Чтение 46–й страницы книги ~Круги на Земле~

после пропажи Рыжань еще оставался жив. А потом...
Витька наткнулся на тело пса у самой кромки леса; сначала показалось:
спит, мерзавец, набегался где-то, нахулиганился вволю и дрыхнет! Свистнул
- не слышит. Подошел поближе (а в груди - дурацкие мысли и черные
предчувствия), посмотрел.
Мертв был Рыжань, о том говорили и перебитая шея, и вывалившийся
потемневший язык. Крови, правда, не осталось, ни капельки.
Отмахнувшись от ленивых, словно разжиревших после знатного пиршества, мух,
паренек опустился на колени перед телом друга. И лишь тогда заметил две
дырочки в свалявшейся шерсти, у горла...
- Я тольки потым дагадауся, што той, хто зрабиу гэта, мог быць непадал"к!
- Хворостина, хоть с тех прошло много лет, зябко потирает руки.
Юрий Николаевич наблюдает за тем, как тянется приятель, чтобы налить себе
еще чарчину домашнего вина; он ждет и не торопит Витюху, потому что
догадывается: все, только что услышанное им, лишь прелюдия.
Так и есть! "Накатив", Хворостина принимается рассказывать о вчерашних
событиях, когда у дочки Оксанки потерялся щенок.
И снова Журский не перебивает друга, не спрашивает, с чего тот решил,
будто давняя пропажа и странная смерть Рыжаня связаны с бедолагой-щенком.
Через пару минут Витюха объясняет сам.
Другой бы рассказал - ни в жизнь не поверил бы Хворостина... так видел
ведь "на власны очи". Утречком, у речки наткнулся на трупик.
- Я яго и закапау - навошта дзяцю такое бачыць! Ды й даросламу...
В принципе, ничего особенного: может, щенок упал где-нибудь, сломал себе
хребет, дополз до берега и испустил дух. А что крови в теле не осталось,
так это еще, наверное, не каждый и заметит. Равно как и две дырочки в
районе песьего горла...
- Што гадаеш, Карас"к? Што скажаш? - напряженно спрашивает Хворостина.
- Хреновы наши дела, старик. Но ты сам знаешь, как себя вести.
- А ты? Ты и плямяш твой, и гэтый, карэспандэнт. Чаго вам тут заставацца?
Ехали б, ад граха далей...
Юрий Николаевич тянется к чарке и с рассеянным удивлением отмечает, что та
уже опустела: "Что ж так быстро-то?"
- А вот ты бы, Витюха, как бы поступил на моем месте?
- Так то я...
- А то - я, - невесело усмехается Журский. - Да и много тут разных причин:
Остапович, братан и вообще... Ничего, как-нибудь переживем. Прошлый ведь
раз на том и закончилось, правильно?
"А позапрошлый, - добавляет про себя Юрий Николаевич, - позапрошлый - он
ведь когда был..."

12

Воду таскали в большом, высотой по колено, металлическом бидоне. Раз
двенадцать довелось отправляться к колонке, подсовывать неширокое горлышко
под прозрачную струю, слушать, как с глухим журчанием наполняется
прохладное чрево.
Сначала Игорю помогал Макс, потом - приехавший с работы Николай
Михайлович. И если мальчишка носил бидон неровно, рывками, часто
останавливаясь передохнуть, то старик напротив, оказался очень выносливым,
ровно двужильный! При его-то возрасте до сих пор трактористом работать -
уже кое-что. А тут еще тягает воду играючи, прибаутками сыплет, усмехается.
Юрий Николаевич носил воду в двух ведрах, один. Потом, когда залили ее в
бак, отправился к своему приятелю - а старик Журский принялся за растопку
бани.
Игорь пошел в первый пар, вместе с Николаем Михайловичем и мальчишкой, но
надолго не задержался: исхлестанный веничком (ай да старик, знает толк!),
вывалился наружу, отдышался, вернулся обратно и, вымывшись, побежал в
хату.
После ужина Остапович засобирался на "наблюдательный пункт". Макс,
перехватив его взгляд, умоляюще посмотрел, будто хотел напомнить: а как же
я? Пришлось отводить паренька в сторону и объяснять, что сегодня ему
придется ночевать дома, поскольку с Юрием Николаевичем Игорь еще на эту
тему не разговаривал, а без ведома дяди взять мальчика с собой не может,
просто не имеет права. Выслушано сие было с мученическим выражением лица,
но Остапович оставался непреклонен и Макс в конце концов смирился.
Все, теперь взять сумку, прихватить с собой заботливо завернутые хозяйкой
пирожки ("Есци захочацца - дык перакусице") и - в путь.
Начинало темнеть. Как раз гнали с поля череду, так что Игорю поневоле
пришлось жаться к заборам: попасть под копыта или на рога тяжело бредущих
коров не хотелось. Пару-тройку раз поздоровавшись с сидевшими на лавочках
каменцами (в основном - старухи да старики), журналист без приключений
добрался до заброшенной ведьминой избушки. Подумал было, может сейчас,
пока люди по домам, сходить да порасспрашивать - но не захотел. Отчасти
потому что в душе подозревал: ничего не сможет от них добиться.
Лестница лежала там, где они ее оставили - в траве, специально
припрятанная от посторонних глаз. Впрочем, если за столько лет не
тронули...
Игорь приставил ее к чердачному порожку, поднялся, пролез внутрь и начал
расстилать одеяло. Зажег фонарик, чтобы было удобнее, но как только все
обустроил - потушил: незачем привлекать к себе лишнее внимание. Лег на
живот, даже сквозь одеяло чувствуя прохладную влагу старых досок; смотрел
в чердачное оконце и размышлял.
Удастся ли ему что-нибудь увидеть, если не сегодня, то хотя бы вообще за
оставшиеся дни?
В одном Игорь не сомневался: нечто продолжает происходить. Во всяком
случае, сегодня днем на поле у Струйной появились новые круги, которых еще
вчера не было.

