Чтение 46–й страницы книги ~Мессия очищает диск~

И не выдержал, побагровел, сорвался на крик:

- И только во власти правителя области или самого Сына Неба сместить меня
с этой должности и предать суду!

Тунлин невольно отшатнулся, но тут же взял себя в руки и осклабился:

- Это ты расскажешь палачу в пыточной или сиятельному Чжоу-вану, если
будешь допущен к нему! Взять его!

Судья Бао не сопротивлялся.

С достойного сянъигуна сорвали пояс вместе с висевшей на нем печатью, а
также чиновничью шапку, руки скрутили за спиной, на шею накинули веревку и
вывели со двора под безысходный вой женщин и угрюмые взгляды слуг.

Так его прогнали почти через весь город, и всю дорогу судья смотрел в
землю, потому что ему было невыносимо стыдно. Его, уважаемого человека,
ведут со связанными руками и веревкой на шее, как последнего преступника!

Позор, который нелегко пережить.

То, что судья невиновен, было несущественно.

***

Против ожидания его повели не в городскую тюрьму, а ко дворцу Чжоу-вана.
Спустившись на нижний ярус, солдаты втолкнули судью в подвалы и двинулись
следом по сырому, тускло освещенному коридору.

"Дворцовая темница", - понял Бао.

Его довольно долго вели все ниже и ниже. Потом последовал окрик, и судья
послушно остановился перед крепкой, обитой железом дверью, ничем не
отличавшейся от десятка точно таких же дверей, мимо которых они успели
пройти.

Лязгнул засов, противно заскрипели дверные петли.

- Заходи.

Не дожидаясь пинка в спину, выездной следователь шагнул через порог - и
застыл, обалдело глядя на узника, сидевшего в углу камеры.

Несмотря на скудное освещение, судья сразу узнал его.

Позади захлопнулась дверь, щелкнул запираемый замок.

- О Небо! - мысленно возопил судья Бао, воздев руки к слезящемуся
потолку. - За что?!

Крик его души пропал втуне - Небо молчало.

В отличие от сюцая Сингэ Третьего.

3

- ...Да простит меня, недостойного, высокоуважаемый сянъигун, но испрошу
я позволения дать ему еще один совет: как начнут вас допрашивать да пытать -
вы уж лучше сразу во всем сознавайтесь, а то знаете, какие тут пытки? О-о,
тут такие пытки, господин мой, что и во сне не приснятся, и наяву не
привидятся, и в аду не додумаются!..

"Много ты знаешь, о чем в аду додумываются!" - хмыкнул про себя выездной
следователь.

Время тянулось невыносимо медленно, сюцай привычно зудел в углу, но
характер обычной болтовни Сингэ Третьего существенно изменился. Если он и
рассказывал истории, то все больше связанные с пытками, дознаниями и
казнями, а также упоминал о преступниках, чистосердечным раскаянием сумевших
облегчить свою участь вплоть до полного помилования. В перерывах между этими
однообразными повествованиями сюцай всячески убеждал бывшего начальника
признаваться на предстоящем допросе во всем - дабы облегчить свою участь, а
заодно и участь недостойного, но при этом ни в чем не повинного сюцая Сингэ
Третьего...

Судья почти не слушал сюцая, но кое-что из непрекращающейся болтовни
все-таки просачивалось в его сознание - и, как ни странно, навело достойного
сянъигуна на некоторые весьма любопытные мысли.

Правда, совсем не те, какие пытался поселить в голове судьи Бао
неугомонный сюцай.

***

То, что принц Чжоу решил любой ценой предотвратить зревший в Нинго бунт,
было ясно как день. И рассуждал принц вполне здраво: если солдатам выплатить
жалованье, то они снова станут послушны, а без их поддержки горожане
пошумят-пошумят и раскошелятся.

Однако казна Чжоу-вана пустовала. Где же взять серебро и рис? Как где? -
В областной казне и войсковой государевой житнице! Плевать, что будет потом,
лишь бы поскорее утихомирить разбушевавшихся вояк!

Судья Бао нахмурился и недовольно заворочался на охапке прелой соломы -
другого ложа в камере не было, - вспоминая, что подобное безобразие стало
возможным лишь после воцарения нынешней династии Мин. Именно тогда
возобновили древний порядок, отмененный около восьмисот лет назад при
объединении Чжунго в единое государство. ("Как раз вскоре после того, как
Бодхидхарма явился в тогда еще никому не известный Шаолинь", - подумалось
вдруг судье, но эту мысль он осторожно отложил на потом.) Победитель
монголов, первый государь династии для закрепления власти правящей семьи
принялся раздавать родичам ванские титулы и жалованные уделы, в результате
чего единая власть в Чжунго снова распалась на две ветви: собственно
центральная власть со своими войсками, имперскими чиновниками, к которым
принадлежал и сам судья, начальниками уездов и местных гарнизонов, и власть
кровнородственных, или областных ванов, опять-таки со своими чиновниками,
военачальниками, гарнизонами от пяти до девятнадцати тысяч солдат, казной,
житницей...

