если я вернусь, наверняка поссорюсь с ними со всеми, не говоря о том,
что там еще есть уйма хлыщей, которые меня отнюдь не любят и будут в
восторге, когда я поссорюсь с теми, кто меня очень любит.
сесть в мое такси, там таких историй не будет. А вы как думаете, слипинг
бьюти?97
готова сесть в твое желтое такси, ты такой добрый, и ты повезешь меня
в...
тетрадь.
пика мы оставим в дураках, если только вы, сударыня, не потребуете от
меня чего-то другого. Ладно, согласен, пусть он садится, пусть, но ска-
жите, разве это жизнь?
вместе с Николь и почему такси вдруг желтое? Рука крепко сжимала тет-
радь, и карандаш "остановился", но ведь Калак уже столько раз сопровож-
дал Николь в самые нелепые места, сидел с ней на диване в музее, прово-
жал на вокзал, чтобы подать ей в окно вагона карамельки, они даже пого-
варивали о совместном путешествии, и, хотя они бы на это не пошли, Кала-
ка порадовало, что Николь пригласила его в желтое такси несмотря на гнев
Поланко. Он поглядел на нее улыбаясь и снова укрылся за своей тетрадью -
что-то говорило ему, что Николь опять ушла далеко, что она еще слаба и
ей не хочется участвовать в играх, она была погружена в созерцание ули-
цы, идущей на север (но этого Калак уже не видел), в дальнем конце кото-
рой блестела вода канала обманным блеском, потому что у горизонта парал-
лельные аркады встречались и, возможно, то поблескивал какой-нибудь
дом-башня из алюминия и стекла, а вовсе не вода канала; все равно оста-
валось только идти по этим галереям, без определенной причины переходя с
одного тротуара на противоположный, и квартал за кварталом приближаться
к тому далекому блеску, почти наверняка исходившему от канала в вечернем
свете. Спешить не стоило, в любом случае, когда приду на берег канала, я
буду чувствовать себя грязной и измученной, потому что в городе я всегда
какая-то усталая и вроде бы грязная, и, возможно, поэтому так часто при-
ходится тратить безумно много времени на коридоры отеля, которые ведут в
ванные, где потом нельзя вымыться, потому что либо двери сломаны, либо
нет полотенец, но что-то мне говорило, что теперь больше не будет ни ко-
ридоров, ни лифтов, ни уборных, что на сей раз не будет задержек, и ули-
ца с аркадами приведет меня наконец к каналу - так же как рельсы (но
этого уже не видела Николь) вели поезд из Аркейля в Париж, - и блестящий
след, усердно выписываемый Освальдом, вел его с одной стороны спинки си-
денья на другую, пока окружавшие его делали все более точные расчеты и
их спортивный азарт разгорался.
огни столицы, - подбадривал его мой сосед. - Четыре с половиной санти-
метра за тридцать восемь секунд, отличная скорость; если и дальше так
пойдет, можете прощаться с тысячью франков, слава богу, что я нынче ут-
ром дал ему добавочную порцию салата в предвидении волнений, связанных с
открытием памятника, видите, метаболизм у него соответственный, о, это
животное - утеха моей жизни.
го плевка, он затормозит всеми четырьмя рожками, - пророчил Поланко.
даже высохшей. Последний этап он проделает на повышенной скорости, у не-
го железная воля.
- возмутился Поланко. - Иди-ка сюда, Сухой Листик, поддержи меня, ви-
дишь, этот тип злоупотребляет своим красноречием.
ворчал Поланко. - Малышка, поди сюда на минутку. Ах, была бы тут моя
толстуха, вот у кого азартная душа.
Остина, который горячо толковал ей о различиях между виолами, арфами и
пианино. Она не могла не видеть Элен, хотя старалась ее избегать весь
день, с самого прибытия на площадь Аркейля, когда Элен поздоровалась с
дикарями, just back from England98, и принялась болтать с Николь и
Телль. Со своего почетного места среди эдилов Марраст сделал жест при-
ветствия и благодарности, и Элен ему улыбнулась, точно подбадривая у
подножия эшафота. Так дикари встретились снова и были очень довольны, но
Селия прилипла к руке Остина, немного сторонясь их всех, а когда сади-
лась на поезд, то в надежде, что Элен сядет рядом с Николь, она выбрала
себе место в другом конце вагона. Здесь, сказала она, указывая на
скамью, где они сидели бы спиной к дикарям, но Остин отказался так ехать
и, поясняя различие между клавесином и клавикордами, не сводил глаз с
Элен, которая курила и временами смотрела журнал. Николь сквозь дремоту
также смутно почувствовала, что глаза Остина прикованы к Элен, и, лениво
спросив себя, с чего бы, тут же потеряла к этому интерес.
