Чтение 46–й страницы книги ~Артания~

- Есть, Ваше Величество. Свод законов, которые внутри нас. Которые запрещают что-то делать изнутри.

- Изнутри делать? - спросил Тулей насмешливо.

- Изнутри запрещают, - пояснил Барвник терпеливо. - А те запреты обмануть труднее, Ваше Величество, чем даже... Вас. Изнутри за нами постоянно кто-то наблюдает! И его не обманешь, он знает, что стоит за нашими словами и

клятвами.

Остальные слушали их разговор с недоумением, Придон вообще перестал слушать, что-то совсем уж непонятное. Хотя насчет голоса изнутри правы: кто-то же подсказывает ему слова песен? Кто-то же иногда настолько завладевает его душой, сердцем... Даже всем телом, ибо иногда он говорит и делает то, что не собирался.

Иргильда заговорила первой, резким неприятным голосом сказала:

- Ваше Величество, сегодня ночью в своих покоях убит Кохан-младший, князь из достойного рода Коханских. Известно, что у них с этим артанином была ссора. Больше ни с кем Кохан не ссорился. А стража сразу же обнаружила, что артанин ночью сумел выломать решетку на окне и выбрался!..

Тулей покачал головой, взгляд был мрачен. Придон стоял, сжав челюсти, взгляд поверх голов, в голове стучалась только одна мысль: только бы не дознались, куда ходил на самом деле, даже если это спасет его шкуру! Имя Итании должно оставаться незапятнанным.

- И что же ты скажешь? - спросил Тулей. - Артанин, мы не выносим приговора, не выслушав обвиняемого!

Придон по-прежнему смотрел поверх головы куявского властелина. Это его раздражает, понятно, даже оскорбляет, но правы: что-то изнутри, очень сильное и властное, заставляет делать и нечто нелепое, вредное, и сейчас он стоял надменно, расставив ноги и заложив руки за спину, смотрел вызывающе, что раздражает и оскорбляет не только Тулея, но всех в этой комнате.

- Ничего, - ответил Придон.

Тулей вскинул брови, Придон ощутил на себе его ощупывающий взор.

- Почему?

- А потому, - ответил Придон резко. - В Артании даже ребенок знает, что мужчина может сделать, а что нет.

Тулей всматривался некоторое время, хмыкнул, перевел взгляд на Барвника. Тот пожал плечами и отвернулся. Щажард смотрел себе под ноги. Иргильда сказала с торжеством:

- Ему сказать нечего!.. Он приперт к стене, даже не пробует защищаться. Ваше Величество, все ясно, пора выносить приговор. Убит один из кандидатов на руку Итании! Кому это выгодно? К тому же известно, что он ночью тайно покидал свою комнату, а утром сумел вернуться тем же путем.

Тулей кивнул, соглашаясь, перевел взгляд на Барвника. Тот пожал плечами.

- Вы хотите услышать мое мнение?

- Да, - подтвердил Тулей.

- Убил не он, - ответил старый маг. Тулей хмыкнул.

- Но все улики падают на него, заметил?

- Ну и что?.. Он влюблен, Ваше Величество. Любовь завладела всем его существом. А любовь никогда не требует, она только дает. Любовь всегда страдает, никогда не выражает протеста, никогда не мстит за себя.

Иргильда презрительно фыркнула.

- А ты откуда такое знаешь?

Барвник смолчал, лишь поклонился с мрачным достоинством. Тулей слегка раздвинул губы в улыбке.

- Барвник, ты меня всегда удивляешь. Странные речи от такого мудрого человека! Странные. Ты защищаешь безрассудство?

Барвник не нашелся что сказать, а Горасвильд поклонился королеве, затем только - Тулею, сказал с елейной улыбкой:

- Говорят, Ваше Величество, ваш любимый маг сам в молодости... поступал не очень... рассудительно.

Иргильда в удивлении вскинула тонкие брови, Тулей поинтересовался :

- Это верно?