В итоге простолюдины оказались вынуждены кормить чуть ли не вдвое большую
армию начальства - неудивительно, что по Поднебесной поначалу прокатилась
целая волна бунтов. Впрочем, волнения были жестоко подавлены имперскими и
ванскими войсками в первый и последний раз действовавшими рука об руку.

Теперь правительственные чиновники оказались слугами двух господ,
вынужденными, с одной стороны, подчиняться начальнику уезда, а с другой -
два раза в месяц являться к кровнородственному вану с заверениями в
почтительной преданности и выслушивать его указания, зачастую полностью
противоречившие указаниям начальника уезда.

Вот и выпутывайся как знаешь!

К тому же при любом недоразумении или оплошности кровнородственный ван и
начальник уезда спешили свалить вину друг на друга, и столичным цензорам
приходилось долго ломать головы в попытках выяснить: как же все было на
самом деле?

Ну а теперь, когда ожидалась смена государя... Будь у Чжоу-вана больше
сил и времени, он, возможно, и сам рискнул бы попытать счастья в борьбе за
престол. Но сейчас принц прекрасно понимал: речь идет отнюдь не о
возможности сесть на трон, а совсем даже наоборот - о возможности
отправиться в изгнание с лишением всех регалий и изрядной доли
унаследованных и наворованных богатств.

А раз самому престол не светит, значит, необходимо любыми средствами
доказать свою преданность новому Сыну Неба, выставить себя радетелем о благе
государства, у которого в уделе благочинность и процветание!

Ванские казна и житница пустуют? Зато у начальника уезда рис и серебро
только что через край не переваливаются!

Разве это справедливо?

Разве можно законным путем так набить государственную казну, когда у
принца Чжоу в амбарах одни мыши пищат, да и те скоро от голода передохнут?

Значит, что?

Значит, правдами и не правдами (и больше не правдами!) начальник уезда
пополнял свою казну, обманом отбирая и то, что должно было по закону идти
кровнородственному вану! И все об одном мечтал, подлец сквернопахнущий: как
бы честного, но наивного принца опозорить перед государем - и казна ванская
пуста, и порядка нет, солдаты бунтуют, а горожане недовольны! Отобрать у
принца жалованный удел и сослать куда подальше! Чтоб не мешал всей душой
преданный государю принц творить начальнику уезда свои тайные делишки.

Какие?

Первое, что на ум взбредет: опиумом приторговывать, шелк контрабандный
поставлять, не платя пошлины, - мало ли что еще! Заговор, как есть заговор!
Вот и покушение даже было - Будда миловал, обошлось! А не вышло с покушением
- решили казнокрады-мздоимцы по-другому врага извести: интригами да лживыми
наветами!..

И если в чем-то судья переусердствовал или что-то упустил, то в общих
чертах план принца Чжоу был именно таким.

Арестовать проворовавшегося интригана - начальника уезда.

Вслед за ним - его пособников: главного казначея области и командующего
имперским гарнизоном.

Силой захватить казну и житницу, раздать солдатам жалованье (ибо еще
день-два, и будет поздно!) - а там, глядишь, налоги в казну поступят, и
можно будет восполнить недостачу. Приедет цензор из Столицы: все уже
шито-крыто, деньги на месте, а что пропало - так заговорщики разворовали!
Опять же. имущество их - в казну, на покрытие убытков!

Доказательства?

За то время, что до приезда цензора пройдет, палачи в дворцовой допросной
из арестованных любые признания выбьют, не впервой!

Но промашка вышла - командующий-то ушел! И большую часть гарнизона за
собой увел! Теперь его просто так не возьмешь, а слово его на государевом
суде не меньше ванского весить будет.

Ибо недаром шестидесятидвухлетний генерал Чи Шу-чжао получил в свое время
прозвище Стальной Хребет и до сих пор носил его с гордостью! Не единожды
делом доказывал генерал свою преданность Поднебесной, а его честность и
прямота известны были не хуже, чем неподкупность того же судьи Бао.

Теперь становилось ясным, зачем Чжоу-вану понадобился Бао Драконова
Печать.

Показания достойного сянъигуна - против показаний Стального Хребта.