозные возгласы Оливера, кажется, смех Пат Саксинар. Доктор
Кеннет произнес:

- Нийл, мы все, по-видимому, согласны в том, что, если ты обещаешь
ничего не говорить посторонним, мы постараемся предать это забвению.

Поскольку Нийл уже сказал Вулкейпам, Ашу, Софи, Ивену, он не сразу
нашелся, что ответить, и отец воспарил: