кругах. Очень, как говорят, артистичного. Чтоб вынести лишний
реквизит без шума и пыли... Ну, не получилось! А получилось бы,
сам бы приехал и помирился с тобой. Хотя мы ведь не ссорились, а?
покое!
кого-нибудь пришлю.
говоришь, без шума и пыли. Ты человек со связями - позвони в
Куйбышевский загс, пусть подготовят документы и бланки заявлений,
чтоб ни тебе, ни мне не ждать. Ты подъедешь и подпишешь, я
подъеду, подпишу... Подписали, получили в паспорт штамп и
позабыли друг о друге.
торопишься. А зря! Знаешь ведь, я всегда получаю то, что хочу.
процесс с разделом имущества. Ты с законами знаком? Все нажитое
за последний год, все, что ты нагреб, - общая наша собственность.
"Славянский Двор" на Литейном, "Крыша" в "Европейской", бары и
забегаловки в Гостином, еще на Васильевском три кафе и новый
ресторан на Стрелке... Ну и все остальное. Год у тебя был, Паша,
удачный! Захочешь сохранить свое, придется откупаться. Большими
деньгами!
заведениях имеет, то будет очень разочарован. Есть простое
решение - разойтись, есть сложное - судиться... Я почему-то
думаю, что Анасу Икрамовичу простое нравится больше сложного.
Меньше эмоций, целей капиталы.
Знаешь, где и как муженька прижать... Значит, либо по-твоему,
либо по-плохому? А подумать мне дозволяется? Поразмыслить над
этими альтернативами?
бизнесом... Повидаться, кстати, не хочешь? Может, я тебе
"Славянский Двор" отдам или "Гурмана" на Большой Морской... А?
Поговорим, посмотрим друг на друга...
хочу! В "Конан" звони, Славику. Скажешь, что документы готовы, я
приеду. Все!
шепот:
но внизу шумели так, что комната полнилась целой какофонией
жутких звуков. Молотки стучали, пилы визжали, дрель с воем
вгрызалась в стены, а временами что-то грохотало и лязгало, будто
двери гигантского стального сейфа. Этот шум производился бригадой
ремонтников, трудившихся в "Конане" уже часа четыре: они заменяли
панели, пробитые пулями, монтировали зеркало над стойкой, таскали
мебель и устанавливали вместо демона колонну, трехметровый
дубовый ствол, к которому будет подвешено чучело, но чье
конкретно, Даша и Славик еще не придумали. Зато и та и другой
сошлись в одном: если уж чиним и ремонтируем, так почему не
освежить приевшийся интерьер? Они освежали его с утра, при помощи
дизайнера, художника и вышеупомянутой бригады, не обращая
внимания на творческие муки Кима.
очень быстро и, при ином раскладе, мог примириться с лязгом и
грохотом, с визгом и стуком. Если описывать землетрясение, гибель
Атлантиды или драку в кабаке, фон был весьма подходящий, как и
для погонь, разбойничьих вылазок либо атак тяжелой рыцарской
конницы. Но действие шло к катарсису, к гибели верной Зийны, то
есть к такому эпизоду, который пишут в тишине, закрывши двери,
чтобы ни одна душа не видела, как плачет и страдает автор. Слезы
и муки в данном случае - необходимые издержки производства: если
не заплачешь сам, то и читатель не зарыдает.
деньги за книгу плачены?
даже летом случаются в Ванахейме сильные метели, но рассчитывал
он, что вьюга будет недолгой и удастся пересидеть ее у скал, паля
костер, а вечером дойти до усадьбы Эйрима и глотнуть там
подогретого пива. А заодно поглядеть, что делают на Эйримовом
подворье люди Гор-Небсехта, два изгоя, которых ни в одном
ванирском доме принимать не полагалось.
затянула белесая мгла, прибрежные утесы потемнели, а в воздухе
закружили снежные пушинки. Они падали вниз, пока еще неторопливо,
скрывая землю мягким пологом, одевая скалы в искрящиеся одежды,
оседая на капюшонах плащей, поскрипывая под ногами. Мир вокруг
замер; все стало белым-белым, как саван покойника.
свой маленький отряд. Конечно, это жалкое убежище не могло
сравниться с гротом Дайомы - ни золотого песка, ни высоких
сводов, ни сияющих врат. Зато была корявая сосна, выросшая у
самого входа, и Конан, ткнув в ее сторону рукой, приказал голему:
четвертого удара. Серокожий принялся обрубать ветви, Зийна
торопливо складывала их в кучу, Конан высекал огонь. Сейчас он
уже ругал себя, что не согласился пойти к Хорстейну, да было
поздно. Рыжий ванир исчез в утесах; кричи - не докричишься. А
искать его усадьбу в начинавшемся снегопаде казалось чистым
безумием.
хозяина, сунул в огонь огромный смолистый комель срубленной
сосны, и пламя забушевало. Конан и Зийна уселись на подстилку из
ветвей, прижались друг к другу, сберегая тепло. Голем прислонился
к скале, по-прежнему невозмутимый, но киммерийцу чудилось, что в
глазах его поблескивает злорадство. Конечно, то было лишь
иллюзией; каменный исполин мечтал о награде, человеческой душе, а
к этой цели вела лишь одна дорога: служить верно и преданно.
выбившаяся из-под капюшона золотистая прядь коснулась его губ.
со страхом рассматривая сугробы, выраставшие прямо на глазах. Она
не боялась стрел и мечей, но буйство стихии ее пугало, напоминая
о собственной ничтожности и беззащитности. Вглядываясь в белесый
туман, она видела оскаленные пасти снежных духов, их острые
ледяные зубы; ей мнилось, что звенящую тишину вот-вот нарушит
тяжкая поступь Имира, владыки ванахеймских равнин.
почти добрались до цели, а значит, скоро повернем назад. К твоему
Пуантену, к его виноградникам, к берегам Алиманы!
не кружился, не танцевал в воздухе, а падал отвесно, извергаемый
невидимыми тучами. Легкие пушинки превратились в большие хлопья;