АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Ладно, - я кивнул "специалисту". - Приступайте.
Она обернулась, увидела шприц, все поняла.
- Разрешите мне помолиться.
- Нет. Это не казнь, а медицинская процедура.
Она посмотрела мне в глаза.
- Боитесь - значит верите. Это хорошо.
"Сыворотка правды" действует на святых почти так же, как на обычных людей. Мне не доставляло удовольствия смотреть на нее в расслабленной позе с капелькой слюны в углу рта.
Почти так же...
Я повторял свои вопросы.
И получал те же ответы: "Мне не известно", "Не знаю", "Христианский долг..."
Наркотик не действовал.
- Вколите еще.
Она побледнела. Капелька превратилась в струйку слюны и стекла на пол. Но я получил ответ по крайней мере на один вопрос.
- Где Илия?
- Мар-Саба.
- Ладно, стоп. Есть у вас антидот?
"Специалист" кивнул. Я даже не узнал его имени. Мне было все равно.
- Приведите ее в чувство. И чтобы была в порядке.
- Постараемся.
Минут через десять она наконец открыла глаза. И посмотрела на меня так, будто я ее изнасиловал.
Я официально попрощался со своими помощниками и вышел из кабинета. В общем-то, в этическом плане она была совершенно права.
ГЛАВА 5
Седьмого Ава я давал интервью для газеты "Хаарец". Молодая журналистка Ревекка Якобсон была весьма довольна собой - ей удалось до меня добраться. Вопросы были об Эммануиле, об истории завоевания, о Храме, о моем видении правления.
- Это правда, что вы из рода Давида?
Я отмахнулся:
- Не более чем семейная легенда. Вряд ли.
Под конец я отправил ее обедать в президентский буфет.
- А вы? - с надеждой спросила она.
- А я не могу. Сегодня я подписал четыре смертных приговора. Пощусь, ибо сказано: не ешьте с кровью.
Она широко раскрыла глаза:
- Кому?
- Террористам, тем, что устроили взрыв на Виа Долороза.
По поводу приговоров я, конечно, консультировался с Эммануилом.
- На тебя покушались - тебе и решать, - ответил он. - Я бы казнил.
Я даже удивился, как легко мне это далось. Всего лишь год назад в Японии я мучился из-за каждой жертвы.
Статья в "Хаарец" была весьма хвалебной. Меня сравнивали с Давидом. Несмотря на историю с Вирсавией иудеи считают его идеалом справедливого государя. Я возгордился.
Но было и то, что насторожило: "Господин Болотов скептически относится к версии своего происхождения из рода Давида, к тому же он христианин. Но не более ли достоин именоваться Машиахом тот, кто остался с нами, строит для нас Храм и чуть не погиб на его закладке, чем Эммануил, которого мы почти не видели? Царь Сирас* [Царь Сирас - Кир, персидский царь, освободивший евреев от власти Вавилонии.], освободивший евреев из Вавилонского плена, был наречен Машиахом, хотя не был иудеем".
Я долго думал, посылать ли эту статью Эммануилу, и в конце концов послал, сопроводив просьбой о скорейшем возвращении.
Господь не обеспокоился, он не считал меня соперником.
- Благодарю за хорошую работу, Пьетрос! Так держать.
Девятого Ава снова был пост. В этот день в 585 году до Рождества Христова вавилоняне разрушили Первый Храм, а в семидесятом году Христианской эры - римляне разрушили второй. Вообще в этот день евреям хронически не везло: у них разрушали храмы, захватывали крепости, подавляли восстания и изгоняли откуда только можно.
Пост продолжался двадцать пять часов. Ни есть, ни пить нельзя. Как ни странно, это оказалось не так уж трудно, несмотря на жару. После знакомства с Эммануилом во мне креп внутренний стержень. Я становился жестче к другим, я научился властвовать, я научился убивать. Но я стал жестче и к себе. "Чтобы властвовать другими - научись властвовать собой" - древняя мудрость. Но, вероятно, есть и обратная связь. Власть над другими помогает подчинить себя. По крайней мере иногда. По крайней мере в моем случае.
