на круглой площадке, окольцованной яркими красными огнями, хорошо видными
из города ночью. Это была самая высокая точка в городе. На площадке было
устроено что-то вроде павильона, открытого всем ветрам и огороженного
только полами из двухдюймовых стальных труб.
доставал подзорную трубу десятикратного увеличения, с которой мог
развлекаться часами. Я купил ее в магазинчике рядом с Тихоокеанской
Торговой Компанией. Родиной этой трубы была Япония. Мы с продавцом долго
обсуждали все ее достоинства и недостатки, уподобившись настоящим знатокам
оптики, прежде чем он согласился устпить мне ее за двеннадцать долларов.
Вместе с футляром из кожезаменителя.
У меня была подробная карта этой части Тихого океана, и я рассчитал, что
если только у них не отказали все навигационные приборы разом, они скорее
всего придут с восточного края острова, то есть войдут в бухту слева.
Когда точно на юге от них появится в голубой утренней дымке очертания
острова Ауну, они свернут на запад, минуя его мертвые берега, серые от
пепла и застывшей лавы. А возле Лаулии они должны будут взять на
северо-запад, и тогда перед ними окажется выход к бухте Паго-Паго.
влоть до самых дальних его причалов - но там как раз было совсем
неинтересно. Когда бы я ни посмотрел в ту сторону, я видел одно и тоже:
рыболовецкие японские суда, снующие туда-обратно, как пчелы у летка. Я
видел, как на остров приходят тучи. Как ветер поднимает волны и брызжет
пеной. А повернувшись спиной к порту, я мог часами любоваться поросшим
лесами иззубренным краем древнего кратера, через который, медленно
протаскивая по ущельям тяжелые серые животы, переваливались тучи.
кем-нибудь, просто побыть в атмосфере большого порта. Признаться, в такие
часы - а бывало это ранним утром, - я каждую секунду ожидал: вот-вот
взблеснет встающее солнце на белых парусах "Лани", входящей в бухту.
Снизу, из гавани, долина выглядела ничуть не хуже, чем сверху: строений
было мало, а невсокие дома местных жителей едва виднелись среди густой
зелени, и только остроконечные соломенные крыши круглыми приплюснутыми
пирамидками выступали из сплошного зеленого моря, как шапочки китайских
крестьян среди молодого бамбука. Отель, в котором я жил, из гавани
смотрелся как несколько круглых ульев различной величины и высоты,
составленных вместе. А над гаванью, через всю долину тянулись две
серебрянные туго натянутые струны троса фуникулера, исчезая вдали, как
железнодорожные рельсы. Я пытался обратить на это забавное сходство
внимание нескольких подобных мне бездельников, но не встретил понимания.
Господам туристам неприятно было думать, что это может быть и не
оптический эффект. Как будто и в самом деле исчезают в никуда, говорили
они.
вестей, я выходил из павильончика и ехал вниз. Я смотрел на бесконечную
череду волн, с тем же испугом и ненавистью, с какой туристы смотрели в
бездну, проплывающую под кабиной фуникулера. Я мрачнел, не отвечал на
радостные возгласы попутчиков, пытавшихся обратить внимание всех каждого
на нечто, замеченное и оцененное только ими. В такие минуты я думал: "Где
я? Что я здесь делаю? Или, что было бы вернее, что я сделал не так?"
слышал я в ответ. Да, мы запрашиваем "Лань" на всех возможных частотах.
Нет, сэр, они не отвечают. Мы по-прежнему регулярно пытаемся их вызвать.
Как только мы услышим хотя бы слово в ответ, мы немедленно дадим вам знать
в отель.
все-таки предпочитал такси. Иногда я задерживался у местной корабельной
верфи - взглянуть, насколько продвинулась работа с предыдущего моего
посещения. Но они работали медленно и словно нехотя, на них было скучно
смотреть. И все же мне очень нравились их маленькие прогулочные яхты и
пузатые рабочие баркасы, похожие на плавучие бочонки. Ничего другого они
не делали, разве что по специальному заказу. Называлась верфь "Ау-А-Ману".
Я не знал, что это означает, но ни разу не спросил. Я боялся, что это
окажется что-нибудь вроде "Наветренной Стороны" или "Крошки Китти", или "Я
- тоже" Я предпочитал картины без названия. Переодеться в плавки,
прихватить полотенце и спуститься вниз к бассейну. Сесть в тенечке под
полосатым зонтиком со скучной книжкой. Вот все, что мне оставалось.
