другой мир, другие люди, но кое-чему мы можем научить их, кое-что
сумеем им передать...
цивилизацию. Я учил их, как делать лук и стрелы, как добывать огонь. Я
доказывал им, что нельзя пить затхлую воду и жрать трупы павших
животных, нельзя жрать друг друга. Но ничего не добился.
многого. Кое-что из твоей науки осталось. Вру ненавидел тебя, боялся
за свой шаманский авторитет. Но теперь он, уединясь в кустах, будет
стучать камнем о камень, пока не добудет огонь. Но это будет уже
результат его колдовства. Он сделает лук, стрелы, копье - и тогда это
будет служить его славе, он не скажет, что эти предметы - злое
колдовство. А потом не забывай Ного!
появиться еще много таких? Вспомни, как ты возился с их малышами, как
они тянулись к тебе! Если Вру слишком подл и коварен, чтобы помнить
добро, то малыши многое запомнят. Ты заронил в их девственные мозги
мечту. Была бы мечта, идеи сами появятся...
большему не готова их психика...
гладкокожего, или безволосого, как его называли плоскоголовые. Да, да,
здесь, на этой планете есть город, и есть жители с более высоким
уровнем цивилизации. Твои товарищи теперь в этом городе... А ты
останешься здесь.
бормочет успокоительное. Я весь покрыт потом, хотя от реки тянет
прохладой. Над водопадом, на фоне темных скал и лесов, клубятся волны
тумана.
другой стороны моего сознания.
боятся огня!
существ.
звенит странное напряжение, этакая смесь тревоги, нетерпения и
неведенья. Боюсь, как бы это не явилось следствием травмы головы.
Почему я так думаю? Раньше я никогда не бывал в таком состоянии. Бывал
в тревоге, бывал нетерпелив, но - в нормальной степени, что ли. Теперь
появилось нечто глубоко болезненное. И никто ничем не может мне
помочь. Никто, кроме себя самого...
дети вечности. Разделенные пространствами в миллионы световых лет, все
они сестры, рожденные единой Матерью, триедино воплотившей в себе
Материю, Время и Пространство. Где-то среди них плывет в бесконечности
и мое Солнце, а вокруг Солнца кружится маленькая родная планета Земля.
Сколько на ней родного: люди, города, дороги, аэродромы, автомобили,
поля, заводы, лаборатории, больницы... Посидеть бы мне две-три недели
в библиотеке - и все мои недуги как рукой волшебника были бы сняты.
попросил меня слегка отодвинуться; ему, видите ли, стало тесновато.
Меня его нахальство не возмутило, я склонен был в его теплом дыхании
почувствовать извинение за беспокойство. Смотрю на огонь и решаю силою
воли сжечь все свои недужности с таким же упорством, с каким огонь
пожирает ветки. Надо быстрее войти в нормальную форму, построить новый
плот, добраться до устья реки, которые чертил на песке несчастный
гладкокожий, найти "Викинг" и таинственный город, о которых мне
пытался рассказывать он же...
вернемся домой. Эта мысль кажется мне излишне оптимистичной, однако
она - хорошее средство против отчаяния.
обильной пищей, как физические травмы и глубокий психической
дискомфорт. Каждое утро я начинаю с решительной схватки с этой
мерзопакостной дамой. Отогнав ее на известное расстояние, спускаюсь к
водопаду, где в тумане растут мощные бамбуковые заросли. Бамбук
оккупировал все пространство на берегу, орошаемое брызгами водопада.
Здесь растут деревья толщиной с человеческое бедро - прекрасный
материал для нашего плота. Мы целыми днями орудуем каменными
топориками. Строптивые стволы поддаются с большой неохотой, с влажным
шелестом погружая в воду кисточки своих верхушек.
валялся на мягкой траве, приходя в себя, затем снова поднимался,
берясь за топорик. Пока я отдыхал, Ного успевал свалить еще одно
дерево. Туземец не признавал передышек. Что бы я делал без него! Я
заметил, что бывало, свалив дерево, не мог припомнить кое-каких
подробностей. Однажды с удивлением установил, что, устроив передышку,
растянул ее на несколько часов, - солнце не обманывало, оно себе не
позволяет передышек. Я заключил: у меня случаются обмороки. Теряю
сознание на несколько минут, но бывает, что и на часы. Прошу Ного:
если я упаду в воде, чтобы он оттаскивал меня на траву. Такое
проявление моей болезни ставило его в тупик, но, думал он, с
колдунами, наверное, еще и не то случается. Любопытно, что наше
спасение из пучины водопада он целиком приписал мне, а мои травмы и
слабость - цена этого спасения.
года, - я подбрасывал в разговоре земные слова. Теперь он свободно
употреблял их: мясо, вода, лук, плот, рыба... Произносил без акцента.
Общаться нам стало проще. В дни моего беспамятства Ного вслушивался в
мои "бредовые" монологи и считал, что таким способом я общаюсь с
добрыми духами. С добрыми потому, что не допускал и мысли, что я пойду
на общение с духами злыми. В его глазах я был могучим добрым
кудесником, а что мое могущество нередко оборачивалось поражениями и
слабостью, так виной этому было множество злых духов, которые нас
окружали.
персоне, я метался по "нейтральной полосе" между двумя враждующими
реалиями: первая - это мои собственные представления, воспитанные
земной цивилизацией; вторая - чужой мир неведомой планеты, нечто из
запредельности, близкое к фантастике. В этих немыслимых условиях я
пытался осознать себя, свою роль среди существ доисторического уровня
(если рассуждать земными понятиями) или внеисторического (если
исходить из того, что у этой планеты есть своя история, никак не
связанная с земной).
несмотря на то, что омрачена она тенью катастрофы и жертвенности. Да и
мое пребывание здесь никак не назовешь миссионерским. Обыкновенный,
затравленный страхами человек, который волею обстоятельств оторван от
лабораторного стола и заброшен в иной мир. Жалею, что слова "иной мир"
не несут и маленькой доли того смысла, который я вкладываю в него
своей судьбой. Иногда я думаю: слушай, Грегор, что ты так тревожишься
о собственной судьбе? Ну умрешь ты не на Земле, а на неведомой
планете. Ты думаешь - это трагедия? Но зайди с другой стороны - кто
еще может похвастаться такой перспективой? Тебе просто повезло!
Так-то, приятель!
водопадом, не тревожило основное течение реки после падения с огромной
крутизны. Тихая, спокойная заводь. Я часто всматривался в собственное
отражение в воде, боясь увидеть в нем какие-то нежелательные черты. Я
имею в виду не волосатость, не морщины, не седину, а те черточки,
которые свидетельствуют о перерождении личности. Этого я боялся даже
больше, чем новой встречи с птицеящером. Туземцу не нравилось, когда я
пялился в неподвижную воду:
поскольку добрые духи не живут обособленно, а обязательно в окружении
злых духов, то последние могут устраивать нам всякие каверзы. Если
перевести язык мистики на язык действительности, то Ного прав.
настолько, что я никогда уже не смогу почувствовать ее целой. Неужели
тот, кто сумеет добраться до "Викинга", предстанет перед своими
товарищами не Грегором Маном, а совершенно другим человеком?
прекратить душевные терзания, проникнуться настроениями исследователя.
Это отвлечет от эгоистических переживаний, которые, безусловно,
вредны:
Это поможет выздороветь! - говорил я туземцу, и он успокаивался. А я
брался за топорик, чтобы рубить, измочаливая, неуступчивую древесину
бамбука.
Белоусов Валерий
Херберт Фрэнк
Буркатовский Сергей
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Шилова Юлия