Барвник ответил суховато:

- Кто никогда не совершал безрассудства, тот не так мудр, как ему кажется. Простите, мне добавить нечего.

Он поклонился, пряча лицо, а когда выпрямился, уже был сух, холоден и смотрелся так, словно его сто лет тому вырезали из дерева, а за это время еще и присыпали пылью.

Тулей оглядел всех, в комнате настала гробовая тишина, Тулей сказал тяжелым рассудительным голосом:

- Я не понял, что там насчет любовей... Возможно, ты прав, влюбленный не способен на преступление... Возможно. Но я другое вижу. Репутация!.. Когда закон бессилен... или может совершить ошибку, мир спасет репутация. Ну не может артанин тайком перерезать горло спящему, не может!.. Что-то артане могут, например - сжечь наше село вместе с женщинами и детьми, посадить людей на колья просто для потехи, но ударить в спину, ударить ниже пояса, зарезать спящего... гм... Тем более не сделает герой. Так что, несмотря на все улики против артанина, я объявляю его невиновным! А ты, Щажард, снова начни поиски - убийцу надо найти.

Барвник уронил взгляд, чтобы тцар не увидел в глазах опасного понимания. Артанина нельзя казнить еще и потому, что помимо них, собравшихся в этой комнате, не поверят и другие. Не поверят в Артании, не поверят в Славии, Вантите и, хуже всего, не поверят в дотоле верной Куявии. А это тяжелый удар по власти тцара. Власть тцара сильна до тех пор, пока она... правильная. Пока ее одобряют, пока ей верят.

Придон поклонился, чуть-чуть, чтобы не подумали, будто переполнен благодарностью. Тцар не сделал ничего особенного, всего лишь поправил дурость своих подданных. Если копать глубже, то тцар отвечает за них, ибо сам ставил на эти должности, так что их дурь - это его дурь и его ошибки. На самом же деле это он, тцар Тулей, должен поклониться ему и попросить прощения за то, что поднял с постели, привел под стражей, какое-то время думал, что он, Придон, убийца. Но до такого понимания еще ни один тцар за пределами Артании, страны богов и героев, не дошел, так что и это здесь, в стране трусов и дураков, достижение.

Он выпрямился, сказал в пространство:

- Солнце взошло. Надеюсь, моего коня уже седлают?

Тулей несколько мгновений смотрел на него пристально. На лице попеременно вспыхивали раздражение, даже бешенство, тут же переходили в восторг. Наконец он сказал со вздохом:

- Не перестаю тобой любоваться, Придон. Ладно, езжай... Будь осторожен на улицах Куявии! Ты - герой, но теперь, как видишь, кому-то стал очень опасен.

Барвник напомнил:

- Ваше Величество, сроки... Тулей хлопнул себя ладонью по лбу.

- Ах да, вот еще. Как ты понимаешь, мы не можем ждать вечность. Итания состарится, если ты будешь искать долгие годы. Тем более, мы не будем знать, жив ты или твои кости уже давно белеют в лесах.

Придон сказал настороженно:

- Я понимаю.

Тулей оглянулся на Барвинка.

- Сейчас какой день?.. Новолуние?.. Первая неделя? Придон, ты должен принести лезвие меча через месяц. В такой же день рождения новой луны, как и сейчас. Или раньше. Но... не позже! Ты понял?

- Все понял, - ответил Придон с достоинством. - Я сейчас же покину город.

Тулей поморщился, на выходе из зала остановилась и повернулась в сторону двери Иргильда, одна. Даже свою неразлучную тень - Горасвильда отослала.

- Только не говори, - сказал он саркастически, - что ждала меня.

- Мой тцар, - сказала она высокомерно, - Вы это знаете. Зачем пустые слова?

Он взмахом отослал следовавших сзади, вокруг образовалось пустое пространство. Иргильда милостиво кивнула, что заставило его нахмуриться. Всегда ведет себя так, и всегда получается так, что он при ней будто старший над слугами.

