раз; строчки, написанные крутым почерком Пола, были видны отчетливо,
читалось легко, без очков:
отправился в Европу.
которые Вы обозначили. Он и все мы приложим максимум сил, чтобы снабдить
Вас материалами уликового характера (если, конечно, они сохранились) еще
до начала нового тура переговоров "Дженерал электрик" с людьми Перона. Те
каналы связи, которые мы оговорили на крайний случай, остаются в силе.
его боссами, предварительно собрав нужную информацию.
хранятся сотни миллионов нацистских денег. Могу ли я оперировать этими
суммами и вышеупомянутой фамилией, если мой план удастся и я смогу выйти
на тех людей, которые нас интересуют? Если "да" - сообщите условной
открыткой по известному Вам адресу. Телефоном моего друга пользоваться
нельзя - по понятным Вам причинам.
ли Вы в том, что он напишет Вам те данные, которыми можно оперировать в
сенате, конгрессе и в нашей прессе? Без этого нас обвинят в диффамации, -
в этом смысле моя страна совершенно особая, требуются неопровержимые
доказательства вины... Впрочем, я сразу вспомнил несчастного Брехта, и мне
стало не только горько, но и смешно. Тем не менее учтите это соображение.
Форма уликового документа должна быть абсолютной.
которую можно получить, будет нами собрана и отправлена Вам.
Лондон, Майклу Сэмэлу, не сейчас, а в тот момент, когда вся наша
п а р т и я вступит в завершающую стадию. Коронный удар надо наносить в
самом конце схватки. Сейчас еще рано. Можно спугнуть ц е п ь.
сына летчика Чарльза Линдберга. Если появится что-либо заслуживающее
внимания, вышлю. В литературе нашей страны существует довольно много
версий, однако я пока не вижу, как Мюллер мог быть втянутым в это дело. Не
заблуждаетесь ли Вы? Повторяю: уликовый материал, особенно в таком деле,
как трагедия Линдберга, должен быть абсолютным и совершенно
беспристрастным.
его возможных контактах с макайрами станет совершенно невозможным, Америка
чтит своих героев...
какие-либо материалы о синдикате прежде всего во время вторжения
американо-английских войск в Сицилию, и особенно о нынешнем губернаторе
Нью-Йорка О'Дуайере? Может быть, такого рода материалы проходили через ту
службу, в которой Вы занимали столь видный пост три года назад?
Муссолини. Мне кажется, что как раз тут можно проследить определенную
связь с Мюллером. Однако это подлежит самой тщательной проверке, запасемся
терпением.
колеи.
В этом наш солдатский долг. Будущие поколения проклянут нас, если мы,
американцы и русские, не вырвем с корнем ядовитое жало Гитлера и его
последышей.
меня - остаются теми же, что мы обговорили при расставании.
тщательным образом.
сестре, столь зверски убитой бандой гангстеров. Я начал заниматься этим
делом, но пока еще не знаю, пригодится ли мне м-р Кэйри в будущем. До меня
дошли сведения, что он отдал себя школе, где преподает в младших классах,
и церкви. Такого рода люди, как правило, зовут к всепрощению, что - в
нашем общем деле - исключено.
СЕНАТОР ОССОРИО, КЛАУДИА (Буэнос-Айрес, сорок седьмой)
__________________________________________________________________________
зыбком, сером, зимнем, августовском небе; пять минут он позволял себе
понежиться в кровати; с тех пор, как Елена уехала с внуками в провинцию,
жил совершенно один; конечно, детям там значительно лучше, ферма хоть и
крошечная, три комнаты, зато очень большая веранда, неподалеку прекрасный
пруд, минеральная вода - профилактика от рахита, парное молоко, три пони,
не говоря уже о табуне, брат разводит лучших коней, счастливчик, всегда
брезговал политикой: "От нее пахнет, купля-продажа, фу!" Раньше Елена
делала ему получасовой массаж спины, это было настоящее блаженство; перед
отъездом она договорилась с сеньорой Грольски, квалифицированной сестрой
милосердия (переселилась в Байрес в сорок четвертом, до этого жила в
Кенигсберге); та, действительно, прекрасно разминала соли, но уже после
второго массажа сказала, что ей очень жарко; не будет ли сенатор
возражать, если она станет массировать его в купальничке ("Нет, нет,
увольте, я не из этой команды, сеньора Грольски"); больше вызывать ее не
стал (он только один раз изменил Елене, и память об этой шальной ночи была
столь мерзостна и унизительна, что всякая мысль о другой женщине была ему
отвратительна).
ставшему за двадцать лет привычным, короткое "экс", он страдал не от
ущемленного чувства самолюбия (хотя и это было, что греха таить), но от
того, что сломался привычный уклад жизни. Раньше неделя была расписана по
минутам; секретарь Педро Валеро следил за расписанием, как хороший тренер
за боксером; в десять он обычно начинал свой день; до сенатских заседаний
просматривал корреспонденцию, встречался не только с избирателями, но и с
представителями министерств, банков, с юристами, защищавшими интересы
профсоюзов и иностранных компаний; в два часа уезжал обедать, отдыхал до
четырех, потом возвращался и диктовал письма, работал со стенографистом
сеньором Барановичем, готовил тексты выступлений, делал заметки для
предстоящих встреч с людьми из правительства, с ними надобно держать ухо
востро, каждое слово обязано быть взвешенным, как-никак люди с двумя
образованиями - юриспруденция и экономика, чтобы руководить страной, надо
понимать толк и в законе, и в бизнесе. С девяти часов начиналось время
приемов; заезжал за Еленой, быстро принимал душ, переодевался в
ненавистный черный костюм и отправлялся в посольства: от американцев,
воевавших с немцами, ехал к немцам, воевавшим против американцев; к
французам, представлявшим маршала Петена, не ходил демонстративно, слишком
любил Францию, матерь республики; считал за правило наносить визиты
вежливости трем французским офицерам, представлявшим де Голля и Жиро;
горевал, видя, как они враждебны друг к другу; антифашисты, ведут борьбу
против бошей, но при этом с трудом переносят друг друга, неужели чувства
сильнее логики, как обидно!
работать в комиссии по расследованию антиаргентинской деятельности
нацистов, он не пропускал ни одного приема в посольстве рейха, даже