остальным. - Он снова полез в портфель и принялся извлекать из его недр
изящные флаконы с духами, мыло, закатанное в станиоль, баллончики с
дезодорантом и шампунем и еще какие-то цилиндрики размером с палец, яркие
и блестящие, как елочные игрушки. Маркировка на всех этих изделиях была
различной: где - цветок ириса или розы, где - тонкий женский профиль, где
- гора Фудзияма на фоне синих небес; последнее, вероятно, намекало на
японское происхождение товаров. Но звездочки присутствовали всюду. Иногда
они располагались колечком или вытянутым овалом, иногда - треугольником
либо острым клином, словно косяк отлетающих к югу журавлей, иногда -
затейливой спиралью с вытянутыми в стороны концами, походившими на
щупальца осьминога.
Троянский конь, приношение данайцев..."
Рваный продолжал выкладывать на стол содержимое портфеля. Его щека,
пересеченная давним шрамом, приподнимавшим верхнюю губу, чуть заметно
подергивалась, словно бы гость затаил насмешливую ухмылку, но глаза
смотрели пронзительно и строго. Пестрая груда на столе росла.
дезодоранты... Я ведь не женщина...
сигаретки, девкам - конфетки. Словом, передашь кому надо.
взметнулись, обрисовав контур женской фигуры. - Сегодня придет или завтра,
смотря по тому, сколь у нее душистой водички осталось. И другие придут, не
залежатся, будь спок. - Гость наконец ухмыльнулся, и шрам, украшавший
левую щеку, дрогнул, словно длинный розовый червь. - Как все раздашь,
позвони. Притащу еще.
и разноцветные баллончики.
как два буравчика. - Хозяин велел! А дальше сам смотри, кореш.
пачек с золотым листком. - Чего уж смотреть... Коготок увяз - всей птичке
пропасть!"
Всю последнюю неделю ему казалось, что за ним следят. Если это и
соответствовало действительности, то слежка была вполне профессиональной,
и ничего явного, открытого он обнаружить не смог. Но "голд", проклятое и
обожаемое зелье, обострял инстинкты; иногда он чувствовал внимательный
взгляд, скользнувший по его лицу, слышал торопливую дробь шагов за спиной,
ощущал горячее дыхание на затылке.
чему? Но слежка - занятие непростое; тут требуется не один человек, а
откуда у Петра Ильича такие возможности? Однако он ничего не знал о
прошлом Синельникова, слышал лишь, что тот уволился из армии года три или
четыре назад. Но в каких войсках довелось служить его компаньону и какие с
тех пор сохранились связи, оставалось для него тайной за семью печатями.
Ясно было одно: Синельников - мужик прыткий и крутой, его так просто
наизнанку не вывернешь! Что и доказывал недавний эпизод с тремя атарактами.
нее, проклятой, все и началось!"
Оторвав взгляд от пачек с "голдом", он посмотрел в холодные глаза Рваного
и медленно произнес:
благоразумная мысль! Я на виду и...
коробочкам с золотым листком. - Какого хрена я стану тебя заставлять? Щас
все сгребу обратно, руки в ноги, и пошел.
Или передумал, интилихент падлатый?
зубная паста из тюбика. - Согласен... Но это же опасно! Хозяин... хозяин
должен понимать...
жестко:
перебивший сладковатый запашок, которым тянуло от сваленных на столе
флаконов и коробок. "Что я делаю! Что делаю!" - стучало в висках.
ли, вогнал тебя в мандраж? А почему раньше не говорил? Мог бы и позвонить,
блин!
сморщился, стараясь не встречаться с гостем взглядом.
не любит! Хозяин, он такой... кому хошь рога обломает!
не палкой, так лаской... - Тут глаза Рваного многозначительно обратились к
разложенному на столе товару. - Ты, кореш, главное, проследи, чтоб он
больше ничего не писал... Хозяину его писания сильно не нравятся, сечешь?
А потому - никаких писаний! И звякни, ежели что. Ну, а коль он тебя
побеспокоит, не накладывай в штаны, а лучше соображай, как подманить
мужика куда-нибудь в тихое место. В тот шалман на Крестовском, где ты
кофий жрешь... или за город... - Гость, словно в раздумье, поскреб
страшный шрам на щеке и повторил: - Да, лучше бы за город. На природу, так
сказать. На природе всегда способней разбираться - и с палками, и с
ласками.
почитай, все двенадцать апостолов и сам Господь Бог, так что оплошки, как
с теми тремя кретинами, не будет! - Его взгляд снова скользнул к столу,
шрам дернулся в жесткой ухмылке. - Ну, закончили с Синезадовым, кореш! Ты
помни свое: сигаретки - тебе, флакошки - рыжей Ксюшке! И тем, кто еще
придет. Все знают, что тут кому. Не залежится товарец!
в уличной толпе. Сверху его гость был похож на сотни и тысячи других
людей: с таким же, как у многих, вялым, туповатым и утомленным лицом, с
глазами, лишенными блеска, с редеющей шевелюрой и ранними залысинами у
висков. Кто мог представить, что' этот мужчина, этот нестарый еще мужичок,
как чаще именовали подобных типов, еще недавно тащил портфель с Небесными
Дарами? С волшебным зельем графа Калиостро... Кто мог вычислить его, найти
в необозримом человеческом муравейнике, кто мог добраться до Хозяина?
кружащихся на ветру меж голых ветвей осеннего леса.
Ганга, обрамленная пыльными метелками пальм. Иногда Дха Чандре казалось,
что он провел в обители святых братьев лишь пару месяцев, иногда этот срок
мнился вечностью или, во всяком случае, долгими десятилетиями. К ним
приходило много людей, множество обездоленных и голодных, старых и
молодых; Звездный Творец был ласков со всеми и всем предлагал пищу, покой
и свое божественное благословение. Вкусившие его даров уже не покидали
приюта; тихое счастье окутывало их, наделяя тремя радостями: есть, пить и
спать.
прочих обитателей этого крошечного рая, огражденного высокими стенами и
рядом тенистых платанов, встречая такие же бездумные и пустые взгляды. Они
не разговаривали друг с другом; им не о чем было говорить и нечего
вспоминать - кроме возвышенного мгновения, когда божество соединилось с
душой каждого из них. Но миг этот был уже в прошлом, и память о нем
становилась все слабее и слабее.
инстинктивным чувством, не человеческим, но присущим всякому живому
существу, он ощутил, что стоит на пороге Великого Забытья и Бог в тиаре из
виноградных гроздьев протягивает к нему свои ласковые руки. Они пахли,
словно медовые травы под жарким солнцем, и Дха Чандра, жадно вдыхая этот
аромат, совсем не жалел, что наступает время уходить. Он был готов к
вечному странствию: глаза его закрылись, плоть окостенела, сердце стучало
медленно и редко, как у йога, погрузившегося в объятия нирваны.
Он будто бы снова очутился в подземной камере, среди алых ковров,
прозрачных сосудов и блестящих серебряных курильниц, в мире тишины, покоя
и неяркого света, над которым плыла, царила статуя Звездного Творца. Нет,
не статуя - живой Создатель простирал к нему руки и звал к Себе, обещая
вечное блаженство, сладкие сны и исполнение всех желаний. Впрочем, желание
у Дха Чандры было только одно - как можно быстрей соединиться с богом.