А в первую субботу после поста я был на обеде у Арье. Точнее, у его сестры. Арье был в разводе, а шабат - праздник семейный, его не празднуют в одиночестве.
Сестра Арье Ханна Гайсинович жила на окраине Нового Города в двухэтажном особняке европейского типа. Возле дома шумел сад, над крышей торчала антенна спутникового телевидения.
Я подкатил на своем "Мерседесе", оставил шофера в машине и охрану по периметру сада. Я не думал, что мне здесь что-то угрожает, но приходилось быть осторожным.
Ханна, рабби Гайсинович, оказалась подтянутой сорокалетней женщиной, весьма образованной и интеллигентной.
Зажигания свечей и вечерних молитв я не застал - меня пригласили в полдень. Однако спели "Шалом Алейхем" и прочитали "кидуш" ("освящение дня"):
- Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал...
Обед состоял из здоровенного куска курицы с овощами. Все горячее. Понятно, творческое отношение к религиозным установлениям: в субботу запрещено зажигать огонь.
- Хорошо, что вы реформисты, - заметил я. - А то пришлось бы есть холодное.
Арье рассмеялся. Ханна улыбнулась.
- Ничего подобного. Есть же субботние плитки.
- Это как?
- Плитка как плитка, только греется очень слабо. Её включают вечером в пятницу и в субботу ставят подогревать оду. Медленно, но в конце концов разогревается.
Пили Силоамское. Настоящее. Здесь оно заменяло Причастие Третьего Завета. Господь не решился говорить иудеям о причастии и придумал другой способ привязать их к себе. Я вспомнил о мошенниках, подделывающих Господнее вино. Надо бы ими серьезно заняться. Они сами не понимают, что вставляют ему палки в колеса. Жаль, что не было глобальной присяги, было бы проще: отловить всех без знака - и все.
Я посмотрел на руки Ханны. Пока нет, но будет. У Арье уже давно. Не без этого.
За окнами потемнело. На Иерусалим надвигалась огромная грозовая туча. Ханна встала и включила свет - очередное проявление религиозного реформизма.
Говорили о политике, о Храме, об Эммануиле.
- Правда ли, что виновники взрыва в Христианском квартале найдены? - спросила Ханна.
- Да, я собираюсь повесить их на "весах", у западной лестницы. Там как раз четыре арки. - Я посмотрел на хозяев и понял, что сказал что-то очень некошерное. - Это оскорбит еврейскую общину, или вас шокирует сам факт публичной казни?
- И это тоже... Понимаешь, Храмовая гора - святое место, - Арье явно хотел выразиться как-нибудь помягче.
- Хорошо, найду другое.
- И публичные казни у нас тоже не приняты.
- Это уж извините. Я просто хочу добиться мира на вашей земле.
- Такие меры не всегда помогают.
- Да ладно вам! Я это уже проходил. При последовательном и систематическом применении очень даже помогают. И ваш Рамбам относится к ним весьма положительно.
- Рамбам писал в двенадцатом веке, - заметил Арье.
- Люди мало изменились.
- Тише! Посмотрите за окно! - Ханна встала со своего места.
За окном была тьма. Густая и непроглядная. И тихо-тихо, словно все вымерло.
В стекло словно что-то ударило. Грузное тело чудовищного невидимки. Свет мигнул и погас. Раздался грохот, который перешел в оглушительный непрерывный гул. За окном засверкало, словно кончился старый фильм и прокручивали пустую кинопленку.
Мы вскочили и замерли метрах в двух от окна - ближе подойти не решились.
Я вспомнил Москву, свое заключение на Лубянке, странную грозу.
- Ураган.
Ханна обеспокоенно посмотрела на меня:
- У меня дети в синагоге.
Грохот был такой, что заглушил раскаты грома. За окнами встало алое пламя, задрожали стекла. И все стихло.
Пошел дождь.
Мы вышли на улицу. Моя машина лежала кверху пузом и догорала. Вокруг были разбросаны обгоревшие куски металла.
