Чтение 45–й страницы книги ~Бомба для председателя~

государства?

- Я готов выступить в обоих этих качествах... Я как-то не приучен
разделять эти понятия.

- Вы меня интересуете лишь как частное лицо... Если вы представитель
государства, извольте обратиться ко мне официально...

- Хорошо. Уговорились. Я - частное лицо...

- Значит, вы готовы дать свидетельские показания?

- Бесспорно.

- Почему вы пришли ко мне в это странное время?

- Потому, что приди я к вам завтра в прокуратуру, я был бы арестован
у вас. А поскольку вы бы рассматривали документы, которые я сейчас вам
принес, вы были бы скомпрометированы связью с красным... Айсман через
Гельтоффа вручил мне эти фальшивки - их можно опровергнуть в пять минут...
А вот это опровергнуть нельзя - это записка Кочева, которую он оставил для
меня в отеле за три дня до своего исчезновения.

- Вы говорите, как настоящий немец...

- Я долго жил в Германии.

Берг помолчал, рассматривая ночного посетителя, а потом спросил:

- Что вы делали здесь?

- Я работал у Шелленберга... Вместе с Гельтоффом и Айсманом.

Заметив, как сузились глаза Берга, Исаев протянул ему паспорт и
портмоне.

- Здесь награды, полученные мною от Франции, Югославии, Польши,
Норвегии.

- Вы понимаете, естественно, что наш с вами разговор сейчас
невозможен? - спросил Берг, возвращая Исаеву его документы. - Если
кто-либо узнает о вашем странном визите, сомнут не меня - я этого не
боюсь, - сомнут то дело, которое я веду.

- О моем визите не узнают. Я сделал так, чтобы меня ждали у вас
завтра утром в прокуратуре. Я звонил вашему секретарю... как Штирлиц...
Если вы сейчас откажетесь выслушать меня, вы лишитесь ряда материалов,
которые вам будут необходимы. Мне казалось, что вы не относитесь к нам как
к прокаженным и не считаете каждого приехавшего из Москвы агентом
разведки. В конце концов, вам мешают те же самые люди, которые являются и
нашими противниками...

- Ну, это я слышал, господин Исаев... Это пропаганда, не имеющая
отношения к правосудию.

- А то, что я дал Павлу Кочеву тему для диссертации "Концерн
Дорнброка", это имеет отношение к правосудию? Или сие тоже пропаганда?

Берг пожевал губами, несколько раз тяжело поднял глаза на Исаева,
ответил наконец:

- Чем вы это докажете?

- Я продиктую вам день, месяц и год, когда это было записано в
решении нашего ученого совета. Я назову вам серию статей, опубликованных
Кочевым в Болгарии, Советском Союзе и ГДР.

- Пришлите мне эти данные по почте, господин Исаев.

- Но я пришел к вам не с этим. Я пришел к вам с конкретным планом
действий.

- Благодарю вас, у меня есть свой план действий.

- Я не навязываю вам свои предложения. Я считаю нужным рассказать вам
то, что мне известно.

- Вы не можете судить, господин Исаев, о том, какими данными я
располагаю. Об этом могу судить только я. Один.

- Послушайте, господин Берг. Меня никто не уполномочивал заниматься
делом Кочева, поверьте мне... Убежден, что его делом занимаются иные люди,
которые не стали бы приходить ночью в дом прокурора... Неужели
предубеждение, простительное мещанину, помешает вам выслушать меня?
Постарайтесь понять: я с самого начала не верил в бегство Кочева. С самого
начала. Я достаточно хорошо знаю этого парня.

- Каким образом вы очутились в Западном Берлине?

- Я здесь по приглашению Института социологии.

Берг внезапно вспомнил показания профессора Пфейфера: когда тот
рассказывал о беседе с исчезнувшим красным, он назвал фамилию русского
ученого, руководившего научной работой Кочева. Все люди, проходившие по
этому делу, были выписаны у Берга, а листочки хранились дома, в сейфе.

- Ваша фамилия Исаев?

- Да.

- Присядьте, пожалуйста, здесь. Сейчас я вернусь.

"Он думает меня попугать, - понял Исаев. - Решит, что я убегу, потому
что подумаю, будто он звонит в полицию. А между прочим, если он позвонит в
полицию, придется бежать. Как хромой кляче. Иначе делать нечего. Он
сломает мне весь план. Пока все шло так, как хотел я... Пока я все делал
верно. Я верно рассчитал, уехав днем в Берлин... Мои "друзья" - и Холтофф
и Айсман - не могут смотреть за мной в столице, они сильны только здесь, в
западных секторах. Я пришел сюда чистым, они не ждали меня ночью. Зачем им
было ждать меня ночью? Они убеждены, что я заглотал наживу Холтоффа, я это
сыграл достаточно убедительно... Очень будет обидно, если Берг позвонит в
полицию. Это будет - прямо скажем - полный скандал... Неужели он слепой
дурак? Неужели жизнь их так ничему и не научила?"