Мелкий управитель в ее дворце. Все-таки есть в этой высокорожденности нечто, что не выбьешь палкой и самому никак не обрести, несмотря на всю мощь всесильного государя.

- Ну-ну, - сказал он и добавил мстительно: - Брякай. Ты же умная у нас.

Она приподняла бровь, красиво и высокомерно. Глаза по-прежнему красивые, отметил он невольно, не портят даже мелкие морщинки у глаз, зря сводит всяческими колдовскими притираниями.

- Мне кажется, - произнесла она ровно, - Вы слишком много наобещали варвару. Он скривился.

- Не начинай снова. Ты о Терпуге?

- Да. Ты же видишь, это самый удачный выбор. Он кивнул.

- Возможно. А что это меняет?

- Обещание варвару, - напомнила она. Он покачал головой.

- Знаешь, все будет по-твоему. Не потому, что ты вот так меня вдруг переубедила... Просто варвару не собрать обломки меча. С тем мечом что-то связано страшное. Итания выйдет за Терпуга, так что умерь свою ненависть к артанину, она чересчур заметна.

- Ну и что?

Он усмехнулся с некоторым торжеством.

- А то, что тебя не все любят, не все. Чем больше твоей ненависти к артанину, тем больше у твоих противников к нему симпатии. И вот еще...

Она насторожилась, тон Тулея изменился от саркастически-покровительственного до очень серьезного.

- Слушаю тебя... тцар.

- Проскользнули слухи, что Придона кто-то пытался... ну, убить. Дважды. Один раз в городе, а второй раз, подумать только, здесь, во дворце! Это был бы позор лично для меня, а этого не допущу. Если такое случится, я знаю, с кем расправиться!.. Все запомнила, жена? А теперь иди.

Она вздрогнула от властного голоса и поспешно пошла к выходу, прежде чем сообразила, что на этот раз он ее отослал, как служанку.

Тулей потер ладонями лицо, так и не вспомнил, куда он шел, ругнулся и уже бесцельно приблизился к окну, выглянул. Во дворе стук копыт, это артанину выводят из конюшни коня, обтирают чистыми тряпками, укрывают попоной.

За спиной послышались шаги. Не оборачиваясь, узнал Барвинка. Тот почтительно встал рядом, смотрел с краешку, стараясь понять, что заинтересовало тцара.

- Да, - сказал Тулей, - он герой... Если бы только не сочинял эти песни, на нем вообще бы ни единого пятнышка! Барвник, не глядя на тцара, покачал головой.

- Да, все мы знаем, что легче и непрочнее песни ничего на свете нет... И что песни - самое нелепое занятие для мужчины. Тем более для такого, который может держать в руках меч или топор... Дела мужчин - строить замки, создавать государства, завоевывать и покорять народы...

Тулей кивал, принимая мудрые слова старого мага. Но Барвник неожиданно закончил:

- Все же опыт меня научил... а также мудрость старых книг, что со временем рассыплются в прах замки, государства, забудутся имена правителей, даже некогда грозных народов... а вот песни... песни почему-то останутся.

Тулей нахмурился, засопел, но Барвник не отрывал взгляда от артанина далеко внизу, и Тулей смолчал.

Конь Придона нетерпеливо стучал копытом, уже оседланный, двое слуг привязывали седельные мешки на заводного коня. Снова появился Черево, суетился, распоряжался неумело и крикливо, но от Придона держался с другой стороны коня. Придон видел только толстые ноги в сапогах из неприлично мягкой кожи.

- Ладно, - сказал он громко, - Черево, не прячься. Я не знаю, что тебя так... но ты не совсем уж и предатель. Другие куявы куда хуже.

Черево вышел из-за коня, отряхивая руки, словно лично затягивал ремни. А может, и затягивал, чтобы хоть что-то сделать полезное для человека, которого готовился убить.

