Чтение 46–й страницы книги ~Сторож брату моему~

- Внимание! По пехоте... В пояс... Короткими очередями...

Защелкали затворы.

Пока что впустую.

Пока.

Спешившись, Никодим привязывал лошадь к коновязи. Стучался. Входил.
Говорил: "Доброго здоровья". Просил напиться. Ему давали. Если был голоден
- кормили. Расспрашивали о новостях. Он тоже расспрашивал. Отвечал - по
возможности. Ему было привычно и легко. Вот бы и всю жизнь так. Люди были
простые, добрые, работящие. Хорошие. На девушек он старался не глядеть.
Все же был дан обет. Конечно, обет этот во все времена нет-нет, да и
нарушался. Человек грешен, грешен. Но уж не настолько, чтобы и чести не
знать.

Потом, переночевав - в доме или на сеновале, - ехал дальше. Прямая
дорога пролегала меж широких полей. Коренастые волы - их предков тоже,
верно, привезли с Земли - парами, а то и четверкой тянули тяжелые плуги.
Отваливались темно-коричневые пласты. Птицы выклевывали червей. Здесь
снимали в год по два урожая. Тепло, и земля хорошая. Все перло в рост
прямо бегом.

Иеромонах ехал и вздыхал: пора дождю. Но и дождь пошел, как по заказу.

В одном месте он не выдержал и сказал: - Дай, я.

Не удивились и не перечили. Хочешь - паши.

Полдня проходил за плугом. Устал. Думал потом: тренировка -
тренировкой, а пахарь - это тебе не тренировка. Этот труд основной. Людей
кормим...

Он и о себе вдруг подумал так: людей кормим.

И снова велись разговоры.

- Земля-то чья?

Его не понимали.

- Как - чья? Земля есть земля. Сама своя.

Нет, не понимали.

- А так, чтобы - твоя, моя - у вас нет?

- Почему же: есть. Вот одежда - моя. Ношу ее.

- А хлеб вырастет - чей?

- Есть все будут. Значит - ничей. Людской.

- Ага... - вздыхал Иеромонах. - Насчет бога у вас плохо.

- Как это?

- Понятия бога нету.

- Это, может быть, в городе. Там и дома каменные.

- Эх... - вздыхал Иеромонах. - А солнышко вас как - не беспокоит?

Удивлялись.

- Не муха, чтобы беспокоить. И погода славная. Растет как...

- Так ведь это - пока оно спокойно. А вдруг...

- Что - вдруг...

- Да говорят...

Улыбались.

- Это в городе, верно, говорят. Мы на солнце глядим, как полагается. У
нас все основательно, нам слухи ни к чему.

И верно. Земля - основательно. И-солнце...

Ах, солнце ты, солнышко, нет на тебя управы!

А то бы взял и остался здесь. Не его это дело - летать. Тут легкая
жизнь, земля - мирская, все - мирское. Живут миром. И вечерами действа
разыгрывают. Не божественные. Ближе. Но интересно. Сами разыгрывают, или
приезжают другие - и тоже разыгрывают. Специальные дома для этого.
Тридивизоров, правда, нет. И не надо. Избы тоже ладные, удобные. Чисто.

- Скотину не держите, что ли?

- Скотина на лугах.

Мясо, однако, ели каждый день. Не то, чтобы помногу, но ели.

Бога нет - это плохо. Только и сам он, Никодим, от бога отвык, если
говорить правду. Пока все вокруг верили - и сам верил. Все вокруг не верят
- и сам...

Молился, правда. Шепотком или мысленно. И крестом осенял себя. Так
привычка же. Господи! Сорок лет молился - сразу не бросишь. Да и кому от
этого вред?

- Ну, будьте здоровы...

- Да не оставит тебя Красота!

Ехал дальше. И трудно думал.

Не уйдут отсюда. Не поверят. Нет, не уйдут. Да и легкое ли дело - от
такой земли, от ровной жизни - и вдруг бах, тарарах, бросай поля, избы,
скот, набивайся в железные корабли, лети куда-то через черную пустоту...