13

От дома Хворостины до подворья Журских - минут десять ходу. По мосту, мимо
речки и ведьмаркиной избы, потом шагаешь по пыльной ночной улице,
облаеваемый из-за каждого забора псами - и ты уже в тепле и уюте. Но
торопиться, в общем-то, не хочется. Когда еще выпадет вольная минутка
неспеша пройтись, вдыхая каменьский воздух (а ведь и правда, что он
отличается от всякого другого воздуха, колышется здесь нечто такое,
землянично-хвойное, чего и не определишь, не втиснешь в формулу, сколько
опытов не ставь...).
А что в руке палка сучковатая, неподалеку от Витюхиного дома выломанная, -
так это ж от собак отбиваться. Мало ли чего, нынче пес пошел резвый,
клыкастый, зазеваешься - "он только челюстью лязгнет, вот и кончай свои
грешные дни в приступе водобоязни"! Опять же, опираться удобно, а то
дорога в Камене за последние годы ровнее не стала. А после энного
количества выпитых чарок - и подавно.
Хворостина, конечно, предлагал себя в спутники, даже скандалить начал,
когда Вольга вместе с Юрием Николаевичем принялись убеждать его остаться.
Но скандалил Витюха вяло, по причине собственной утяжеленности от
принятого на грудь, да и Журский совсем не хотел ссорить друга с женой
(последняя же была настроена весьма воинственно и решительно, не гляди,
что с виду толстушечка-смирнушка).
Короче, пошел один. Ведь недалеко... и вообще. Жалко только, палка
неудобная попалась, коротковата.
Не везет, "лки зеленые! И с почтой глупо получилось, совсем забыл, что
сегодня суббота. Семену еще наобещал... нет, позвонить нужно, обязательно
нужно позвонить!
"...И что? Не поеду ж все равно. То есть, отослать Макса необходимо,
конечно. Конечно. Но бросать мать и отца..."
Страшно. Оставить их здесь, а потом...
Вот идти сейчас по ночной деревне - не страшно ни капельки! Чего бояться?!
Палка в руках, чеснок в кармане, щенок, выпитый, в земле. Значит, тварь
(кем бы она ни была) ни в коем случае не нападет. И вообще, может, все уже
прошло давно, закончилось, не будет больше ни пропавших Витюхиных грабель
(тьфу, нечистый! - в смысле, грабли не будут пропадать!), ни...
Вот, сбился с мысли. Короче, все будет в порядке.
Верую, Господи, ибо...
К дороге берегом Струйной кто-то спешил, нервным шагом. Увидел Юрия
Николаевича и перешел на бег.
"Накликал!"
Палку - наперевес, чтобы в случае чего...

14

...задремал.
И, кажется, на сей раз Игорю ничего не приснилось.
Правильно! Нельзя же изо дня в день (то есть, от ночи к ночи) мучаться
кошмарами.
Тогда почему он проснулся?
Впрочем, мало ли: плеснула речка, слишком громко просвиристел сверчок или
докучливая комариха-вампирша неосторожно проколола тебе кожу - вот и
лежишь, пялишься филином в темноту. Хорошо хоть, ночь выдалась теплая,
приветливая, а не то кутался бы сейчас в одеяло, дрыжаки ловил.
Остапович лениво потянулся, разминая затекшие конечности - да так и замер.
Впереди, у границы леса и поля, что-то двигалось. Пока еще неясно, что
именно, хотя точно - не человек.
Может, корова? Размерчик тот самый, подходящий размерчик. Да вот движения
не коровьи. Мягко, словно скользя, эта штуковина, кажется, плывет над
землей. Куда уж тут буренке!
Волк? Для волка, пожалуй, тоже зверюга великовата. Вот если б в здешних
лесах водились тигры... Но тигры, хвала Аллаху, живут в других краях.