- Да что там, - буркнул он. - Я же не отказываюсь. Да, я прилетел на драконе с этими ребятами, чтобы убить тебя и других. И почти преуспел, разве не так?

Придон сказал со злым интересом:

- А что помешало?

- Снежная буря, - ответил Черево. - Снежная буря продержала нас двое суток в той проклятой пещере. До сих пор вздрагиваю! А за эти двое суток наслушался твоего бреда. Ну, весь этот лепет о несравненной и божественной... Насмотрелся на твои слезы. Двое суток некуда было деться, я слушал и смотрел. Пока меня всего не...

- Не выблевало? Черево слабо улыбнулся.

- Нет, пока сквозь толстую шкуру ороговевшего сердца не проклюнулось одно воспоминание. Понимаешь ли, хоть как любовь ни редка и божественна... ибо это в самом деле бесценный дар богов, но... все это брехня, что любовь посещает только избранных. Даже - Избранных! Мол, для этого надо быть не то героями, не то вовсе потомками дэвов... Брехня это, Придон. Брехня. На самом же деле в жизни каждого мужчины, да-да, каждого, даже самого что ни есть простолюдина или нищего, бывает момент, когда ему стоит только протянуть руку... и взять этот дар!

Придон набычился, смотрел с подозрением. Черево, эта толстая жирная, самодовольная скотина, да чтоб мог даже говорить такое? Опять плетет какие-то козни?

- И что, - спросил он неверяще, - у тебя что... тоже такое было?

Черево помолчал, буркнул:

- Ты о чем?..

- Ну, сам понимаешь.

- Если о любви, то не было. А возможность... возможность была. Но я сам, трус проклятый... Да что я? Все мы так... ну, трусим. Даже те, кто не трусит на поле боя, в таких делах трусят. Почти все мужчины, за редчайшим исключением, трусовато избегают этого огня. Я уже знал по песням, легендам, пересказам о героях, что любовь всегда доставляет муки и почти всегда ведет к гибели. Даже к ранней гибели!.. И тебя приведет, Придон. А я был не по годам зрел и рассудителен. Не зря же теперь у меня такой высокий пост! Словом, я... не стал протягивать руку.

Придон подумал, кивнул с важностью. Недоставало еще, чтобы и эта жирная свинья оказалась в благородной армии любящих.

- Ты правильно поступил, - сказал он. - Зато теперь богат и знатен.

- Да, - согласился Черево трезвым, очень трезвым голосом, - да. Я богат и знатен. У меня собственный дворец, куча слуг, наложниц. Но я долго не мог забыть, что я бы мог... мог!

В голосе этого знатнейшего и могущественнейшего бера звучала такая горечь, что Придон спросил с неловкостью:

- А кто она? Она тебя любила? Черево отшатнулся.

- Любила? Нет, конечно. Она не замечала. Более того, никогда бы не заметила! А если бы я сказал ей о своей любви, только насмеялась бы жестоко.

Придон тряхнул головой. С силой потер щеки ладонями, лоб.

- Погоди, я ничего не понял. Так о чем ты жалеешь? Черево молчал долго, наконец сказал тихо:

- Ты так и не понял?.. Я великую возможность любви неразделенной потерял.

Часть третья

ГЛАВА 1

Вяземайт с угрюмой злостью смотрел на ночное небо. Везде побывал человек, по крайней мере - в Артании, разве что самые высокие горные долины пока что недоступны, да и то вопрос времени, лишь небо недостижимо, загадочно, недоступно. Для всех недоступно, даже для богов, ибо тоже здесь, на земле: среди лесов, степей, поднимаются из глубин земли, иные появляются из грозовых туч, но это все здесь, земное. Увы, небесная твердь отделяет тот, Высший Мир, от этого, земного...