- Суббота тебя спасла, - сказал Арье.
А мне надо было спасать моих людей. Шоферу уже не помочь. Среди охраны было несколько раненых. В саду Ханны выкорчевало деревья и с дома сорвало кусок крыши.
Ханна с Арье бросились оказывать пострадавшим первую помощь. Я звонил в "Скорую".
"Линия перегружена".
- Еще бы!
Позвонил Марку.
"Линия перегружена".
Плюнул. Позвонил еще.
Капитан моей охраны пытался сделать то же.
- Что случилось с машиной? - спросил я.
- Молния. Бензобак взорвался.
Я поморщился.
- Позвони в полицию. Отдел по борьбе с терроризмом. Пусть поищут остатки того бензобака.
До "Скорой" я дозвонился минут через двадцать. Ехали они еще сорок. Один из моих людей не дожил.
- На улицах пробки. Движение перекрыто, расчищают завалы.
Я не стал упрекать. Мне по-прежнему регулярно приходили графики Варфоломея. Задранные вверх кривые катастроф. По его данным, более процента самолетов не долетали до аэродромов, в частности из-за природных катаклизмов. По авиакатастрофе в день на крупный город. Авиакомпании сворачивали деятельность. Я знал, что Эммануил тут ни при чем: властелину Империи было крайне невыгодно ее разделение. Транспортная проблема изолировала страны, раскалывая его гигантское произведение. А значит, это еще одно доказательство того, что он не всесилен. "Скажешь ли тогда пред убивающим тебя: "Я бог"? Ты же человек, а не Бог"* [Иезекииль, 28:9.].
У нас в Иерусалиме было поспокойнее. Я даже удивился, что за четыре месяца здесь ничего не случилось, кроме слабого землетрясения весной. И вот, дождались.
Остатки взрывного устройства в моей машине так и не нашли. Оставалось поверить в молнию. Впрочем, если молнии бьют почти непрерывно - почему бы одной из них не угодить в мою машину?
Разрушения в городе были не очень велики, хотя и серьезнее, чем в Москве два года назад. Общее количество жертв не превысило двух десятков человек. "Суббота спасла": в основном население сидело по домам и синагогам. Легко отделались.
Утром, первого элула, меня разбудил звук, живо напомнивший мне Индию. Спросонья я решил, что я в каком-нибудь индуистском храме и пуджари трубит в раковину. Потом мне объяснили, что это шофар, бараний рог, и в него будут трубить весь месяц, каждое утро, кроме субботы. Шофар даже не трубит - он ревет: печаль, мольба, зов. Зов неба или призыв к восстанию. Или военный сбор. "Первый ангел вострубил..." Думаю, что в шофар.
В начале элула (то бишь в середине августа) была произведена казнь участников покушения. Я прислушался к Арье и сменил место. Их повесили у Дамасских ворот.
В тот же день я решился навестить Терезу. Не был у нее более месяца.
Через неделю после того памятного допроса я выписал из Италии скрипку Страдивари и послал ей. В качестве компенсации за моральный ущерб. Впрочем, знал, что это не поможет.
Ее невольное признание пригодилось. Следы Илии отыскались в монастыре Мар-Саба (то есть Святого Саввы), в пустыне к юго-востоку от Иерусалима, хотя его самого там уже не было. Я посылал туда Марка и Матвея. Монахов заставили принести присягу Эммануилу и всех допросили. Илия там был, но покинул обитель более месяца назад. Куда отправился? Клялись, что не знают. По крайней мере те, кого мы отловили. Там пещер полно. Но ничего, найдем, я уверен.
Тереза сидела с ногами на кровати и читала. Когда я вошел, подняла глаза.
- Как вам мой подарок? - поинтересовался я.
- Я к ней не прикасалась недели три. Пока не поняла, что я здесь не затем, чтобы холить свою гордыню. Хорошая скрипка.
- Страдивари.
- Ни к чему было так тратиться. Я только любитель и в состоянии отличить приличный инструмент от плохого, но не хороший от очень хорошего. Они для меня звучат одинаково.