не знать, можно ли себе представить, чтобы Селия смолчала, достаточно
было увидеть их вместе на площади, и я сразу поняла, что все рассказано
и как это правильно, что рассказано; вот и еще раз подушка оказалась
удобным мостиком для тайн, и в какую-то минуту Остин, наверно, припод-
нялся, опершись на локоть, и посмотрел на нее так, как он смотрит на ме-
ня теперь, со всей суровостью, присущей невинным душам, потом захотел
узнать все-все, и Селия закрыла себе лицо руками, и он отвел ее руки и
повторил вопросы, и все было высказано обрывочными фразами вперемежку с
поцелуями и ласками, и получено что-то вроде прощения, которого ей было
незачем просить, а ему давать, вроде некоего аттестата на право жить та-
кими вот счастливыми дурачками, держась за руки и любуясь печными труба-
ми и начальниками всех станций от Аркейля до Парижа. "Потом он, наверно,
тоже рассказал ей про Николь, - сказала себе Элеи. - И Селия, наверно,
всплакнула, потому что всегда любила Николь и понимает, что потеряла ее
как подругу, что потеряла нас обеих, Николь и меня, но ей, конечно, и в
голову не приходит, что каким-то странным образом она потеряла Николь
из-за того, что бежала от меня и оказалась между Николь и этим юнцом,
так же как юнцу не придет в голову, что он должен не ненавидеть меня, но
благодарить за Селию, и что мой сосед прав, говоря, что Сартр сумасшед-
ший и что мы в гораздо большей степени являемся суммой чужих поступков,
чем своих собственных. Вот и ты сидишь там спиной ко мне, вдруг какой-то
умудренный и погрустневший, ну чем помогла тебе твоя прозорливость, если
в конце концов ты тоже пляшешь под ту же безумную музыку. Что же тут де-
лать, Хуан, остается лишь закурить еще одну сигарету и разрешить обижен-
ному bebe смотреть на меня, подставить ему свое лицо как географическую
карту, чтобы он выучил его на память".
никогда по-настоящему не видела корову, клянусь.
поезд, выйдем не прощаясь, чтобы никто не заметил.
выходу, подумала, что они переходят в другой вагон, желая уединиться;
сейчас они были столь же далеки от нее, как Марраст, в окружении эдилов
входящий после обмена мнениями в банкетный зал, как Хуан, сидящий к ней
спиною возле скамьи, на которой обсуждались гонки, - все они виделись ей
смутными, далекими, Остин уходит, Марраст далеко, Хуан сидит к ней сни-
ной, и это даже лучше, так проще идти по улице, ведущей на север, - хотя
в городе никогда не светило солнце, было известно, что канал находится
на севере, и речь всегда шла о том, что надо идти к каналу, который, од-
нако, мало кто видел, мало кому довелось следить за бесшумным движением
плоских барж к заливу, откуда уходят в рейс к пресловутым островам. Идти
под сенью аркад становилось все труднее, Николь замедляла шаг, но она
была уверена, что вдали блестит канал, а не дом-башня и что блеск этот
укажет ей, что делать, когда она подойдет к берегу, но теперь она этого
знать не может и не может ни у кого спросить, хотя рядом сидит Элен и
время от времени предлагает ей сигарету или говорит об открытии памятни-
ка, да, Элен, у которой было бы так просто спросить, добиралась ли она
когда-нибудь до канала или же всегда должна была возвращаться на трамвае
или входить в номер отеля и снова видеть веранды, и плетеные кресла, и
вентиляторы.
ность бронзовой русалочке, - и пусть Верцингеториг похож на гориллу, ко-
торая поднимает фисгармонию, ты меня не переубедишь. Не думай, что я не
сказала этого Маррасту, и он в душе был со мной почти согласен, хотя
единственное, что его интересовало, - это известия от Николь, кроме то-
го, он, кажется, совсем засыпал от речей.
ку, где прежде сидели Селия и Остин, - представляю его там, в зале, в
окружении эдилов и лепнины, что одно и то же, сидит разнесчастный и жует
остывшие бараньи котлеты, как обычно на таких ужинах, и думает о нас,
которым так славно здесь, на этих скамейках из натуральной сосны.
вечка доброго. Подумайте, я же день и ночь воевала в Лондоне, чтобы