Он вспоминал рассказы старых волхвов про те давние времена, когда не было богов, ни молодых, ни старых, а гремела Великая Битва, суть которой непостижима даже мудрым волхвам. Известно только, что человек, лучшее создание Творца, вел себя совсем не так, как задумал Творец, но Творец по-прежнему любил человека и не желал уничтожить человеческий род, к чему подталкивали его овеществленные мысли... Тут мнения толкователей поступков Творца становились совсем запутанными, ведь Творец - един, а его мысли - всего лишь мысли, значит - он спорил сам с собой, сомневался, колебался.

Когда требования этих мыслей стали совсем уж настойчивыми, Творец предложил им облечься плотью, ведь те - чистая мысль и плоти не имеют, и отправиться на землю, дабы поправить, как считают правильным. Двести спустились на высокую гору, облеклись во плоть и пришли к людям. Но недооценили мощь тьмы, заключенную в сырой глине, из которой был сотворен человек, и едва им повстречались земные женщины, были покорены их красотой, новыми нахлынувшими чувствами, страстями, похотью и любовью.

От этих браков рождались странные дети, самыми человечными из которых были великаны. Обладая огромной силой, двинулись по земле, прокладывая новые дороги через непроходимые леса, перекидывая мосты через бурные реки, пробивая проходы в каменных стенах. Они защищали людей от чудовищ, но, когда самим хотелось есть, с полным равнодушием отнимали еду у людей, а когда ее оказывалось мало, хватали и ели их самих.

От приземленных мыслей Творца, у которых лишь оболочка была плотской, родились драконы, грифоны, дэвы, а также бессмертные существа, облеченные плотью, которые позже стали богами. Теми богами, которых принято называть Старшими, правившими миром неисчислимые тысячи лет после ухода Падших, так позже стали называть приземленные мысли Творца. Правили до прихода Новых богов, или Молодых, как те себя назвали.

Тем временем сами Падшие, счастливо открыв для себя такие могучие чувства, как плотская любовь, ревность, верность, достоинство, продолжали учить людей тому, что знали. Самый старший из них, чье имя ныне под запретом, научил людей делать мечи и железные ножи, щиты и доспехи, научил прорывать шахты, добывать металлы и самоцветы, а также поведал о свойствах драгоценных камней. Так в мире появилась зависть, люди стали убивать друг друга из-за драгоценных металлов и камней. Шамхазай - помощник главного бунтаря - научил людей колдовству и магическим свойствам растений. Бракиель научил людей наблюдать за звездами, Кохвиель и Тамиель показали зависимость между жизнью человека и небесными светилами, а Сахариель дал понимание о периодах Луны. Само по себе это не так уж и плохо, но люди все эти знания стали использовать себе во вред. Железными мечами убивали друг друга из-за драгоценностей, ибо земель тогда всем хватало, а там, где не помогало оружие, - пользовались подлейшим колдовством и растительными ядами.

Все больше и больше в человеке брала верх глина, а глина - это Тьма, и тогда Творец с болью в сердце послал четыре своих возвышенные мысли - Уриеля, Михаеля, Гавриеля и Рафаеля - для изъятия приземленных мыслей с земли и наказания их. Каждый из Падших получил срок наказания в аду - кроме самого главного, чье имя с тех пор под запретом, тот остался в этом земном мире и был заточен под одной из скал.

С тех темных и страшных времен прошли тысячи лет, прежде чем силу набрали существа, названные затем богами. Сперва были даже слабее великанов, драконов, горгон, грифонов, дэвов и прочих дивных детей падших мыслей Творца, но были бессмертными, потому хоть и медленно, но набирали мощь. Их силу начинали признавать люди и звери, ощутили на себе птицы и рыбы, деревья и камни. Испуганные люди начали приносить им жертвы и просить защиты, это увеличивало мощь богов, а через капища и храмы, выстроенные в их честь, они могли, не сдвигаясь с места, видеть все, что там происходит, и даже мгновенно появляться в тех храмах. Потому боги ревностно следили, чтобы храмы ставили всюду, чтобы приносили жертвы. Сами наибольшим вниманием одаряли тех людей, кто мог пробраться в неведомые ранее земли и поставить им храм, капище или хотя бы жертвенник.