- Мне это ничего не стоило.
- Ах, да! Конечно,
- И зачем вы здесь?
Она посмотрела на меня вопросительно.
- Зачем вы здесь, если не для того, чтобы холить свою гордыню? - пояснил я.
- Я здесь для вас.
- Неужели?
Она не приняла иронии.
- Кто спасает одну душу - спасает мир.
- Все надеетесь?
- Почему бы и нет?
- После всего?
- Бывает и хуже.
- Хуже? Я же, по-вашему, первый из апостолов Антихриста.
- Замечательно, Значит, до святого вам остался только один шаг.
- Ну и?
- Вам нужно стать еще сильнее. Чтобы подняться над собой и возвыситься до отречения.
- Это будет предательство. Он слишком много для меня сделал. И я его не оставлю.
- Не для вас, а с вами. Он ведет вас во тьму, шаг за шагом, преступление за преступлением.
- Он сделал меня сильнее.
- Дьявол затем и нужен, чтобы мы стали сильнее.
Я сел на жесткий стул с прикрученными к полу ножками. Скрипка Страдивари лежала рядом, на столе.
- Сыграйте что-нибудь.
Она кивнула.
Мне нравилось, как она играет. Я в состоянии отличить приличную игру от дерьмовой, хотя приличную от виртуозной - никогда. По-моему, она играла лучше, чем прилично. Её дурацкое черное покрывало сползло назад, открыв копну светлых вьющихся волос. Зачем она их скрывает! Ангел Мелоццо да Форли! Ангел, играющий на скрипке.
ГЛАВА б
Был первый день месяца тишрея, Рош-га-Шана - еврейский Новый год. Звук шофара звучал непрерывно. В синагогах читали молитвы:
- Великий шофар трубит; слышится тихий шепот; ангелы, содрогаясь от страха, провозглашают; "Судный День наступил и призывает небесное воинство к правому Суду!" Даже они не безгрешны перед Твоим лицом...
Начались десять дней раскаяния.
Эммануил вернулся накануне полновластным владыкой Африки. Наместником он оставил Якова, так что я не видел его с московских событий.
Дварака проплыла над Иерусалимом и опустилась на свое обычное место: на востоке от города.
На второй день Рош-га-Шана была присяга. Во всех синагогах после дневной службы. Текст был несколько изменен с учетом местной идеологии: Эммануила должны были признать Царем Израиля и Мира и Машиахом.
Синедрион он собирать не стал, решив, что ему вполне достаточно помазания Самуила.
- Не хватало мне еще семидесяти лишних болтунов!
Хотя Моше Спектор утверждал, что собрать его можно хоть сейчас, если только все мудрецы Израиля с этим согласятся и изберут семьдесят достойных из своей среды. Кого считать мудрецами Израиля, он не уточнял. Обычно мнения на этот счет расходятся.
- За шестнадцать веков не договорились - и сейчас не договорятся, - сказал Эммануил. - Принесут присягу - значит, признали.
Была еще одна причина отрицательного отношения Господа к Синедриону. Название органа власти, осудившего Христа, звучало слишком неприятно для ушей христиан (не зря его распустил император Феодосий Второй), а христиан на три порядка больше, чем иудеев: Эммануил не мог с ними не считаться.
Храм еще не был достроен, хотя возводился бешеными темпами. По периметру храмовой площади торчали хрустальные ребра будущего свода, сияли на солнце тонкие металлические колонны и первые перекрытия. Пока все это напоминало раскрытую пасть гигантской акулы. Достроить надеялись к Хануке, то бишь где-то к Рождеству.
Наступил Йом-Кипур: праздник и одновременно пост. Двадцать пять часов сухой голодовки. В синагогах всей общиной пели длинные признания в своих грехах.
Эммануил задержался до праздника Сукот (праздника Кущей, то есть палаток). Евреи строили шалаши у своих домов в воспоминание о том, как они жили в пустыне.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 [ 46 ] 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
|
|