Единственно, что скрашивало мне эту рутину, были ромовые коктейли. Нижний
бармен не умел, как Генри, интуитивно вычислять, что именно предпочитает
тот или иной посетитель, но в конце концов я втолковал ему, что в мои
коктейли не следует добавлять ни ложки сахара, и я буду в восторге. Он
быстро уяснил это, и с тех пор мы были в восторге оба.
Пообедать - не плотно. Вернуться в номер. Соснуть до четырех - переждать
самое жаркое время дня. Снова пойти искупаться. Потом сходить погулять в
дендрарий у набережной - опять-таки, если нет дождя. Подняться в верхний
бар поболтать с Генри. Поужинать - слегка, не наедаясь. Еще немного
почитать. И в постель.
образ жизни начал благоприятно сказываться на моих расшатанных нервах, я
стал привыкать и к этой невероятной лазури воды и неба, и к буйной зелени
тропиков. Я почти сжился и с тем, и с другим.
ленивым взглядом обозревал порт из окна кабины фуникулера и уведел "Лань",
пришварьованную к плавучей платформе у самого большого причала. Я
высматривал ее так долго, что мне понадобилось протереть глаза, а потом
ущипнуть себя, чтобы убедиться, что мне это не привиделось. Чуть
раскачивающееся движение кабины не позволяло настроить мою трубу, но я
видел, что все паруса на ней собраны, а на палубе никого нет. И дернул
меня сегодня черт подниматься к смотровой площадке, ведь теперь пройдет
тысяча лет, пока я спущусь!
остановилась. Кроме меня еще тлоько двое японцев, и распорядитель тянул
время, надеясь, что подойдет кто-нибудь еще. Я стоял, стараясь сохранять
спокойствие, у ограждения, не позволяющего слишком близко подходить к
колесам и промасленному плетеному тросу. Наконец нас пригласили садиться,
и "трамвайчик" заскользил вниз. Я вдруг почувствовал, что у меня кружится
голова и тошнота подступает к горлу. Это слишком быстро, подумал я. Я не
могу так. Я не готов. Мне надо остаться на вершине и как следует все
обдумать...
же спуск под проливным дождем. "Трамвайчик" немилосердно трепало ветром,
все его железки стонали и скрипели. Я выскочил из кабины, и через пять
минт дождь перестал. Но к этому времени я был уже у подножия Соло Хилл и
летел к набережной, разбрызгивая лужи своими плетеными кожанными
сандалиями.
Голубая кепка лихо заломлена за ухо. Нет, сэр, это частное владение, и
никто не имеет права подниматься на борт, если не имеет официального
разрешения. Можете себе представить, эта яхта пришла с Гавайев. Смотрите,
как снесло перила - там и вот тут. Ее явно потрепало штормом. Шлюпку,
кажется, смыло прямо вместе с крепежом. Все стекла на мостике повыбиты.
Да, сейчас не самая подходящая пора пускаться в плаванье, особенно на
таких маленьких суденышках.
пострадала, прямо удивительно.
вынес с палубы. Инспектор только глянул их бумаги, и они сразу умчались в
больницу. Взяли такси и уехали.
покое я застал двух девушек, похожих, как сестры-двойняшки: обе
темно-коричневые, с характерными чертами аборигенов, обе в белом. Но одна
из них была медсестра, и другая - врач. Элис Аласега. Им только что
доставили беременную женщину.
обязанностей - разве что для тяжелобольного или матери с ребенком. Поэтому
я ждал около сорока минут, пока она освободится и вернется, чтобы
поговорить со мной в своем кабинете.
но знаете, мне бы хотелось быть уверенным... что он соображает, что
делает.
круиз? "Лань" очень сильно потрепана. Я имею ввиду, не кажется ли вам, что
с Линды уже хватит?
выглядеть искренне обеспокоенным другом. Наконец она проговорила:
миссис Бриндль в данный момент находится в состоянии глубочайшей
депрессии. Она почти ничего не воспринимает. Кровяное давление понижено.
Рефлексы заторможены. Насколько я понимаю, неделю назад она пыталась
Белоусов Валерий
Маккефри Энн
Прозоров Александр
Андреев Николай
Жюль Верн
Гуль Роман Борисович