шепни, завтра бы вся тюрьма шельмовала "хромого" провокатором, конец
задумке.
кривило влево, нижняя губа судорожно подрагивала, - на их месте я бы
поступал так же.
есть святое...
по- зверски обращался с больным человеком. Жандарм таким быть не может, не
имеет права, это садизм.
ненависть - ежечасно и каждоминутно. Наши тюрьмы пострашнее Бастилии,
Александр Васильевич...
первоначального решения если социалисты-революционеры сметут российские
бастилии, то какие-то еще взамен предложат? Думаете, Савинков простит кому
бы то ни было, что под петлею стоял?! Да он реки крови пустит! Реки!
хрустнув пальцами, сказал:
теперь не служу в охране... Видимо, я не смогу более помогать вам...
невидимую преграду, вздрогнул Петров. - Извольте объясниться, милостивый
государь! Я ни с кем другим отношений поддерживать не намерен!
русский человек, - надо бить на жалость и благородство.
вы, но я тоже жертва обстоятельств... Думаете, у меня мало врагов? Думаете,
меня не ели поедом за то, что "либерал и слишком добр к революционерам"?! А
я просто справедливый человек. Кто таких любит? Теперь шефом жандармов
России стал генерал Курлов...
положение...
самого Курлова, я слыхал, хотели под суд отдать, после спрятали где-то в
полиции, на третьеразрядной должности, а потом сделали начальником тюремного
управления, моим палачом! Это тот?! Нет, вы мне ответьте, вы ответьте мне,
Александр Васильевич! Лучше, если мы все с вами добром обговорим, чем ежели
я сам стану принимать решения, у меня теперь часто сплин случается, куда
поведет - не знаю, не надо меня бросать одного.
этом, но врать не смею...
Иванович...
хорошо! При Столыпине, как его непосредственный помощник, вы куда как больше
можете сделать!
почувствовав, что пора начинать работу. - Это кажется любому нормальному
человеку, далекому тайн нашей бюрократии. Отныне я лишен права встречаться с
моими друзьями... Вроде вас... С патриотами нашей национальной,
государственной идеи... С вами теперь должен встречаться тот, кого назначит
Курлов. Сам он такого рода встречами брезгует, видите ли...
гибельность крови для родины, решил стать на путь эволюционной борьбы за
обновление, - для него палач и христопродавец. Вот так-то. Лучше уезжайте за
границу, Александр Иванович... У меня остались подотчетных две тысячи,
возьмите их, приведите себя в порядок, вы издергались совсем, и
устраивайте-ка свою жизнь подальше от наших держиморд...
того, что пришлось пережить? Да вы что?! Как можете говорить такое?!
ощущая, как каждое слово, любая интонация ложатся в душу Петрова. - Я вас
пригласил к сотрудничеству, я обрек вас на муки, я не смею рисковать вами -
и так слишком горька ваша чаша!
уродуя красивое, одухотворенное лицо. - Это все ерунда собачья! Бред и
вздор! Я сам пришел к вам. Я знал, на что иду! Я пришел, чтобы бороться с
жестокостью и развратом. Но я не различаю Курлова и Савинкова, они мазаны
одним миром!
сделались мягкими, словно при сердечном приступе, вот она, победа, венец
задумки, то, что и требовалось доказать.
дня; переход границы Герасимов страхует своими прежними связями, - в этом
смысле страшиться нечего, "но опасайтесь Бурцева, прежде всего этого
человека опасайтесь, Александр Иванович. Он берет под рентген-лучи каждого,
кто бежит из каторжных централов. Говорят, он даже Савинкова допрашивал о
его спасении из севастопольской тюрьмы, что случилось за пять часов перед
повешением, - слишком уж неправдоподобно. Продумайте линию защиты. У вас
есть алиби - Бартольд. Он устроил вам побег, это хорошо, но недостаточно
Бурцев умеет копать, как никто в Европе. Я сделаю так, что на связь к вам
приедет мой офицер, назовется Дибичем. Он из тех, кого бомбисты не знают,
Дибич будет субсидировать вас необходимыми средствами и поддерживать связь
со мною. В случае, если он не понравится вам - я допускаю и такое, -
запомните адрес, по которому можно писать мне: Итальянская, три, присяжному
поверенному Рохлякову. Адрес этот знаете только вы. И я. И больше никто, ни
одна живая душа, берегите его как зеницу ока - последняя надежда, крайний
случай. И все это время - месяца три я буду на лечении - обратите на то,
чтобы подойти к руководству партии. Теперь последнее, самое, пожалуй,
неприятное если жизнь сведет с Савинковым, - хотя, говорят, он совершенно
отошел от террора, - протяните ему руку первым. Да, да, Александр Иванович,
молю вас об этом. Вы не представляете себе, как Савинков падок на
театральность. Он с объятиями к вам бросится. Не отвергайте, не уклоняйтесь,
- время обниматься. Сделайте так, чтобы он сделался вашим импресарио. Он
опозорил себя карточной игрой, связями с падшими женщинами, но он
единственный в партии подвижник террора, живая история борьбы с
самодержавием..."
которого Герасимов отправит в Париж следом за Петровым.
департамента полиции, сошелся с Герасимовым в конце девятьсот седьмого года,
когда стал чиновником для особых поручений при Петре Аркадьевиче, до этого
он- выпускник Московского университета - служил по судебному ведомству и
прокуратуре в свои сорок два года имел полную грудь звезд и крестов, ибо
никогда не высовывался, но при этом в любое время дня и ночи был готов дать
необходимую справку, памятью обладал недюжинной страсть к изучению права
подвигла его на удержание в голове практически всех параграфов многотомных
законов империи, поэтому-то фамилия его всегда, хоть порою и в последний
момент оказывалась вписанной в наградные листы.
и оценив слова генерала, что "ситуация известна Петру Аркадьевичу",
Виссарионов, подвигавши без надобности перья и бумаги на маленьком,
несколько даже будуарном столе, ответил в обычной своей доброжелательной
манере:
Ваша просьба носит для меня совершенно особый характер.
Кроме как псевдонима "Дибич", я ничего называть не смею! Кому, как не вам,
знать своих сотрудников?! И потом, вы говорите - просьба... Не просьба это,
а наше общее дело. Петров может превратиться в такого сотрудника, который
станет нам передавать из Парижа уникальные сведения, вы же знаете, как падки
эсеры на романтические фокусы а он, Петров этот, романтический герой чистой
воды... Правда, я не очень уверен в его психической полноценности, вероятно,
он несколько свернул с ума в карцерах, но ведь мы имеем возможность
перепроверять его, а то и вовсе отказаться от услуг, если поймем, что он нам
гонит липу или, того хуже, работает под диктовку господ бомбистов.
после краткого, но видимого раздумья.
Он уж три месяца как к нам переведен, вы с ним встречались...
длинными руками, быстрыми, бегающими карими глазами и резким, командным
голосом (когда-то служил в пехоте, гонял роту, видимо, с тех пор наработал
эту привычку, - пока-то до мужичья докричишься).
Панов Вадим
Земляной Андрей
Акунин Борис
Мурич Виктор
Флинт Эрик
Корнев Павел