Лети от такой красоты, которая не просто сама по себе, а с людьми. Сама
по себе - значит, красота есть, а люди ее не замечают, и жить им от нее не
легче. Тут красота с людьми: они ее видят, они ее хранят, друг другу ее
желают.

Не поэтому ли так спокойны они, уверены, добры? Понимают, видно: раз в
мире есть красота, значит, мир этот правильный.

Не того ли когда-то хотелось и самому Никодиму? На Земле тогда не
обрел. Далеко пришлось залететь, чтобы встретить.

С ними бы Никодим хорошо жил. Работал бы, как они. И с легкой душой
желал бы всем: пусть не оставит их красота.

И никуда бы отсюда не ушел.

И они, вернее всего, останутся.

Силой не заставишь уйти. Народ основательный. Твердый.

Если только такой указ выйдет? И то неизвестно еще.

Поднять бы, закрутить, завертеть...

Пророком сделаться?

Побьют, пожалуй...

А иное что придумаешь? Ничего.

Ох, пророк ты, пророк, горе луково!

И все же - не минуть сего...

Только не легко решиться. Тут прежде всего себя надо - поднять,
закрутить, завертеть...

И к вечеру снова:

- Доброго здоровья...

- И вам тоже.

Ужинали.

- Вот проезжал, заметил неподалеку: накось поля идет полоса. Непаханая.
Все кругом засеяно, а эта - непаханая. Вроде дороги, а - не дорога. Что
так?

Пожимали плечами.

- Не пашем. Никогда не пахали.

- Почему же?

- Нельзя.

- Да почему?

Этого не знали. Но никогда эту полосу не пахали, и теперь каждый год
напоминают - чтобы никто не забыл: не запахивать. Если на ней проклюнется
деревце - срубать. Трава пускай растет. Но скотину не выпускать.

- Ах, так, значит.

- Так.

- И далеко она? Конца я не увидел...

- Кто знает. Говорят, до самой столицы.

- Вот оно что. А в ту сторону?

- Так и идет. Все прямо. Слышали - потом уходит в лес.

- Да, прямая полоса.

- На диво прямая.

- Ехать по ней, значит, нельзя?

- Никак нельзя.

- Ну, спасибо за угощение. Будьте здоровы.

- Здоровья и вам...

Выходил. Седлал лошадь - отдохнувшую, поевшую, напоенную.

- А сам ты откуда - от Уровня?

- Путник я. Вот езжу, гляжу - как живете. Поручение такое.

- Мы хорошо живем.

Тут бы сказать - слава богу. Не говорили.

Кланялся, садился в седло. И снова пускался в путь.

14

Я сделал несколько кругов - и не увидел внизу ничего такого, что
говорило бы о людских поселениях. Может быть, они и были внизу; но опыта
воздушной разведки мне явно недоставало. В свое время я, пятнадцатилетний,
стоял перед начальником училища штурманов бомбардировочной авиации; шла
война, и за девять, помнится, месяцев (а может быть, и за год) из парня
делали штурмана, способного вывести машину на цель, - но даже в то время
начальник не решился зачислить мальчишку, которому не хватало, самое
малое, двух лет. Начальник штаба училища, майор, пожилой, тощий, с лицом в
крупных морщинах, посмотрел на меня и сказал: "Ничего, если человеку
суждено летать, он будет летать". И меня выпроводили. Летать я потом
научился, прыгать тоже, но сейчас это мне никак не помогало, тем более,
что наблюдать приходилось с большой высоты, чтобы не действовать на нервы
здешним обитателям.

Тогда я стал решать задачу с другого конца. Несомненно, был какой-то
путь, какая-то тропа, по которой люди попадали в лесные поселения. Как
говорили ребята, тропа эта начиналась где-то в районе ближайшего к лесу
населенного пункта. А найти его было не так уж трудно.

Я посмотрел записи курсографа и выбрал направление. Как у нас на Земле
в тех местах, где я жил когда-то, тут желтели поля, и вились речки, и