и радостное удовлетворение.
Ведьмы, казалось, выражал удовольствие.
поймут все. Он внимательно наблюдал за рукой м-ра Дарка.
Вниз, еще ниже, коснуться, проверить, ощутить трепет жизни.
М-р Дарк взял Ведьму за руки. Кукла. Марионетка. Он
пытался заставить ее двигаться, но безжизненное тело не
слушалось его. Тогда он призвал на помощь Скелета и
Карлика, они трясли и двигали тело, норовя придать ему
видимость жизни, а толпа потихоньку пятилась от помоста все
дальше.
неужели это убило ее? Наверное, виновата другая пуля.
Может, она случайно проглотила настоящую? Моя улыбка? О
Иисусе!"
окончено! Все в порядке! Так и задумано! - Он не глядел
на мертвую женщину, не глядел на толпу, не глядел даже на
Вилли, моргавшего, как сова днем, только что выбравшегося из
одного кошмара и готового провалиться в следующий. М-р Дарк
кричал: - Все по домам! Представление окончено! Эй, там,
гасите свет!
принялась разворачиваться, как огромная карусель, двинулась,
густея под еще горевшими фонарями, словно надеясь
отогреться, прежде чем шагнуть в ветреную ночь. Но огни
продолжали гаснуть.
сжимавшим в руке винтовку, убившую Ведьму улыбкой.
на помосте, топчется и сопит м-р Дарк.
- Да! Да, внутри!
сидел Джим
Лабиринт.
заковылял к заднему выходу
немилосердно терзала левую руку Чарльза Хэллуэя, поднималась
к локтю, выше, еще немного, и ударит в сердце.
руку.
смыкалась вокруг Вилли с отцом, огни гасли один за другим,
ночь густела, наливалась силой, ухмылялась, выталкивала
людей прочь, срывая последних посетителей, как запоздалые
листья с деревьев, гнала по дороге...
валы, это был вызов, брошенный ему ужасом. Надо было
принять его, шагнуть в зеркальное море, проплыть по холодным
волнам, прошагать по зеркальным пустыням, прекратить,
остановить распадение человеческого "я" в бесконечно
отраженных поворотах Чарльз Хэллуэй знал, что ждет его
Закроешь глаза - заблудишься, откроешь - познаешь отчаяние,
примешь на плечи невыносимое бремя, которое вряд ли унесешь
дальше двенадцатого поворота. И все же он отвел руки сына.
подожди! Я иду! - Отец Вилли шагнул в Лабиринт.
плиты темноты, сверкали стены, отполированные, отчищенные,
промытые миллионами отражений, прикосновениями душ, волнами
агоний, самолюбовании или страха, без конца бившимися о
ровные грани и острые углы.
искра, то сиреневая змейка струилась по зеркалам, отражения
мигали, став тысячами свечей, угасающих под ледяным ветром.
- легион седовласых, седобородых мужчин с болезненно
искаженными ртами.
Не бойся. Все они - только мой папа!"
угрюмых стариков. Посмотрите на их глаза! И так старые
отражения дряхлели с каждым шагом, они дико размахивали
руками в такт жестам отца, отгонявшего видения в зеркалах.
маленький, замерли, невольно съежившись, в напряженно
дышащей тишине.
потрошила карманы, хватая, определяя, выбрасывая. Он знал,
что легионы стариков в темноте двинулись со стен, прыгают,
теснят, давят и в конце концов уничтожат отца оружием своей
сущности. За эти секунды, что летят, летят и уносятся
навсегда, если не поторопиться, может произойти невесть что!
Эти воины Будущего наступают, а с ними - все предстоящие
тревоги, настоящие, подлинные отражения, с железной логикой
доказывающие: да, вот таким станет отец Вилли завтра, таким
- послезавтра, и дальше, дальше, дальше... Это стадо
затопчет отца! Ищи! Быстро ищи! Ну, у кого карманов
больше, чем у волшебника? Конечно, у мальчишки! У кого в
карманах больше, чем в мешке у волшебника? Конечно, у
мальчишки! Вот он!
на полушаге, роты слева со скрипом выпрямились, бросая
зловещие взгляды на непрошенное пламя, мечтая только о
порыве сквозняка, чтобы снова рвануться в атаку под
прикрытием тьмы, добраться до этого старого, ну вот же -
совсем старого, а вот - еще старше, добраться до этого
ужасающе старого старика и убить его же собственной
неотвратимой судьбой.
зеркал какие-то высохшие полуобезьяны протянули бутоны
желтого огня. Каждая грань метала дротики света. Они
незримо вонзались, внедрялись в плоть, кололи сердце, душу,
рассекали нервы и гнали, гнали дерзкого мальчишку вперед, к
гибели.
постаревших на неделю, на месяц, год, пятьдесят, девяносто
лет, повторило движение. Зеркала уже не отражали, они
высасывали кровь, обгладывали кости и вот-вот готовы были
сдуть в ничто прах его скелета, разбросать тончайшим слоем
мотыльковую пыль.
старцев.
последнюю спичку.
закрыв руками лицо. Отражения приседали, приспосабливались,
занимали удобное положение, готовясь, как только исчезнет
свет, продолжить наступление. Вилли схватил отца за плечо и
встряхнул.
никогда не приходило, что ты - старый! Папа, папочка! - В
голосе слышались близкие рыдания. - Я люблю тебя!