Чтение 46–й страницы книги ~Мона Лиза Овердрайв~

огромной куртке под цвет желоба, голова в капюшоне.

Мона вздрогнула, когда та, в оранжевом, повела другую по крыше, прочь
от черного вертолета. Это была... Но как же?!

Садитесь назад, приказала Молли, открывая дверь со стороны водителя.

Это ты, выдавила Мона, глядя в самое знаменитое лицо в мире.

Да, отозвалась Энджи, не отрывая глаз от лица Моны. Это... кажется...

Пошевеливайтесь, сказала Молли, положив руку на плечо звезды. Забирайся
внутрь. Твой марсианский полукровка уже просыпается.

Мона оглянулась на вертолет. С погашенными огнями он казался детской
игрушкой, будто гигант-ребенок поиграл с ней здесь и забыл...

Хорошо, раз так, сказала Энджи, забираясь на заднее сиденье.

И ты, золотце, сказала Молли, подталкивая Мону к открытой двери.

Но... Я хочу сказать...

Пошевеливайся!

Мона забралась внутрь, чувствуя запах духов Энджи, скользнув запястьем
по ее сверхъестественно мягкой огромной шубе.

Я тебя видела, услышала она свой собственный голос, в новостях.

Энджи промолчала.

Молли скользнула на место водителя, захлопнула дверь, тихонько запел
мотор. Оранжевый капюшон плотно затянут, лицо как белая маска с пустыми
серебристыми глазами. Тут они покатили под навес к пандусу, вписываясь в
первый поворот. И так пять уровней вниз по узкой спирали, а потом Молли
завернула в проход меж рядами огромных дальнобойных грузовиков под тусклыми
диагоналями осветительных полос.

Парасенсорное наблюдение, сказала Молли. Ты когда-нибудь видела в

Агентстве подобное оборудование?

Нет, ответила Энджи.

Если у службы безопасности Сенснета оно есть, то они, возможно, уже
внизу...

Она завела машину за огромный, похожий на вагон ховер, белый, с
выведенными через всю заднюю дверь квадратными синими буквами названия.

Что там написано"? спросила Мона и тут же почувствовала, что краснеет.

Китайские Катоды, сказала Энджи.

Моне показалось, что она раньше уже где-то слышала это название.

Молли вышла из машины и теперь открывала огромные двери ховера. Скинула
вниз желтые пластиковые сходни.

Потом она вернулась в машину. Взревел мотор, и они въехали прямо в
кузов ховера. Сорвав с головы оранжевый капюшон, Молли встряхнула головой,
высвобождая волосы.

Мона, ты как, сможешь выбраться отсюда и втянуть сходни обратно? Они не
тяжелые.

Звучало это не как вопрос.

Они были действительно не тяжелые. Мона втянула сходни и помогла Молли
закрыть двери.

Она кожей чувствовала в темноте присутствие Энджи.

Это и вправду была Энджи.

В кабину. Пристегивайтесь. А теперь держитесь.

Энджи. Она сидит рядом с Энджи. Потом шипение это Молли подала воздух в
воздушную подушку, и их вновь понесло вниз по спиральному пандусу.

Твой друг уже очнулся, сказала Молли, но пока не способен двигаться.
Еще четверть часа. Она снова съехала с пандуса на очередной уровень но на
этот раз Мона уже потеряла счет этажам. Этот был набит модными тачками.
Ховер пронесся по центральному проходу и свернул налево.

Тебе очень повезет, если он не ждет нас внизу, сказала Энджи.

Молли затормозила в десяти метрах от больших металлических ворот,
разрисованных диагональными желтыми и черными полосами.

Нет, ответила она, вынимая из бардачка маленькую синюю коробочку. Это
ему повезло, если он не ждет нас снаружи.

Оранжевая вспышка и грохот: Моне будто хорошим хуком справа ударило в
диафрагму. Ворота сорвало с петель. В облаке дыма створка ворот вывалилась
на мокрую мостовую, и вот они уже проскочили над ней, свернули. Ховер
набирал скорость.

Ужасно грубо, не так ли? спросила Энджи и по-настоящему рассмеялась.

Знаю, ответила Молли, сосредоточившись на дороге. Иногда только так и
можно. Мона, расскажи ей о Прайоре. О Прайоре и о твоем приятеле. То, что ты
рассказывала мне.

Никогда в жизни Мона не испытывала подобной робости.

Пожалуйста, сказала Энджи, расскажи мне, Мона.

Вот так. Ее имя. Энджи Митчелл наяву произнесла ее имя. Обратилась к
ней. Прямо тут.

От этого хотелось упасть в обморок.
ГЛАВА 34. МАРГЕЙТ-РОУД

Похоже, ты потерялась, сказал продавец лапши по-японски.

Кумико решила, что он кореец. У отца были партнеры-корейцы; они за
нимались строительным бизнесом, так говорила мать. Как и этот, они, как
правило, оказывались крупными мужчинами, почти таких же габаритов, как
Петал, с широкими серьезными лицами.