Потом и среди богов произошла Великая, как называют, битва. Поколение старых богов, что от падших мыслей Творца, было свергнуто новыми богами, что произошли... здесь мнения волхвов расходятся, а предположения высказываются порой настолько дикие, что Вяземайт просто отбросил их скопом, ибо верховному волхву надлежит думать о стране, а не ломать голову над тайнами мироздания.

Сейчас старые боги заключены либо под землю, либо в горах и скалах. Они бессмертны, они страдают, они полны ярости и ненависти к молодым богам и этому миру...

Вяземайт содрогнулся всем телом. Сердце стучит тревожно, что-то в мире произойдет, слишком долго жили без катаклизмов. А боги ревнивы, не желают, чтобы люди жили счастливее, чем они, боги. Откуда придет беда? Откуда грозят великие испытания? В горах, говорят, по-прежнему сильны драконы, а в Куявии их вообще даже приручили, разводят, взяли под защиту. Стоит только вспомнить, как на драконе их перевезли через горы, пропасти, ущелья, пики, бездны! В лесах Славии, по слухам, расплодился лесной народ, что днем носится быстрее птиц, а ночью пускает корни и тянет соки из матери-земли. Эти люди почти бессмертны, ибо живут тысячи лет, как и деревья, удар топора по их телам оставляет лишь крохотную зарубку, как на дереве, а страшатся только огня. Из горных пещер все чаще выходят странные народы, что живут в глубинах земли, а наверх могут выйти только в дождливую ночь, чтобы и звезд не видать за тучами, а лунный свет им вообще выжжет глаза, как наземным - жаркое полуденное солнце.

Пришел Аснерд, что-то спрашивал, Вяземайт лишь отмахнулся. Явились молодые воины, этих Вяземайт отправил повелительным жестом на охоту, глаза его медленно закрылись. Спина не чувствовала шероховатый ствол дерева, чувства обострились, но в то же время начал ощущать все запахи, слышать рост травы, и потому вообще, казалось, перестал что-либо слышать и даже чувствовать. В мозгу медленно и лениво ползли мысли о Придоне, о растоптанных сапогах, о цепочке муравьев, что пересекли ему дорогу прямо перед шатром, о запахе лопнувшего под подошвой лесного яблока...

Когда Аснерд вошел снова и нетерпеливо обратился с чем-то пустяковым, Вяземайт открыл непонимающие глаза. Аснерд прорычал сердито:

- Я за него беспокоюсь, а этот кабан - спит?

- Ну, - сказал Вяземайт, - не совсем...

- Ну хоть что-то увидел? Или потерял нюх?

- Это ты потерял нюх, - ответил Вяземайт кратко. - Мы раздразнили темные силы, Аснерд... Я? Тоже с тобой, как же? Но главное - Придон. Они его уничтожат... Но если удастся как-то обойти их, то не миновать тех, кто за ними.

- А кто за ними? - спросил Аснерд настороженно. - Какие-то герои?

- Хуже, Аснерд. За ними - бог. Старый, древний. Аснерд вышел на цыпочках. А Вяземайт всю ночь жег волшебные коренья, вызывал духов предков, общался с богами, а потом с кучей волхвов пытался понять, что же те поведали. Аснерд видел, что верховный волхв мрачнел все больше, лицо вытянулось, в глазах появился страх.

Когда Вяземайт наконец ввалился в комнату и рухнул за стол, Аснерд заботливо придвинул кувшин с охлажденным соком грацника.

- Держись, - сказал он. - Догадываюсь, что это не топором махать.

Вяземайт долго и жадно пил, от нетерпения проливая струйки на грудь. Руки за эту ночь стали тоньше, словно неведомый жар иссушил тело, лицо исхудало, желтая кожа туго обтягивала выступающие кости.

- Аснерд, - сказал он хрипло. Сделал еще пару великанских глотков, задрав кувшин кверху дном, поймал последние капли широко распахнутым ртом. - Аснерд... сегодня я заглянул в бездны.