Через несколько минут Берг распахнул дверь кабинета.

- Войдите, - сказал он. - Я не звонил в полицию и не играл на ваших
нервах. Я проверял вашу фамилию по моему досье. Ну, допустим, я вам верю.
Допустим, вы действительно...

Исаев перебил его:

- Стоп! Давайте уйдем отсюда. Вам вполне могли всадить аппаратуру. И
это никому не нужно, если наш разговор запишут. Пойдемте в ту комнату, где
нет телефона! Там будет спокойнее...

В шесть часов утра Берг приехал к генералу Шорнбаху. Горничной,
открывшей двери, он сказал:

- Не будите госпожу, но попросите срочно выйти ко мне генерала...

- Я не знаю... Так рано... Он спросит, кто вы, мой господин?

- Вы ему скажете - старый друг. Очень старый друг. Он выйдет.

Берг в свое время требовал для генерала пожизненного заключения;
генералу дали семь лет, но освободился он спустя два года с помощью людей
из концерна "Хехст", который стал преемником декартелизованного "И. Г.
Фарбен". Потом "Хехст", связанный с военной промышленностью, выдвинул
Шорнбаха в военную разведку: необходимо было знать армейскую конъюнктуру.
Сейчас Шорнбах - вот уже пять лет, - сидел "под крышей" политической
разведки в западноберлинском "бундесхаузе", и его интересы, соединявшие
армию и "Хехст", входили в конкретное противоречие с интересами Дорнброка
- чем дальше, тем сильней и заметней.

Кандидатуру Шорнбаха подсказал Бергу Максим Максимович.

- Бейте в открытую, - сказал он на прощание. - Если Бонн захочет
отладить контакты с Гонконгом, он не позволит это сделать частному лицу,
даже Дорнброку. Они это будут делать сами, на государственном уровне.
Словом, "Хехст" Судет против Дорнброка - в это и цельте. Шорнбах клюнет:
он получает деньги не столько за погоны, сколько за то, что служит
"Хехсту".

Шорнбах, заспанный, в халате и пижаме, увидав Берга, замер на пороге:

- Вы?!

- У меня к вам дело. Оно не имеет никакого отношения к прошлому.

- Что вам надо, Берг? Вы достаточно мучили меня двадцать лет назад...
С чем вы пришли сейчас?

- Я хочу, чтобы вы помогли стране, генералом которой вы являетесь. Я
хочу, чтобы вы помогли нам в борьбе с бандой. Нужно, чтобы вот на этом
документе, написанном мною, вы поставили визу: "Срочно, дело
государственной важности, принять к исполнению". Читайте. Я бы не стал вас
просить ни о чем противозаконном. Читайте внимательно, и вы поймете, что в
этом деле вы получите свой выигрыш.

Шорнбах прочитал листок бумаги с машинописным текстом и автоматически
подчеркнул красным карандашом, который он машинально попросил у Берга, все
пять пунктов: "установить наблюдение по линии МАД за домом майора
Гельтоффа; найти человека, который был владельцем "мерседеса" с
простреленной дверью, установить его имя; выяснить, куда этот человек
будет уходить из города, а он будет уходить сегодня или завтра;
организовать наблюдение за Айсманом".

- Какую выгоду от этого мероприятия получит моя организация? -
спросил Шорнбах.

- Вы поможете разоблачить банду, которая в своих узкокорыстных
интересах срывает все попытки здравомыслящих политиков дать Европе мир и
спокойствие.

- Я бы хотел побольше конкретики...

- Вы получите конкретику, когда начнете передавать мне сводки
наружного наблюдения за бандитами и данные электронного прослушивания их
бесед. Работу надо начинать сегодня же. С утра. Вот здесь - мотивировка
вашего согласия, - он протянул ему второй листок бумаги, - это мое к вам
личное письмо, но оно тоже носит сугубо секретный характер...

- Почему вы пришли с этим в МАД?

- Да потому, что в здешней полиции есть люди Айсмана. Потому, что в
ФСА есть люди Бауэра и Дорнброка. А ваша служба, как мне известно,
ориентируется на другие силы...

- Допустим... Но почему вы пришли с этим именно ко мне?

- Потому, что любой другой начал бы думать перед тем, как
согласиться, а вам я времени на размышление не оставляю.

- Я был солдатом, прокурор, и я умел смотреть в глаза пулям, потому
что я не был членом НСДАП и я не был в СС, хотя - в этом вы были правы - я