И, кажется, очень замерзла, продолжал кореец.

Я ищу одного человека, устало сказала Кумико. Он живет на Маргейт-
роуд.

Где это?

Не знаю.

Зайди, предложил торговец, обведя жестом конец стойки.

Его палатка была собрана из щитов розового рифленого пластика.

Она прошла между плакатом с рекламой лапши и стендом, рекламировавшим
какое-то роти это слово было составлено из окрашенных в бредовые цвета дутых
букв, с которых будто соскальзывали светящиеся капли. От прилавка пахло
специями и тушеным мясом. Холод кусал за ноги, щипал уши.

Пригнувшись, Кумико проскользнула под затуманенный паром кусок
полиэтилена. В самой палатке оказалось очень тесно: приземистые синие
баллоны с бутаном, три плитки, заставленные высокими кастрюлями, пластиковые
мешки с не готовой еще лапшой, стопки пластиковых мисок среди всего этого
двигался громадный кореец, ухаживая за своими кастрюлями.

Садись, сказал он.

Когда девочка присела на желтую пластмассовую емкость с глютаминатом
натрия, голова ее оказалась ниже прилавка.

Ты японка?

Да, ответила она.

Из Токио?

Кумико помедлила.

Одежда такая, пояснил кореец, потом спросил, кивая на ее ноги: Почему
ты ходишь в этом зимой? Такая теперь в Токио мода?

Я потеряла сапоги.

Он протянул ей пластиковые миску и палочки; в прозрачном желтом бульоне
плавали слипшиеся комки лапши. Девочка жадно ела, потом выпила бульон.
Кумико смотрела, как кореец обслуживает африканку, которая забрала лапшу с
собой в собственной посудине с крышкой.

Маргейт, задумчиво повторил торговец, когда женщина ушла.

Вынув из-под прилавка книгу в бумажном, с жирными пятнами переплете, он
начал ее листать, слюнявя большой палец.

Вот, сказал он наконец, ткнув пальцем в карту с невероятно мелким
масштабом. Вниз по Экр-лейн.

Порывшись под прилавком, он нашел синюю перьевую ручку и начертил
маршрут на грубой серой салфетке.

Спасибо, сказала Кумико, мне пора идти.

Пока она брела к Маргейт-роуд, к ней пришла мать.

Салли в опасности, где-то в Муравейнике, и Кумико верила, что Тику
удастся отыскать способ с ней связаться. Если не по телефону, то через
матрицу. Может быть, Тик знает Финна, мертвого человека из тупика...

Постоянно растущий коралловый риф метрополии в Брикстоне дал убежище
совсем иной, незнакомой форме жизни. Лица, светлые и темные, мешанина
бесчисленных национальностей и рас. Кирпичные фасады испещрены надписями,
рисунками буйство красок и символов, какие и представить себе не могли
первоначальные строители или владельцы. Из открытой двери паба, мимо ко
торого она проходила, выплескивались бой барабанов, жар и раскаты смеха.
Лавки продавали совсем незнакомую Кумико еду, тюки яркой одежды, китайские
инструменты, японскую косметику...

Задержавшись у освещенной витрины с коллекцией помад и румян, где ее
лицо отразилось в серебристом заднике декорации, девочка почувствовала, как
на нее из ночи обрушилась смерть матери. Мать так любила подобные вещи.

Безумие матери. Отец никогда не упоминал о нем. В мире отца не было
места безумию. Безумие матери было европейским, импортной западней го рестей
и иллюзий... Отец убил ее мать, сказала Салли на Ковент-Гарден. Но правда ли
это? Он привозил врачей из Дании, Австралии и, под конец, из Тибы. Врачи
выслушивали сны принцессы-балерины, чертили карты и временные графики ее
синапсов и брали анализы крови. Но принцесса-балерина отказывалась и от их
таблеток, и от их утонченной хирургии.

Они хотят изрезать мне мозг лазерами, шептала она Кумико.

Она нашептывала и другие вещи.

По ночам, говорила она, из своих кубиков в кабинете отца Кумико, как
дымок, восстают злые духи. Эти старики... говорила она, они высасывают наше
дыхание. Этот город пьет мое дыхание. Здесь нет покоя. Нет настоящего сна.

Перед концом она совсем перестала спать. Шесть ночей мать молча и
совершенно неподвижно сидела в своей голубой европейской комнате. На седьмой
день она ушла из квартиры одна достойный упоминания подвиг, учитывая усердие
секретарей и отыскала дорогу к холодной реке.

Но в заднике витрины ей еще чудились линзы Салли. Кумико вытащила из
рукава свитера карту корейца.

У обочины на Маргейт-роуд стояла сожженная машина. Девочка помедлила
возле нее, оглядывая молчаливые фасады на противоположной стороне улицы, и