Он со стуком поставил кувшин. Столешница протестующее скрипнула.

- В бездну?

- В бездны. Увидел... я увидел такое, Аснерд, что язык немеет, превращается в деревяшку. Нет ни слов, ни... ничего нет, Аснерд, чтобы хоть близко... Я видел хаос, жуткий и страшный. В нем ни черноты, ни жара, ни холода, в нем ничего нет. Видел блистающий свет, видел краеугольный камень... хотя это и не камень вовсе, а... Но с того камня начался белый свет. Нет, белый свет начался на день или два раньше, а с камня начались мы... начался закон, порядок, упорядочивание... Так вот, Аснерд, я многое не понимаю, вообще ничего не понимаю, но все во мне говорит, что очень опасное дело мы затеяли.

Аснерд хмыкнул.

- Ну и что? Опасность - это как песня для артанина, как молодая трава для его коня!

- Я не о том. Мы нехорошее дело затеяли. Опасности для нас - что? Что нам беды, невзгоды, драконы, дивы, колдуны и горные великаны?.. Но сейчас... сейчас хуже.

- Но что?

- Нам пришлось бы пойти против самого Творца.

- Что-о-о?.. Ты имеешь в виду богов? Так ты уже вчера это сказал!

Вяземайт вяло отмахнулся.

- Что боги, даже Старшие?.. Так, муравьи под ногами Творца.

Придон несся впереди отряда, постанывал сквозь зубы. Тулей навязал ему целую сотню сопровождающих, где-то на пути есть земли мятежных беров или даже князей, что не то что не признают власти Тулея, но могут обидеть одинокого путника, напасть на караван, ограбить переселенцев или принудить поселиться в своих владениях.

Воины, надо признать, все, как один, бывалые, тертые, привыкшие к жизни в степи, на заставах, умеющие спать в доспехах и вполглаза. Они смеялись и шутили там, позади, ехали по куявским меркам очень быстро, не понимали артанина, для которого весь отряд едва переползает от одной рощи к другой, где тут же располагается на отдых, кони-де притомились. Артанские кони за это время еще не разогрелись бы...

На пятый день пути справа возникло облачко пыли, быстро пошло им наперерез. Куявы насторожились, быстро достали из мешков доспехи, облачились, напялили шлемы, закрывающие не только голову, но и лицо так, что для глаз одна узкая прорезь. Ладони на рукоятях мечей.

В облачке заблистали искры, вскоре вперед вырвались бешено скачущие кони, а желтая пыль кружилась позади, да стала видна большая стая ворон, преследующая всадников. Придон первым узнал их, гордо выпрямился, еще горделивее посматривал на куявских воинов.

Впереди неслись Аснерд и Вяземайт, за ними еще пять всадников. Придон впервые посмотрел на артан глазами куявов, понял, почему те побледнели и начинают ерзать в седлах. Аснерд и Вяземайт скачут на артанских конях, что значит - несутся, как низколетящие птицы, но это не кони, а настоящие горы, как и сами богатыри, а туча ворон за ними - просто крупные комья земли, выброшенные чудовищными копытами артанских скакунов.

- Это ко мне, - сказал Придон громко. - Мечи - в ножны!

Куявы с огромным облегчением убрали пальцы с рукоятей мечей. Аснерд начал придерживать коня, Вяземайт остановил чуть позже, его жеребец даже присел на круп, а копыта пропахали в твердой каменистой земле глубокие борозды, словно по мягкой глине. Вяземайт огромен и страшен, если смотреть глазами куявов, его кожа превратилась в плотные доспехи, потому и скачет обнаженным до пояса, а его спутник так и вовсе чудовище, это же ожившая каменная гора, не человек...

Аснерд подъехал ближе, обнялись, не покидая седел, Аснерд похлопал Придона по плечу.

- Отъелся на куявских харчах, отъелся...